олько минут. Оля сказала задумчиво:
— Мама куда то пропала и Таня чего то не идёт.
Лада поглядела, на лесную дорогу, засыпанную потоптанными грибами и ягодами:
— Вон, кажется, твоя идёт с тазом.
Мама обернулась и уставилась на мелькающую среди стволов фигуру в ярком платье. Она глядит и ждёт, когда старшая дочка подойдёт ближе. Та шагает быстро, по лесной дороге. Когда же старшая дочка подошла, то мама спросила:
— Таня, ну ты где была так долго?
— За молоком ходила.
— Да уж всё, сгорел кухонный сырник.
Поставила старшая дочка таз с молоком на траву:
— Сгорел?
— Да. Вон валяется.
Таня подошла к блинно — оладьевой подошве с изящной союзкой и подняла:
— Фу, мама, — загнусавила она, зажав нос, — он так сыром чего то воняет.
— Так гасырник сгорел вот и воняет.
Таня отбросила кухонный сырник и отбежала к кустам. Тело её дрогнуло. Раздался звук, словно она на кого то косляется, потом плеск, потом снова бе и еще плеск.
Мама произнесла с улыбкой:
— Солянкой кусты полила. Она у меня слишком впечатлительная. Поработала бы на производстве, где я работаю, её бы рвало каждую минуту. Там вообще одни ножные запахи.
Лада встала и подошла босая к Тани:
— У тебя всё хорошо?
— Да, тётя Лада, всё нормально, просто он так воняет, словно тебе вонючую ногу в рот засунули и заставили съесть.
— А зачем ты его нюхала. Не нюхай больше.
Лада подошла снова к Оле и села рядом на берегу пруда. Вскоре к ним присоединилась старшая дочь Таня.
Они посидели немного вместе. Лада поспрашивала Таню об учёбе в лесном институте. Мама сказала Тане:
— Шла бы поиграла с девочками.
— Мама, я уже выросла из такого возраста, чтобы с мелкими носиться. Я пойду лучше повцепляюсь в доску, а то давно не вцеплялась.
Глава 22 Раскол доски и срыв Тани
Таня подошла к доске, поставила свои кухонные сырники рядом и встала на доску. Затем согнула пальцы ног и вонзила ногти в дерево. Доска скрипнула под натиском громадных ступней и огромных ногтей, вошедших грубо и бесцеремонно и как то резко и сразу. Раздался треск. Доска лопнула на две половины.
Мамы обернулись и завизжали на разные голоса разными переливами. Они подскочили с мест и не сговариваясь, схватили Таню. Оля за ноги, а Лада за бюст.
— Держите, срываюсь, — провизжала Таня.
Груди замычали, влагалище зарычало, как оскалившаяся и ощетинившаяся собака.
— Одно за другим, — прорычала мама.
Младшие сбежались на визг и крики. Лада сказала:
— Ну — ка отошли, отошли, а то сейчас как даст в лоб пяткой, и мало не покажется.
Таня визжит и дрягается, удерживаемая четырьмя руками. Валяются две половинки доски, а рядом стоят ещё тёплые кухонные сырники, не успевшие остыть от тепла ног и воняющие сыром, картошкой, салатом и котлетой.
— Кладём её кладём, — проорала Лада.
Она села ей на руки, придавив с обеих сторон коленками, а мама села на ноги и обхватила крепко за лодыжки.
— Вот вырывается сучка, — крикнула мама, под рык идущий из подросткового женского влагалища, начавшего распространять от внутренней работы кисломолочный запах.
Таня волком завыла, выгнулась дугой, а после засучила босыми ногами с грязными пятками и подушечками пальцев ног.
— Ольга, держи ей крепче ноги, а то вырвется, не поймаем, — проорала Лада.
Дочки скопились рядом. Они стоят и глядят на дрыгающуюся Таню, издавая повизгивания. Настя согнула пальцы ног от напряжение и те аж побелели. Гузель стоит с широкими пятками, согнув пальцы ног и углубив прямоугольные огромные ногти в землю. Прижала Аиша ладони к лицу и глядит вытаращенными глазами.
— Таня проорала на всю поляну и снова просучила ногами, которые удерживает родная мама.
— Крутит, милую, крутит, — произнесла Лада.
Покоиться взади расколотая надвое доска. Стоят тут же остывающие от тепла ног кухонные сырники старшей дочери. Пятки детские грязные в количестве шести штук босят рядом.
Раздался опять Танин продолжительный крик:
— Ааааааааааааааааа.
— Как выгибает милую, — сказала Лада, сквозь рычание её влагалища и мычания грудей.
Таня крикнула:
— Мама, полей мне молока на грудь, а то её пересырнявливает.
Оля поглядела на дочек и сказала:
— Задерите ей платье.
Три дочки подошли вплотную и присели. Ухватилось множество детских пальцев за край подола, и они обнажили голый половой лобок с двумя пальцами и огромными ногтями. Потянули дальше и обнажили грудь. Настя взяла таз с молоком, пробасив детскими мощными босыми ступнями в травинках и грязи, поднесла его и опрокинула на мычащую дрыгающуюся грудь старшей сестры. Молоко хлынуло водопадом и растеклось по земле, начав моментально впитываться в землю. Грудь обросла сырной коркой и смолкла.
— Тебе легче? — спросила мама.
— Ну как тебе? — спросила тётя Лада.
— Уже получше, — ответила Таня, сделав глубокий вдох и выдох.
Девочки ушли играть дальше на поляне, а Таня крикнула:
— Держите, сейчас снова будет.
