– Маленькая поправка, – вмешалась Амалия. – Я знала, что он жив, еще до того, как приехала к графу. Кстати, это, случаем, не вы стреляли в голову бедолаге, которого похоронили под именем Пелиссона?
– Нет. Я понял, что Сезар жив, когда увидел его в толпе возле церкви.
– Врете. Вы еще раньше предупреждали насчет него графа де Ранси.
– Хорошо, будь по-вашему. Я видел, как Дассонвиль относится к своему сыну. И я совершенно точно знал: что бы Сезар ни натворил, генерал сделает все, чтобы его защитить. Но…
– Но?
– Но это не значит, что я не понимал, как Пелиссон может быть опасен. – Раймон дернул щекой. – Может быть, мы продолжим беседу где-нибудь в другом месте?
– Идите в гостиную, – велела Амалия. – Но помните о дистанции и не делайте резких движений. – Раймон нахмурился. – Вы обещали свернуть мне шею, так что не обессудьте.
Они перешли в гостиную, и от Амалии не укрылось, что ее гость заметил обгоревшие клочки бумаги в пепельнице. Он сел на диван, а баронесса Корф устроилась в кресле возле стола, на который положила револьвер, чтобы он всегда был под рукой.
– За разбитое стекло, – негромко заметила Амалия, глядя на окровавленную руку Раймона, – вам тоже придется заплатить. Вас послал ко мне генерал?
– Если бы он послал меня, я пришел бы открыто. Просто… просто все усложнилось.
Тут Амалии, разумеется, полагалось спросить, что именно усложнилось, но она предпочла молчать и ждать следующей фразы. Раймон заерзал на диване.
– Могу я спросить, что вы намерены предпринять теперь, когда вам известно, что Пелиссон жив? – не выдержал он.
– Можете. Но это не значит, что я вам отвечу.
– Вы известите полицию?
– А вы боитесь полиции?
– С чего вы взяли?
– С того, что убийство какой-то дочки столяра и убийство уважаемых людей – разные вещи. Генерал Дассонвиль много раз выходил сухим из воды, но теперь ему крышка.
– Возможно. – Раймон усмехнулся. – Вы знаете, он был о вас высокого мнения. По-моему, он даже восхищался вами… Самую малость – насколько он вообще способен был кем-то восхищаться. Вы знали Сезара Пелиссона?
– В жизни его не видела.
– Его беременная мать не смогла выехать из осажденного Парижа, а потом ей пришлось пережить все ужасы Коммуны. Однажды толпа чуть не растерзала ее, узнав, что ее муж – офицер. Возможно, все эти обстоятельства повлияли на будущего ребенка.
– Капитан, – сказала Амалия, покачивая носком туфли, – меня не интересует родословная бешеных собак. Меня интересует, чтобы эти собаки сдохли как можно скорее. Надеюсь, моя мысль ясна?
– Думаю, генерал Дассонвиль не согласился бы с вами. Он считал, что его сын просто… просто сбился с пути.
– Кровь на вашей руке несвежая, – сказала Амалия спокойно. – И я не слышала звона разбитого стекла. Почему вы все время говорите о генерале в прошедшем времени?
Раймон закусил губу и откинулся на спинку дивана.
– Потому что он мертв.
– Вы его убили?
– Как вам такое могло прийти в голову? – возмутился ее собеседник, и Амалия увидела, что ей удалось задеть его за живое. – Нет, конечно. Его убил Сезар. Если бы я появился на пять минут раньше, я бы поймал его.
– Если генерал Дассонвиль мертв, – сказала Амалия после паузы, – тогда я действительно не понимаю, что вы делаете в моем доме.
– Там, возле церкви, Пелиссон смотрел на вас, – мрачно сказал Раймон. – Он запомнил вас, ясно? Боюсь, он может прийти за вами.
– И что, мне теперь не ходить по улице? – спросила Амалия, натянуто улыбаясь.
– Улица? Пелиссон убил отца в его квартире, – ответил Раймон. – Заколол старинной рапирой, которую снял со стены. Теперь вы понимаете, что вы тоже находитесь в опасности?
Глава 31Букет фиалок
– Видите ли, капитан Как-вас-там, – заговорила Амалия, усмехаясь, – все это, конечно, звучит очень внушительно, но я люблю факты. А они говорят, что вам доверять нельзя. Ни единому вашему слову.
– Но…
Баронесса Корф покачала головой.
– Вы являетесь ко мне среди ночи, с рукой, измазанной кровью – неизвестно чьей, кстати, – и рассказываете историю, которую я не могу проверить. Знаю, знаю: вы сейчас предложите позвонить генералу Дассонвилю, поговорить с его прислугой, с женой… и так далее. Но посудите сами: откуда мне знать, что вы с ними не сговорились? Я уж не говорю о том, что после тех любезностей, которыми вы меня угощали, ваша забота… она, прямо скажем, настораживает.
– Любезности стали следствием того, что вы в меня стреляли, – не утерпел Раймон. – Сейчас совершенно другая ситуация.
– Нет, дорогой мсье Хамелеон. Ситуация все та же: есть некий месье, который совершает убийства и которого генерал Дассонвиль покрывает, потому что месье – его незаконный сын. Плевать, сколько народу погибнет по вине этого ублюдка: два человека, пять, десять, женщины, дети, даже ваши лучшие агенты – на все плевать, потому что в глазах генерала овчинка стоит выделки. Плевать на слезы матерей, плевать на то, что Робер Траншан ничего в жизни не видел, знай писал себе заметки в газету. Плевать на дочку столяра – сама виновата, что возвращалась домой ночью. Только вот с графом де Ранси вышла промашка, потому что, когда он поймет, что терять ему нечего, он поднимет шум. И выйдет скандал до небес, не исключено, что похлеще дела Дрейфуса. И тогда, дорогой Хамелеон, вы пожалеете, что вы не заяц.
