На лице Ямщицкого появилось мечтательное выражение. Корнеев посмотрел на Лайму разочарованным взглядом. Мол, все равно зацепки нет. Но Медведь сказал:
— Да это еще не все! Дальше интереснее будет.
— Ну-ну, — оживился Евгений. Протянул руку и погладил Мерседеса по загривку. Тот приоткрыл глазищи и несколько раз ударил жирным хвостом по экрану. Ему не нравилось, когда с ним нежничали посторонние мужчины.
Их свидетель между тем продолжал:
— И только красотка, значит, уехала на этой развалюхе, как вдруг выскакивает из-за того же самого угла мужик. Мужчина, значит. Туда-сюда, как будто кого ищет. Потом ко мне. Не видел, спрашивает, тут женщину с длинными черными волосами? Сам спрашивает, и сам глазами по сторонам шарит. И вид у него такой… нехороший.
— Что значит — нехороший? — вкрадчивым голосом поинтересовался Корнеев. Когда ему было выгодно, он умел быть таким душкой, что Лайма диву давалась.
Шофер немного подумал, потом поморщился и пояснил:
— Ну-у-у, не понравился он мне, и весь сказ.
— Ладно, идем дальше.
— Я ему и отвечаю: не видел я, мол, никакой женщины. Тут он разозлился дико, даже плюнул на асфальт. И побежал к телефону-автомату возле аптеки. Трубку схватил, потряс, да ничего не добился. Я за этим мужиком все время наблюдал и понял, что телефон-то не работает. Тут он головой повертел, увидел кафе и бросился туда.
—Что за кафе? — немедленно приняла подачу Лайма.
— Не помню точно. Что-то такое морское. И дельфин нарисован синий. Если надо, я подъеду и покажу.
— Посмотрим, — неопределенно сказал Корнеев. — А скоро ли он вышел из кафе?
— А вот этого я уже не видел, — сообщил Ямщицкий с таким удовольствием, как будто выпутаться из этой истории было для него высшим наслаждением. — Клиент спустился, и мы, значит, поехали.
— Ну хорошо. А как выглядел тот мужик? — задал следующий вопрос Корнеев, покосившись на частного сыщика, который весь обратился в слух.
— Как выглядел? — Ямщицкий завел глаза, вспоминая детали. — Нормально выглядел. Обыкновенно. Не толстый, не тонкий. Средний. Волосы тоже средние — не темные и не светлые. А лицо такое, значит, злое. Да! Нос у него длинный, как у Гоголя.
— А во что он был одет?
— В синие джинсы и футболку — тоже синюю.
Повисла задумчивая тишина. Стало слышно, как Мерседес помуркивает в полудреме.
— И последнее, — приподнятым тоном сказал Корнеев. — Узнаете ли вы ту брюнетку на фотографии?
— Думаю, что да, — осторожно признал шофер и положил пачку денег в несчастную бейсболку, а ту прижал к себе. — А у вас фотография найдется?
— Найдется, — пообещал Корнеев и достал из сумки ноутбук. Поставил его на журнальный столик, немного поколдовал над клавиатурой и пригласил: — Подойдите поближе.
Ямщицкий встал и протиснулся мимо Лаймы. Кудесников, не спрашивая, тоже придвинул стул, царапнув ножками по полу. На экране появилось полдюжины снимков очень красивых брюнеток. «И где он их только откопал?» — про себя удивилась Лайма.
— А ее здесь нет! — разочарованно протянул Ямщицкий.
— А здесь? — спросил Корнеев, открывая, новую страничку. — Посмотрите повнимательнее.
— Да чего смотреть? — радостно воскликнул шофер. — Вот же она!
Кудесников вытянул шею и увидел Дину, в лоб которой упирался уверенный шоферский палец.
Эрик Шелеп впустил Тагирова в свою мастерскую и озабоченно спросил:
— У тебя все в порядке?
— Ну да. Я принес вам конфеты.
Эрик понимающе усмехнулся и сказал:
— Она не ест сладкого.
— Все женщины едят сладкое, дорогой друг. Только не все в этом признаются.
Сегодня Тагиров был одет в брюки и светлую рубашку и напоминал конторского служащего, улизнувшего из офиса. Впрочем, впечатление оказалось мимолетным. Взгляд выдавал в нем человека властного, привыкшего отдавать команды. Женщины влюбляются в таких мужчин крепко и страстно, часто с гибельными для себя последствиями.
Впрочем, Дина не казалась влюбленной. Каждое утро она просыпалась с тайной надеждой, что сегодня наконец вспомнит о себе что-нибудь важное. Что-нибудь, что поможет ей вернуться домой. Где он, ее дом?
Несмотря на то что Эрик был милейшим созданием и относился к ней необыкновенно внимательно, она чувствовала себя здесь, словно в тюрьме. Впрочем, можно было попытаться сбежать… Но куда она побежит? Про Кудесникова она все выболтала, так что путь обратно закрыт, там ее будут искать в первую очередь. На самом деле ей хотелось его увидеть. Арсений вместе с котом прочно закрепился в ее сознании как нечто безопасное. Тогда как Тагиров…
Сколько он потом ни убеждал, что верит ей и относится к ней… лояльно, она в этом сомневалась. И побаивалась его.
Впрочем, каждого его прихода она ждала. Надеялась, что он явится с новостями. Не сидит же он, в самом деле, сложа руки! Раз уж ему так важно узнать, кто ее прислал…
Когда Тагиров вошел в комнату, Дина как раз заканчивала подшивать подол шелкового платья с юбкой-клеш.
— Используешь рабский труд? — с усмешкой спросил он у Эрика.
