После того как Арсен прочёл молитву, он, глядя на несчастное изувеченное тело, попытался представить себе, что происходит с Бейя в потустороннем мире. Но эти его попытки зашли не слишком далеко. Он тут же мысленно признался себе, что душа умершего ему безразлична. Если Бейя утратил и желание и возможности бегать за девицами, если мысли у него теперь не заняты приобретением кафе в городе, покупкой костюмов, то что, в сущности, от него осталось? Себя же, подпитывая своё воображение благочестивыми образами, Арсен видел в раю, одетым в тогу с пышными складками и прогуливающимся с цветком в руке. Он искал на небесных нивах уголок, который можно было бы обработать, но ангелы говорили ему — нет, с добыванием хлеба в поте лица своего покончено. И от этого рай был похож на какую-то плешивую лужайку, испачканную серым светом, которая в конце концов погружалась в океан бесцветной вечности.
— Арсен! — позвала его Вуивра, подойдя сзади с неуверенной, очень женственной улыбкой, которую он ещё никогда у неё не видел и которая привела его в ярость.
— Что ты здесь шастаешь? — спросил он её суровым голосом.
— Ты на меня сердишься, — сказала Вуивра, разглядывая труп, — но я тут ни при чём. Не могла же я знать, что он сидел здесь, затаившись, готовый броситься за моим рубином. Возможно, это один из твоих друзей? И я понимаю, что ты переживаешь.
— Дело не в этом, — прервал её Арсен.
— Ну а тогда почему ты на меня сердишься?
Он не смог бы ответить на этот вопрос. Во всяком случае, за смерть Бейя он на неё нисколько не сердился. Просто некий образ, который сам по себе ничего не объяснял, соединился в его сознании с гневом и отвращением от её присутствия. Это был образ той четы, какую он и она составляли накануне, когда они бродили вдвоём по сухим камышам.
— Убирайся отсюда, да поскорее, — сказал он более спокойно. — Сейчас сюда придут люди. Если нас увидят вместе рядом с трупом, подумают невесть что.
Вуивра согласилась удалиться. Она понимала, что Арсен, которому не дана вечность, вынужден считаться с мнением людей, с которыми ему нужно было жить. Она только спросила у него, встретятся ли они в ближайшее время. С трудом сдерживаясь, чтобы не торопить её, он ответил, что да, разумеется. Едва она успела отойти от него, как появился Виктор, которого предупредил Вуатюрье. Он заявил, что хочет удостовериться, действительно ли это труп Бейя, хотя на самом деле у него не было на этот счёт никаких сомнений, и он тщательно, одно за другим, отмёл возражения, которые выдвинул самому себе. Потом, приподняв платок, прикрывавший лицо мертвеца, заметил:
— Что-то я никогда не видел, чтобы змеи могли сожрать человека. То, что его ужалили гадюки, вполне возможно, но то, что он умер на месте — это уже совсем другое дело. Может, его просто кто-нибудь убил. В чаще леса, шито-крыто, и если кто-то стукнул его в лицо, то поди теперь разберись. А ночью пришли крысы и наполовину голову сожрали. Во всяком случае, я не вижу, как тут может быть замешана Вуивра.
Арсен не без удовлетворения выслушивал рассуждения брата, далёкие от истинного смысла событий. Почувствовав, что Виктору не терпится услышать его мнение, он ответил ничего не значащей фразой:
— Всегда можно вообразить что угодно.
— Разумеется, — возразил Виктор с высокомерной иронией. — Тот, кто ни о чём не думает, не рискует и обмануться.
Он выдвигал одну гипотезу за другой, все исключавшие вмешательство Вуивры. Некоторые из них были хитроумно закручены и, видя, что младший брат не собирается уделять им того внимания, какого они заслуживали, он в конце концов спросил, верит ли он в существование Вуивры и в басню про рубин или нет. У Арсена раздражённо сорвалось с языка:
— Я видел её.
Виктор, полный недоверия и тоже раздражённый, забросал брата вопросами:
— Когда, где и как? Ты ничего не говорил об этом. Ещё вчера при священнике ты не проронил ни слова.
Арсен, уже жалея, что проговорился, отвечал хмуро и односложно:
— Да, нет, не твоё дело, это касается только меня…
— Теперь понятно, — сказал Виктор. — Ты похож на Реквиема и всех прочих, кто хвастается, что видел её. Прошла какая-нибудь незнакомая девица, а ты вдруг решил, что это Вуивра. Это как если бы я встретил какую-нибудь нездешнюю собаку, датского дога, например, или борзую, и вообразил бы, что видел чудовище Фарамину. Доказательство…
— Ты прав, — прервал его Арсен, — Вуивра — это всё россказни. Но только хватит об этом. Ты мне уже все уши прожужжал.
— Ах так, может, мне ещё и фуражку снять, когда я с тобой разговариваю?
— Плевать мне и на твою фуражку, и на то, что находится под ней. Чего я хочу, так это, чтобы ты оставил меня в покое.
С того дня, когда Виктор налетел во дворе на Арсена, вернувшегося домой с дольской ярмарки, братья старались никоим образом не обнаруживать чувств, которые они испытывали друг к другу, и внешне в их взаимоотношениях ничего не изменилось. Но погасить недоверие и враждебность, вспыхнувшие между ними в той короткой стычке, им не удалось. Подчас этот разлад проявлялся в случайно брошенном взгляде то одного, то другого. Порой о нём напоминало молчание Арсена в тот момент, когда брат рассчитывал с его стороны на какой-то интерес к своим словам. Или желание Виктора нарочито подчеркнуть какую-нибудь мысль, которая, он знал заранее, окажется не по нутру младшему брату. Луиза, задолго до них самих догадавшаяся об изначальном антагонизме, разделявшем её сыновей, и не доверявшая видимому спокойствию их взаимоотношений, всё же надеялась, что чувство семейственности и общая работа не позволит этой их несовместимости превратиться во вражду.