– Я попросил бы вас…
– Не стоит, только время зря потратите. Вопрос, в сущности, такой: потянет ли ваша служба два грандиозных скандала кряду? Что-то мне говорит, что нет. И как же избежать огласки? Убрать, само собой, Пелиссона, убрать генерала Дассонвиля, рассыпаться в извинениях перед графом и объявить, что больше никогда – и вообще генерал был негодяем, жаль только, его поздно распознали. Всю жизнь его знали, но раскусили вот только сейчас. Ну, убить Пелиссона проще пареной репы – формально он уже мертвец, но смерть генерала для публики надо будет повесить на кого-нибудь. На меня, да? – уронила Амалия в пространство. – Вы, наверное, и орудие убийства с собой прихватили, чтобы мне подбросить. Какой у вас был план – подушкой меня придушить? Ах да, разговор был про шею, но тогда останутся следы, а вам же нужно, чтобы все выглядело правдоподобно…
Не обращая внимания на револьвер, лежащий на столе возле руки Амалии, Раймон поднялся с места.
– Я очень хорошо относился к генералу, – проговорил он каким-то странным, неестественным голосом. У его собеседницы мелькнула мысль, что так обычно говорят люди, которые привыкли все время лгать, но однажды жизнь вынуждает их сказать правду. – Можете верить мне или нет, но я пришел сюда только потому, что рассчитывал застать его убийцу. Зря я пытался вас предупредить – вы с Пелиссоном вполне стоите друг друга, и я не завидую, если он на вас наткнется.
– Вы возвращаете мне веру в себя, капитан, – иронически заметила Амалия. – Скажите-ка мне вот что: это вы выбросили Робера Траншана в окно?
– Нет, не я.
– И конечно, не вы толкнули под трамвай служанку Пелиссона?
– Вы совершенно правы. Не я.
– Ну конечно, и полковника Уортингтона тоже убили не вы. – Амалия вздохнула. – Считайте, что вам повезло, месье. Я очень люблю этот ковер, и ваша кровь на нем будет смотреться… неуместно.
Раймон поглядел на толстый ковер «савоннери» под своими ногами и насупился.
– Шагайте к выходу, месье. – Амалия поднялась с места. – И не забывайте, что я вам говорила про дистанцию и резкие движения.
– Можно подумать, что-то может помешать вам меня прикончить, – пробормотал Раймон себе под нос, но Амалия отлично его услышала.
– Конечно, может – мое доброе сердце, – объявила она. – Ведите себя хорошо, и у вас не будет никаких проблем.
– Когда вы так говорите, – не удержался Раймон, – мне кажется, что вы издеваетесь!
– Шагайте лучше к дверям, месье. – Амалия махнула револьвером. – Я устала и хочу спать.
Они вышли из гостиной, спустились по лестнице, и Амалия отперла входную дверь.
– Не то вас может арестовать полиция, если кто-то увидит, как вы лезете в окно, – заметила она, усмехаясь.
Судя по лицу Раймона, он собирался дать ей достойный ответ, но баронесса Корф не стала его дожидаться и, захлопнув дверь, заперла все замки и задвинула засовы.
«Окно… В самом деле надо его закрыть. Еще влетит какой-нибудь воробей…»
Амалия стала обходить помещения первого этажа и, поняв, откуда тянет прохладным ночным воздухом, догадалась, что Раймон проник в дом через окно кухни. Оно и в самом деле было приоткрыто, и в свете висящей за окном луны Амалия видела, как развевается белая занавеска.
«Где же тут выключатель…»
Она пошарила рукой по стене, но не нащупала его. Негромко чихнув, Амалия двинулась через кухню к окну, ориентируясь по тому немногому, что ей было видно в лунном свете. Неожиданно под ее ногой заскрежетали куски стекла.
«Раймон же не разбивал стекло, – сообразила она. – Откуда…»
В следующее мгновение сгусток тьмы, притаившийся в углу, бросился на нее. Но Амалия отпрыгнула в сторону прежде, чем увидела, как струится лунный свет по лезвию ножа, которым размахивала тьма.
– А-а-а-а!
Револьвер уже несколько минут лежал в кармане пеньюара, но она успела достать его и выстрелить – только один раз. Тьма отозвалась странным звуком – средним между уханьем и удивленным возгласом – и ударила ее по руке. Револьвер отлетел в сторону и упал на пол.
– На помощь! – завопила Амалия, не соображая, что кричит она по-русски, а надо бы, наверное, по-французски. Тьма ринулась в ее сторону, она увернулась, больно врезалась в стол, из тьмы протянулись руки – много, много рук, – которые пытались одновременно схватить ее за волосы, за плечо, за одежду… Схватив первое, что попалось под руку – какой-то ковш, – Амалия приложила им своего невидимого врага. Загремели рассыпавшиеся столовые приборы, что-то разбилось, падая на пол, – должно быть, тарелки. Скользя по осколкам, Амалия бросилась к выходу, но тут одна из многочисленных рук все-таки поймала ее, дернула назад – она упала, перевернулась на спину и увидела, как сверкает над ней занесенный нож. Нащупав упавшую на пол сковородку, Амалия наугад ударила ею своего врага, но нож успел скользнуть вниз, и она почувствовала, как кровь струится по ее шее. Потом луна за окном разлетелась на осколки, и в кухню снаружи ворвался второй сгусток тьмы.