— Это моя инициатива, — вмешалась Дина. — А то я тут просто с ума сойду. Ну, как дела? Есть новости? Хоть что-нибудь прояснилось?
— Познакомился с вашим Арсением, — сообщил Тагиров и улыбнулся. Улыбка у него была странная — будто он так устал от жизни, что даже не может радоваться в полную силу. — Такой фрукт, доложу я вам!
— Ну да? — невнимательно переспросил Эрик, который уже притащил из кухни поднос и разливал по чашечкам свой невообразимый кофе.
Дина перестала шить и подняла заблестевшие глаза.
— А обо мне он что-нибудь говорил?
— Я спросил, почему он решил дать вам такое имя — Дина. Пусть даже и вовременное пользование.
— И что он ответил? — заинтересовалась она.
— Он ответил, что так звали любимую свинью его бабушки. Я спросил, не стыдно ли было называть женщину именем свиньи. На что он тотчас возразил, что сохранил об этой свинье самые теплые воспоминания.
Дина ухмыльнулась. Потом опорожнила свою чашечку длинным глотком и пробормотала:
— Хотелось бы мне знать, как меня зовут на самом деле.
— Мы обязательно узнаем, — пообещал Тагиров и удивленно повернулся к хозяину дома.
Потому что Эрик вдруг повел себя странно. Он выпрямился, держа чашку с блюдцем перед грудью, и теперь переводил изумленный взгляд с Тагирова на Дину и обратно.
— Не понял, — наконец произнес он. — Я думал — это ваша игра. И принял условия этой игры. Я думал, вам так надо…
— Какая игра? — нахмурился Тагиров. Взял из рук Эрика чашку и поставил ее на стол. — О чем ты говоришь?
Шелеп пожевал губами, словно старик, собирающийся огласить условия своего завещания недружелюбно настроенным родственникам, потом потер переносицу и сказал:
— Видишь ли, Игорь… В прошлый раз, когда ты привозил сюда эту женщину, ты называл ее Эллой.
Над кафе мигала вывеска: «Морячок». Ее и в самом деле украшал дельфин, издали похожий на баклажан с хвостиком. Когда выезжали на место, Кудесникова решили взять с собой.
— Клянусь мамой, я тут ни при чем, — уговаривал тот членов группы "У". — Я случайно влез в эту историю. По дурости! Дину я впервые увидел на шоссе той злополучной ночью. Мы не были знакомы! Я подумал, что для меня расставили ловушку, и даже не хотел ее подбирать…
— Прекрати тарахтеть, — потребовал Медведь, которому словоохотливость Кудесникова действовала на нервы. — И как только твой кот выдерживает такую собачью жизнь?
Мерс всю дорогу пролежал на хозяйских коленях, расставив лапы, чтобы его удобнее было почесывать. На самом-то деле жизнь кота-странника ему нравилась.
— Здесь нам не стоит светить свои удостоверения, — предупредил Корнеев. — Птичка свистнет, и наш «Гоголь» насторожится. Попробуем действовать по-другому.
— Как? — заинтересовался Медведь.
— В нашем распоряжении есть деньги и наш командир. Командир, изобрази что-нибудь эдакое. Соблазнительное.
Лайма тяжко вздохнула и полезла в сумочку за пудреницей.
— Чем чаще я это делаю, — призналась она, раслустив волосы и мазнув по губам алой помадой, — тем труднее мне относиться к мужчинам как к личностям.
Она выбралась из машины и, виляя попой, отправилась в кафе. Заведение оказалось малюсеньким, с пятком кукольных столиков, тесно прижавшихся друг к другу. «Ивану сюда путь заказан, — мимоходом подумала Лайма, дефилируя через зал. — Он тут все снесет». За стойкой перетирал посуду угрюмый бармен. На вновь прибывшую дамочку он посмотрел неприязненно и от своего занятия не оторвался.
Лайма подошла к барной стойке, тут же, на месте, заказала чашку кофе и попыталась завести с барменом доверительный разговор, но он подвигал квадратной нижней челюстью и заявил, что про своих посетителей ничего не знает, за ними не наблюдает и вспомнить про человека, который просил разрешения позвонить, ничего не может.
Лайма достала зеленую сотню, но бармен на нее даже не посмотрел. Тогда она присовокупила к бумажке еще две такие же. Бармен демонстративно отвернулся. Она попыталась сунуться к официантке, но он шикнул, и бедная девица шарахнулась в сторону. Тогда Лайма взяла свой кофе, перебралась за столик и позвонила Корнееву, прошептав:
— Ничего не выходит.
— Ничего не выходит, — вслух повторил тот расстроенным тоном и стукнул телефоном по ладони.
— Придется дождаться конца смены, — немедленно отреагировал Медведь, — и потрясти этого типа как следует. Ноу проблем. Только времени жалко.
— То есть вы хотите сказать, — встрял Кудесников, сняв кота с коленок и уложив на место Лаймы, — что ваша цыпочка в нулях.
— Но-но! — обернулся к нему Медведь. — Кто это тебе цыпочка?
— Ладно-ладно, — примирительно махнул рукой тот. — Не цыпочка, а командир. У нее ничего не вышло… А дайте я попробую?
Корнеев пожал плечами, и Арсений поспешно распахнул дверцу. Почти до самого входа в кафе он бежал бегом, но потом вдруг походка его резко изменилась. Движения стали томными, растянутыми, голова откинулась назад, а руки разлетелись в стороны, словно крылья птицы. Виляя попой не хуже Лаймы, сыщик вошел в кафе, кашлянул и стрельнул глазками, вызвав неподдельный интерес бармена.