— Скажи уж лучше, что ты меня теперь вообще не выносишь, — бушевал Виктор.
Арсен ничего не ответил. Вот уже несколько дней общество брата его и в самом деле тяготило. Его раздражал даже голос Виктора. Но больше всего злил тон высказываний брата, то назидательный, как у знающего себе цену мудреца, то визгливый, как у шавки. Выведенный из себя молчанием брата, Виктор вцепился большим и указательным пальцами в рукав его рубашки.
— Послушай, я всё-таки имею право, чтобы ты относился ко мне не так, как к первому встречному мальчишке… Нет, послушай всё-таки…
Арсен резко вырвался, а когда брат попытался опять схватить его, ударил того по руке. Виктор непроизвольно вскинул руки ему на плечи, и защитный рефлекс заставил Арсена сделать то же самое. Они стояли, выгнув спины, упёршись друг в друга, словно два барана, стараясь заставить противника попятиться назад, и в этот момент их борьба ещё могла сойти за игру. Силы у них были примерно равны, но у Виктора, который был выше ростом, руки оказались длиннее, и это давало ему некоторое преимущество, позволяя ловчее ухватиться за брата. Арсен, стремясь компенсировать недостаток роста, слегка привстал на цыпочки. В ту секунду, когда он сильно напрягся, Виктор внезапно отпустил его и отскочил в сторону. Арсен, оказавшийся перед пустотой, по инерции полетел вперёд, чуть было не врезавшись носом в землю, и только с помощью довольно комичных телодвижений ему удалось восстановить равновесие. Разъярённый, он опять бросился на Виктора и схватил его обеими руками. На этот раз они уже пустили в ход весь арсенал доступных им средств. Хотя помня о своём кровном родстве, они всё же старались не переступать определённую границу приличий и избегали наносить друг другу удары. Оба, сцепившись, упали и покатились по земле, да так, что в конце концов задели ноги Бейя. Из уважения к покойнику братья прекратили схватку и, немного смущённые, встали на ноги. Потасовка помогла им снять нервное напряжение, но ни один из них не хотел произнести слово, которое означало бы, что он готов на мировую. Виктор отошёл от Арсена и направился навстречу сельскому полицейскому, показавшемуся на верхней площадке шлюза. Оставшись в одиночестве, Арсен стал подумывать о том, чтобы, никого больше не дожидаясь, вернуться к себе на жатву. Он всё ещё раздумывал, прикидывая, чем он обязан Бейя, когда шагах в тридцати от себя увидел вышедшую из леса Белетту. Сообщённая Вуатюрье новость застала её скорее всего на лугу, где Белетта пасла коров. Ослеплённая после лесного сумрака ярким утренним светом, она пыталась понять, где находится. Арсен выбежал ей навстречу и попытался прогнать её, заставить уйти обратно в лес, прежде чем она заметит труп. Она отбивалась и протестовала:
— Пусти меня, Боже ты мой, ну пусти же меня. Я хочу видеть его. Я пришла для того, чтобы посмотреть на него.
— Успокойся. Это зрелище не для девочек. Давай, пошли.
— А это правда, что у него съедено лицо? Я хочу только взглянуть, ну разреши мне, только минутку.
Дрожащая от нетерпения, с глазами, полными хищного любопытства, она пыталась вырваться.
— Восемью девять? — спросил Арсен.
— Ты мне осточертел. Ты никогда не хочешь того, чего хочу я.
Он засмеялся и на ходу обнял её за шею. Всё ещё дуясь, Белетта оттолкнула его плечом.
Тут же забыв про лежащий на берегу пруда труп, она принялась хохотать и беспечно болтать. Они неспешно шли по лесу, в шутку ссорясь, притворяясь, будто заблудились и ищут дорогу, стряхивая друг другу на голову росу с нижних веток или подражая пению кукушки. Арсен ощущая неведомую ему прежде лёгкость. Ему казалось, что он пьёт радость и свежесть утреннего леса, и его серые глаза блестели, будто две капельки росы. Чтобы пересечь заросли высокого папоротника, где Белетта могла бы промокнуть до пояса, он посадил её к себе на плечи. Потом она не захотела с него слезать и, зацепив пальцами с двух сторон его губы, стала управлять им, как настоящей лошадью. Выйдя из леса к Старой Вевре, они смеялись так громко, что Белетте понадобилось ещё какое-то время, чтобы немного испугаться, когда у неё возникла мысль о том, что мертвец, возможно, всё ещё слышит их.
17
Когда священник въехал на своём драндулете во двор Вуатюрье, мэр всё ещё беседовал с сенесьерскими жандармами, которые придерживали стоявшие рядом с ними велосипеды. Дознание они проводили добросовестно и не без проницательности. После осмотра трупа они уже не могли сомневаться в том, что Бейя стал жертвой нападения змей. Многочисленные укусы, следы которых остались на теле, в достаточной степени подтверждали это. Однако они всё же собирались обратиться к сенесьерскому врачу, чтобы тот провёл дополнительный осмотр. Озадачивало их то обстоятельство, ч