Лада закусила губу, мама оскалилась и прорычала:
— Как крутит блядь ебучую, стерву вонючую. Блядь сука заебала.
— Не надо так, — произнесла Лада, — лучше говорить добрые ласковые слова, — милая моя Танечка, всё будет хорошо, моя милая. Всё сейчас будет замечательно. Потерпи, потерпи, моя ягодка, моё солнышко. Ещё немного потерпи.
— Аааааааааа, — проорала Таня на всю поляну, задрыгав телом, — как крутит на хуй. Вот сука ёбаный в рот, — и перешла на фальцет, — мама, держи меня крепче, меня крутит, мамааааа. Ааааааа.
— «Рррррр ррррр рррррр», — начало рычать снова злобно Танино влагалище, обдуваемое тёплым ветром между мощных ляжек и шевелить двумя огромными влагалищными пальцами с отращёнными ногтищами.
— Блядь крутит незнамо как. Держи меня на хуй крепче. Мама, держи меня.
— Держу, доня, держу, моя девочка.
— Аааааааа, — выгнулась снова Таня, замотала головой и засучила мощными голыми босыми грязными ногами. Тётя Лада с мамой держат крепко ей руки и ноги. Таня орёт что есть силы:
— Мама, меня крутит, крутит.
— Терпи, родная, терпи, — пролепетала страстно тётя Лада и принялась осыпать подростковую грудь звонкими чвакающими поцелуями, — всё будет хорошо. Тебя сейчас немножко покрутит и отпустит.
— Ааааа, как же меня сильно крутит, ёбаный в рот. Держите меня на хуй.
Настя подошла к ним и встала рядом. Она присела и принялась то же целовать свою старшую сестру. Поцеловала её грязные вонючие ступни, приложила губы к половому лобку и обсосала каждый палец женских половых органов. Аиша же водит хоровод с Гузелью там подальше среди цветов, а Настя тут, переживает за старшую сестру. Таня постепенно стала успокаиваться, начав кричать всё тише и тише, обрадовав маму, сестру и тётю Ладу. Они её теперь спокойно отпустили и сели снова на траву возле пруда. Лада собрала две половины доски и бросила в тачку. Доски грохнули друг об друга. Лада села рядом и сказала маме:
— Доска уже старая видимо сделалась, ведь в неё моя бабушка вцеплялась, когда я была маленькой, там столько лунок от ногтей, вот наверно уже и не выдержала просто ещё одного вцепления.
— Да. Наверно, — ответила с грустью мама, продолжая глядеть на колосный станок в пруду.
Глава 23 На берегу пруда
— Не грусти. Сейчас его вытащат, настроят и всё будет в порядке. Я сейчас к вам то же приду. Пирог у вас испеку. Чаю вместе попьём. Не грусти, Оля.
— Да я особо и не грущу.
— Знаешь, ведь в случае чего, ты можешь воспользоваться моим колосным станком, если с этим ничего не выйдет.
— Но ведь станок вещь очень личная и интимная и тебе не жалко будет?
— Нет, Оля, для тебя ничего не жалко.
Таня села рядом с ними и вступила в беседу, начав шевелить то быстро, то медленно пальцами ног, наравне с мамой и тётей Ладой. Так они посидели ещё немного. Солнце переместилось ближе к западу, когда лес неожиданно наполнил звук работы двигателя вперемешку с множеством женских криков: «Яиии Яиииииии».
Глава 24 Спасение колосного станка из пруда
Мама встрепенулась и воскликнула, сдерживая улыбку:
— Кажется настройщицы колосного станка на балалайке сюда едут.
Лада прислушалась и произнесла:
— Да, Оля, ты права, что — то едет. Мне то же слышны эти голоса и этот звук двигателя.
— Да, едет, едет, — прокричала Таня.
Дочки подбежали и хором, перебивая, друг дружку и перекрикиваясь, сказали, что там едет балалайка. Мама повернулась вместе с тётей Олей, Таней и дочками в сторону лесной дороги. Все увидели округлый жёлтый небольшой автобус с множеством окошек, отражающих солнечные лучи. Он покачивается на неровностях и подъезжает медленно к повороту.
— «Яииии Яиииии Яииииии», — раздаётся то и дело хором из автобуса.
Мама закричала Насте:
— Ну ка сюда, ко мне. Видишь, балалайка прёт?
— Гузель, Аиша, ко мне, ко мне, — покричала тётя Лада.
Дочки подбежали и встали возле своей мамы — Лады с двух сторон. А на их лицах появился небольшой испуг.
Они отошли вшестером в сторону от пруда. Автобус въехал, покачиваясь, на цветочную поляну и остановился недалеко от пруда. Двери сложились как книжки, издав лязг. Вышла первой бабушка в кухонных сырниках и платье, а за ней одна за другой узкоглазые настройщицы колосных станков. Все голые в косынках и колосных босырниках с множеством завязочек на лодыжках. Мама глядит, и у неё такое ощущение, что они заполонили собой всё пространство и так похоже одна на другую, что различить их невозможно, без длительного близкого общения. Вышла из — за руля мощная азиатка и зашла в салон балалайки, мелькая голой жопой. Стоят уже несколько настройщиц у пруда, разговаривая на своём языке. Другие повыше стоят, глядят на утонувший колосный станок и то же с оживлением переговариваются между собой. Водительница вышла с толстым канатом и прицепила один конец за буксирную проушину, а второй бросила в сторону пруда, затем снова села за руль. Автобус подъехал ближе задним ходом и снова остановился. Водительница вышла и крикнула: