Восточноафриканские сандаве в основном заняты земледелием, хотя имеются сведения о более раннем охотничьем характере их хозяйства. Хадза Танзании сохраняют традиционный уклад охотников-собирателей, одних из последних в Восточной Африке.
Койсанцев считают исконными обитателями юга африканского континента. Некогда ареал их расселения охватывал практически весь юг Африки, а если принимать во внимание возможное родство южноафриканских койсанцев с хадза и сандаве, то и восток континента к югу от экватора. Койсанские народы жили в основном охотой и собирательством, находясь в своём культурном развитии на уровне позднего каменного века. Они жили небольшими семейными группами, кочуя по территории саванн и полупустынь региона или занимаясь рыболовством на океанском побережье и в долинах крупных рек. Широкая полоса экваториальных лесов, отделявших вплоть до III–II тысячелетия до н. э. Субэкваториальную Африку от остальной части континента, фактически сделала жителей этого огромного региона изолированными от остального мира. В результате койсанские народы тысячелетиями контактировали друг с другом, выработав общие особенности антропологического типа, культуры, социальной организации, хозяйствования, а также и языка. Сделанные в XX в. археологические открытия на юге Африки продемонстрировали, что орудия труда и оружие охотников на стоянке возрастом ок. 40 тыс. лет практически идентичны тем, что бушмены используют сегодня. Изолированные от взаимодействия с другими народами и цивилизациями, койсанцы образовали своеобразный заповедник своей архаичной культуры.
Первой известной нам волной миграции в регионе стало прибытие в Южную Африку народов кхой, практиковавших скотоводство. Откуда они пришли сюда, остаётся неизвестным, однако очевидно, что обретение скотоводческих навыков произошло в более северных районах. В начале новой эры в результате активной экспансии народов банту, прибывавших на юг континента волнами из Западной Африки и региона Великих озёр, обладавших железным оружием, навыками скотоводства и земледелия, резко изменили ареал распространения койсанских языков. Уже к началу II тысячелетия н. э. охотники сан были вытеснены с побережья Индийского океана или ассимилированы земледельцами банту. Появление европейцев в Южной Африке в XVII в. привело к исчезновению койсанских языков крайнего юга континента – их носители были изгнаны со своих земель либо уничтожены. К концу XVIII столетия бушмены-сан оказались оттеснёнными в малопригодные для жизни засушливые районы пустынь Калахари и Намиб, их поселения сохранились в лесах Южной Анголы.
Антропологические характеристики койсанских народов выделяют их в особый тип, весьма несхожий с другими расовыми типами африканцев. Койсаноидный тип характеризуется светло-коричневым цветом кожи, особым расположением жировых тканей, известным как стеатопигия, прямой и узкой формой носа. Для них характерен и эпикантус – складка над верхним веком, придающая глазам узкий разрез, характерный для монголоидного населения Азии. Однако в Африке эта черта развилась самостоятельно. К койсаноидному антропологическому типу принадлежат, помимо собственно койсанцев, также носители некоторых языков банту юга Африки, предки которых, вероятнее всего, перешли на языки банту в течение последнего тысячелетия.
Тем не менее, несмотря на внешнюю однородность антропологических особенностей койсанцев, на генетическом уровне говорить об их близком родстве не приходится. Так, народы хадза Восточной Африки и жу-ǂхоан Южной Африки в генетической классификации на основе митохондриального ДНК находятся друг от друга дальше, нежели любые другие два этноса на африканском континенте [Knight et al. 2003].
Результаты геногеографических исследований койсанцев подтвердили то, о чём всё чаще в последние десятилетия стали говорить и лингвисты: объединение койсанских народов в одну языковую общность оправдано лишь по типологическим критериям, но их родство не может считаться доказанным.
7.2. История изучения и классификации
Изучение койсанских языков берёт начало ещё с XVII в., когда в Европе появляются первые сведения об охотниках и скотоводах, населявших земли вокруг Капской колонии Нидерландов. К 1620 г. относится первое упоминание особых двухфокусных согласных фонем – клик-сов, – используемых в койсанских языках. Тогда же и были определены расхожие ныне наименования местного населения – готтентоты, т. е. «заики», и бушмены, «жители зарослей». В 1719 г. в России был опубликован труд И. Гибнера «Земноводного круга краткое описание», откуда о койсанских языках впервые узнал русский читатель: В земле своей называются оные готентотен, а говорят языком подобно как у нас куры кричат. Это описание вполне соответствовало европейскому уровню знаний того времени о народах Африки.
Лишь в конце XIX и начале XX в. появились первые подробные описания и словари языков макросемьи, первым из которых стал словарь нама Й.-Г. Крёнлайна [Krönlein 1889]. При классификации языков Африки койсанские языки уже объединяли в рамках одной группы или семьи языков. Однако этот вывод не был результатом сравнительно-исторического анализа. Критериями служили типологические особенности языков – прежде всего наличие щёлкающих согласных. В большинстве исследований койсанские языки именно так и назывались – щёлкающие языки (англ. click languages). Согласно методам того времени, широко использовались экстралингвистические критерии: например, тип хозяйствования и расовый тип.
В период господства в африканском языкознании хамитской гипотезы К. Майнхофа скотоводы-готтентоты были удивительным образом объединены в одну языковую общность с туарегами Северной Африки, фульбе Западной Африки и маасаи Восточной Африки. В качестве одного из критериев выдвигалась общность экономики: в «хамиты» записывались практически все скотоводы Африки, особенно не принадлежащие к негроидной расе. Кроме того, в языке готтентотов нама существует категория грамматического рода, что также использовалось в качестве доказательства их неафриканского, «хамитского» происхождения. Наличие кликсов в их языке объяснялось субстратным влиянием. Однако уже вскоре род был обнаружен и в некоторых языках бушменов Юга Африки, а языкознание стало отходить от антропологических и экономических критериев при оценке родства языков. К середине XX в. хамитская теория окончательно исчерпала себя.
Термин «койсанский» (Khoisan) был впервые выдвинут антропологом Л. Шульце в 1928 г. с помощью сложения слов языка нама – khoe ‘человек’ (самоназвание нама) и san ‘собиратели’ (так нама называют бушменов, добывающих воду из корней пустынных растений). Применительно к языковому объединению этот термин был использован в 1930 г., однако получил известность только после выхода в свет работ Дж. Гринберга. До него идея генетического родства койсанских языков серьёзно не обосновывалась. Тогда же Д. Блик была выдвинута первая классификация языков бушменов, делившая их на три группы – северную, центральную и южную [Bleek 1929]. Несмотря на то что большое количество материала, собранного автором, оказалось фонетически неточным, классификация была поддержана Дж. Гринбергом, который включил в центральную группу также языки готтентотов на основании целого ряда изоглосс как в лексике, так и в грамматике.
Ему же принадлежит идея объединения койсанских языков юга Африки с языками хадза и сандаве в Восточной Африке в одну языковую макросемью. С тех пор термин «койсанские языки» вместо типологического приобрёл генетическое значение, и в большинстве работ по африканскому языкознанию, выходивших в мире за последние полвека, койсанская макросемья рассматривается как объединение родственных языков. Тем не менее среди специалистов по койсанскому языкознанию уже с момента выхода работ Гринберга развернулась дискуссия по ключевому вопросу: считать ли койсанские языки ареально-типологическим или всё же генетическим объединением, признавать ли разительные сходства между ними, видные невооружённым глазом, за свидетельство языкового родства или длительных контактных связей.
В этой дискуссии принимали участие такие койсанологи, как Э. Вестфаль, Э. Трейль, Г. Хонкен, Р. Фоссен, Б. Сэндс, африканисты К. Эрет и Т. Гюльдеман, а из российских учёных – Г. С. Старостин. На сегодня можно констатировать победу в этом споре «сплиттеров», считающих утверждение о родстве койсанских языков по меньшей мере недоказанным. Как типологические, так и лексические сходства между языками различных групп объясняются ими как результат тысячелетних ареальных связей, языковой конвергенции и лексических заимствований. Сторонникам койсанской макросемьи практически нечего на это ответить: сравнительный анализ базовой лексики койсанских языков показывает лишь 3–5 % схождений между языками трёх основных групп. Эти цифры едва выходят за рамки статистической погрешности и в любом случае должны свидетельствовать о чрезвычайно древнем распаде макросемьи – не позже 15 тысяч лет назад. Такая датировка не учитывает сравнения с восточноафриканскими языками хадза и сандаве, которые, следовательно, должны были отойти от праязыковой общности ещё раньше. Исходя из современных методов анализа, доказательство родства такой глубины является чрезвычайно сложным. Мода на ареальную лингвистику, захватившая западное языкознание в начале нашего столетия, также внесла свою лепту в формирование современных взглядов на койсанские языки. Сегодня для доказательства языкового родства лингвистическое сообщество требует значительно более точных и надёжных изоглосс и этимологий, нежели ещё полвека назад. Принцип «никакой классификации без документации» (No classification without documentation), распространившийся в западном языкознании, фактически запрещает выдвигать какие-либо гипотезы без опоры на строгие и подробные описания языков, многие из которых будут ждать своего описания ещё многие годы.
И тем не менее целый ряд поразительных сходств между койсанскими языками как на лексическом, так и на грамматическом уровне заставляет снова и снова обращаться к вопросу об их генетическом родстве. Этому способствует тот факт, что за последние несколько десятилетий объём мате