ня об услуге, у меня не хватило духу ему отказать.
– Вы встречали раньше мсье Пьера де Ботранше?
– Нет. Я знал, что он выдающийся химик, но я и подумать не мог, что он окажется в этом замешан.
– А что вы можете сказать о лейтенанте Форже?
– Я не был с ним знаком. По-моему, во время дуэли он чувствовал себя в своей стихии. Но я бы не назвал его умным человеком.
– Почему?
– Ну, к примеру, пока англичане что-то обсуждали между собой по-английски, лейтенант повернулся ко мне и сказал: «Жаль, что тут не принимают ставки, хоть я и секундант виконта, я бы все свои деньги поставил на его противника». А ведь мсье де Ботранше стоял в нескольких шагах от нас, и когда он посмотрел на лейтенанта, я понял, что виконт все слышал.
Все-таки хозяин дома увлекся и вопреки своим принципам назвал титул дуэлянта.
– Как он вообще себя вел? – спросила Амалия. – Я имею в виду мсье де Ботранше, разумеется.
– Он держался очень спокойно и с большим достоинством, – ответил доктор, подумав. – Не хуже полковника, если вас это интересует. Вообще, к моему удивлению, никто из присутствующих не волновался, по крайней мере, внешне. Никто не суетился, кроме, пожалуй, мсье Форже. Он строго следил, чтобы все было по правилам, не стеснялся делать замечания и вообще, кажется, получал большое удовольствие от того, что ему позволили распоряжаться.
– А что делал мсье де Ранси?
– Ну, он, так сказать, присутствовал, но почти ни во что не вмешивался. Впрочем, у лейтенанта Форже хватало энергии на двоих, так что мсье де Ранси мог и не утруждать себя.
– Скажите, он как-то напутствовал виконта перед дуэлью? Может быть, сказал ему что-то?
– Нет. Ничего. Но, вероятно, у них было достаточно времени для разговоров раньше, потому что мсье де Ботранше остановился у мсье де Ранси. Правда, я заметил, что англичане обменялись несколькими фразами. Я не говорю по-английски, но, судя по выражениям их лиц, секунданты не сомневались в успехе своего товарища. Да и он сам, по-моему, в нем не сомневался.
– Что было потом, мсье Монруж?
Доктор вздохнул.
– Я смотрел, как дуэлянты занимают свои места, и мне было очень не по себе, сударыня. Я никак не мог отделаться от мысли, что присутствую при убийстве, и меня вовсе не утешал тот факт, что это убийство, освященное традициями. Потом я увидел вспышку и одновременно услышал выстрел. Не было никакого эха, никакого другого выстрела, понимаете? Полковник Уортингтон упал не сразу, но так бывает при смертельных ранениях. Когда я подбежал к нему, я сразу понял, что он мертв. Поднялась суматоха, англичане были просто ошеломлены, а лейтенант Форже кинулся к мсье де Ботранше, стал трясти его левую руку – в правой тот все еще сжимал пистолет – и сыпать поздравлениями. Лейтенант даже объявил, что он всегда верил в успех господина виконта и совсем, совсем в нем не сомневался… представляете? Он говорил с таким убеждением, что я готов был усомниться в том, что слышал от него же всего несколько минут тому назад…
– А что граф де Ранси? – спросила Амалия.
– Он был озадачен, но вел себя очень сдержанно. Пожал руку виконту и сказал что-то вроде «Прекрасный выстрел».
Амалия знала, что разные люди, ставшие очевидцами одного и того же события, будут рассказывать о нем по-разному, и от нее не укрылось, что доктор был более точен в передаче некоторых деталей. Хобсон, к примеру, уверял, что оба секунданта-француза кинулись к виконту и стали наперебой его поздравлять.
– Потом мсье де Ботранше спросил меня, серьезно ли полковник ранен, – продолжал доктор. – Он никак не мог взять в толк, что только что убил человека. Когда он увидел, что его противник мертв, он упал в обморок. Мсье де Ранси попросил отнести его в карету, что мы и сделали.
– Кстати о карете, – вмешалась Амалия. – Там был кучер, некий Матье Эпиналь. Вы можете сказать о нем что-нибудь?
– Это не кучер, это слуга мсье де Ботранше, – ответил доктор. – То есть он умеет править лошадьми, но в первую очередь он все-таки слуга. Мсье де Ранси объяснил, что его взяли, чтобы не посвящать в дело посторонних людей.
– Полагаю, после дуэли Эпиналь уехал из Парижа вместе со своим хозяином?
– Вероятно. Впрочем, я не интересовался. Я был до смерти рад, что все закончилось… но, как оказалось, я все же заблуждался. Похоже, мне придется еще не раз рассказывать о той дуэли, – добавил Монруж с легкой улыбкой.
– Я должна вам сказать одну вещь и надеюсь, что это останется между нами, – проговорила Амалия. – Насколько мне известно, мсье Ломов никогда не был другом покойного полковника. Поэтому его визит к вам меня весьма озадачил. Чего, собственно, он от вас добивался?
– Он расспрашивал меня о дуэли, но вовсе не так дотошно, как вы, сударыня. И его, и брата мсье Уортингтона интересовал только один вопрос: мог ли стрелять кто-то посторонний, кого мы не заметили. Когда я ответил отрицательно, мсье Ломов не стал настаивать на своей версии, а вот англичанин позволил себе усомниться в моей порядочности, после чего я был вынужден просить его покинуть мой дом.
– Скажите, а никто из ваших посетителей не упоминал, к примеру, что у них есть какие-то доказательства?
– Насколько я понял, – усмехнулся доктор, – как раз доказательств им и не хватает. Правда, сударыня, вы должны понимать, что я не могу утверждать наверняка. Возможно, вам лучше задать свой вопрос мсье Уортингтону? Если старший брат, м-м, питал к вам дружескую привязанность, младший вряд ли станет что-то от вас скрывать. По крайней мере, мне трудно представить, чтобы он решился оставить без внимания просьбу столь очаровательной дамы, как вы.
Глава 10Человек со шрамом
– Разумеется, у нас есть досье на капитана Уортингтона, – сказал Осетров, поудобнее устраиваясь в своем кресле. – Не сказать, чтобы объемное, но есть. Могу я узнать, почему этот джентльмен вас так заинтересовал?
– Его имя упомянул Джереми Скотт, а затем доктор Монруж, – отозвалась Амалия. – По их словам, капитан хочет разобраться, кто на самом деле убил его брата. Так как его интерес отчасти совпадает с нашим, мне бы хотелось узнать о младшем Уортингтоне побольше.
– Боюсь, когда вы узнаете о Треворе Уортингтоне побольше, у вас пропадет всякая охота с ним общаться, – ответил Осетров, усмехаясь. – Капитан Уортингтон – хвастун, задира, горлопан и coureur de femmes [5]. Его единственный талант, с лихвой возмещающий отсутствие остальных талантов, – влипать во всякие истории, и можете не сомневаться, что он весьма в этом преуспел. Он сводный брат покойного полковника, который долго с ним возился, пытаясь приставить к делу, но, в конце концов, сдался и махнул на Тревора рукой. В армии тот постоянно оказывался в центре всевозможных скандалов, так что, в конце концов, его услали в Гибралтар, где он служил до недавнего времени. Узнав о том, что случилось с братом, он выхлопотал себе отпуск – опять же со скандалом, если верить слухам, – и явился в Париж. Толку вам от него не будет никакого: все, кто с ним сталкивался, в один голос характеризуют его как дурака, причем опасного.
– Гм, – сказала Амалия, с преувеличенным вниманием разглядывая потолок, – как говорит Петр Петрович Багратионов, «нет на свете такого дурака, которого мы не могли бы использовать в своих целях».
– Должен признаться, лично я в таких случаях вспоминаю другую поговорку, – любезно отозвался ее собеседник. – А именно «есть такие дураки, с которыми лучше не связываться». Никогда.
– По-вашему, младший Уортингтон именно из таких?
– Совершенно верно, сударыня. Пытаясь наладить с ним контакт, вы не получите ничего, кроме неприятностей. Потому что капитан Уортингтон, помимо всего прочего, – большой мастер создавать другим проблемы на ровном месте. Верьте мне, пользы от него не будет никакой, зато вреда – предостаточно. Он не умеет держать язык за зубами, не уважает женщин и не подчиняется ничему, кроме собственных прихотей, которые меняются по двадцать раз в минуту. Ни к каким особенным данным он доступа не имеет, потому что ни одна секретная служба не возьмет к себе человека с таким характером, так что ценность капитана Уортингтона для нас нулевая. Вы меня знаете, сударыня, я редко даю советы, но в данном случае я бы не советовал вам тратить на него ваше драгоценное время.
– Хорошо, раз вы так говорите, я не буду искать с ним встреч, – сказала Амалия. – Хотя должна признаться, что расследование пока продвигается туго. Кое-что я узнала от Виктора Ивановича, после чего побеседовала с Хобсоном, Скоттом и доктором Монружем, а также побывала на месте дуэли. Правда, поездка в Булонский лес мне ничего не дала – после публикации в газетах туда потянулись любопытные и все затоптали. Если бы стадо слонов сбежало из зоологического стада, оно и то не могло бы навредить больше, – добавила баронесса Корф с обидой.
– Но вам все же удалось что-то выяснить?
– Елагин рассказал, что Ломов разговаривал с человеком, который зашел в его купе. Англичане уверяют, что никакого постороннего стрелка на месте дуэли не было. Доктор Монруж говорит то же самое. – И Амалия вкратце пересказала содержание своих встреч со свидетелями.
Осетров очень внимательно выслушал свою собеседницу, вертя в пальцах карандаш. Когда она закончила свой рассказ, резидент некоторое время молчал.
– Итак, по поводу того, что произошло в Булонском лесу, у нас есть показания четырех человек. Вы уверяете, что не видели никаких посторонних лиц. Хобсон клянется, что осмотрел все возле места дуэли и тоже никого не видел. Молодой Скотт искал пулю виконта и ничего не нашел. Доктор Монруж считает, что причиной смерти полковника Уортингтона стал выстрел, произведенный его противником. Таковы факты. Что мы можем им противопоставить? Уверенность Сергея Васильевича, что с дуэлью что-то нечисто, последующее нападение на него и его исчезновение.
– И мое ощущение, что что-то было не так, – подала голос Амалия.