Социальная иерархия языков формирует не только внешнюю оценку каждого языка (престижность, нейтральное отношение или предубеждение), но и внутреннюю самооценку языка со стороны его носителей. Отношение к родному языку может варьировать от этнической гордости до комплекса неполноценности. Например, туареги Сахары гордятся своими этническими традициями и своим языком, хотя на государственном уровне он маргинализован. В Северном Камеруне небольшие народности, недавно принявшие ислам и не имеющие мусульманских традиций, предпочитают скрывать от чужаков свой язык, называя себя фульбе – т. е., в их понимании, настоящими мусульманами. Ситуация, когда носители испытывают к своему родному языку чувство стыда и неполноценности, неминуемо приводит в скором времени к исчезновению языка, ассимиляции его более престижным идиомом.
Коммуникативный статус языка подвержен быстрым изменениям в случае смены политических или экономических обстоятельств в коммуникативной среде. Например, язык канури (сахарская семья, НС) обладал высоким престижем на берегах озера Чад, пока оставался государственным языком Канем-Борну, но после падения этого государства сфера его употребления резко сократилась. Язык фула, в XIX в. обладавший высоким коммуникативным статусом в регионе западноафриканского Сахеля, в начале XX в. начал терять его, уступая статус языка межэтнического общения французскому, английскому и хауса. В странах Тропической Африки нередки случаи, когда политические процессы приводили к власти в стране представителя малого народа, после чего престиж родного языка правителя в считаные годы поднимался до небес. Так произошло, к примеру, после прихода к власти в Либерии президента Сэмюэля Доу в 1980 г. Доу принадлежал к небольшой народности кран, чей этнический престиж в стране был весьма низок. Однако уже вскоре после переворота в Либерии была установлена диктатура кран, и престиж языка кран заметно возрос – чтобы вновь резко упасть после 1990 г., когда С. Доу был свергнут и убит.
Ломка сложившейся иерархии социального статуса языков остаётся одной из причиной межэтнической напряжённости и конфликтов в Тропической Африке.
Помимо многоязычия, в Африке большую роль играет феномен диглоссии между «высоким» и «низким» вариантами одного языка. Такие разновидности, называемые социолектами, в литературе часто именуются также диалектами, пиджинами, сленгами, жаргонами, арго или же, в более общем смысле, регистрами языка. Различие между ними функционально: переключение регистра происходит в зависимости от стиля общения, взаимного статуса собеседников, речевой ситуации в целом. Кроме того, различные регистры применяются для устного и письменного языка. Наглядным примером диглоссии является использование арабского языка в странах Северной Африки. Языком религии, литературы, образования, большинства периодических изданий, официальных документов является литературный арабский язык (фусха), однако в качестве разговорного языка употребляется один из региональных вариантов (аммия), сильно отличающихся между собой. Жители Египта и Мавритании смогут поддерживать беседу между собой только на литературном арабском языке.
В прибрежной зоне Западной Африки переключение регистра происходит между стандартной формой европейского языка и распространённым в регионе контактным языком – пиджином или креолом. Так, образованный житель Лагоса (Нигерия), помимо родного языка, йоруба и английского, при бытовом общении в магазине или на автозаправке объясняется на нигерийском пиджине, общепринятом в городе. Уровень образования играет большую роль: стандартный французский в Кот-д’Ивуаре знают только представители высших классов общества, в то время как большинство населения использует ивуарийский диалект с его изменённой структурой грамматических конструкций и многочисленными заимствованиями из местных языков.
Особым типом речи в крупных городах Африки стали молодёжные языки, основанные на наиболее распространённых в городе языках межэтнического общения. Выше (глава 10) уже рассказывалось о «городском суахили» шенг в Найроби, молодёжном сленге нуши в Абиджане и камфрангле в Дуале. Языков городской молодёжи в Африке можно насчитать не менее десятка: к ним относятся и индубиль в Киншасе и Браззавиле (Конго; на базе языка лингала группы банту, НК), и искамто в Йоханнесбурге (ЮАР; на базе языка зулу группы банту, НК), и энгш в крупных городах Кении (на базе английского), и др. Их можно рассматривать и как контактные языки, и как социальные разновидности языка. Подобно любому арго, эти языки используются в целях самоидентификации молодёжи, отстройки от языка и общества взрослых. Распространению таких социально значимых разновидностей речи способствуют как использование их в массовой культуре (интернет, популярная эстрада, граффити), так и преследование молодёжных языков со стороны официальных властей в университетах и школах. Благодаря гонениям со стороны «взрослых» молодёжные языки приобретают героический ореол и большую популярность.
Механизм формирования молодёжных социолектов отчасти моделирует известную в Тропической Африке традицию функционирования тайных языков – ещё одного яркого социолингвистического явления континента.
Тайные языки ассоциируются с мужскими и женскими тайными обществами, существовавшими во многих регионах Тропической Африки с глубокой древности. Члены тайных обществ координировали экономические отношения в регионе, осуществляли взаимопомощь, регулировали вопросы социальных конфликтов между общинами и племенами. Наряду со сложной обрядностью, закрытым характером церемоний и условий приёма в состав членов, тайные общества нередко формировали собственный особый язык, понятный лишь их участникам и ограниченному кругу лиц за пределами общества. Таким образом, тайный язык служил простейшим средством групповой идентификации: узнать «своего» можно в любых обстоятельствах, обратившись к нему на языке тайного общества. Тайные языки создаются искусственным образом, однако базой для них является естественный язык. Работы по тайным языкам лаби и то в бассейне р. Убанги (Камерун и Центральноафриканская Республика) показали, что языком-лексификатором для них мог быть один из существующих здесь языков либо же ранее существовавший, но исчезнувший язык аборигенов [Samarin 1971]. Нередко для увеличения различий с живыми языками региона проводится искусственное изменение гласных или согласных звуков в словах, перемена мест слогов. С типологической точки зрения тайные языки весьма просты по структуре и используют очень ограниченный лексикон – обычно не больше нескольких сотен слов. Подобные механизмы создания секретных языков характерны и для других регионов мира – например, Австралии и Новой Гвинеи. К сожалению, по понятным причинам их весьма нелегко исследовать – учитывая, что за последнее столетие тайные общества в Африке сильно утратили свой вес и многие традиции забываются.
11.3. Языковая политика
Проблема национального языка стала (и остаётся по сей день) одним из ключевых вопросов для внутренней политики практически всех новообразованных африканских государств, особенно к югу от Сахары.
Языковая политика колониальных держав в Африке в XIX–XX вв. была направлена прежде всего на распространение европейских языков и упрочение их позиций по отношению к африканским языкам. Во французских, португальских и испанских колониях местные языки было запрещено использовать в официальных целях, образование в начальной и средней школе осуществлялось только на языке метрополии. Положение было несколько легче в Бельгийском Конго, где миссионеры активно развивали церковное образование на различных африканских языках, прежде всего лингала (группа банту, НК), и в английских колониях, где в первых трёх классах школы преподавание могло вестись на местных языках, а в дальнейшем ученики могли продолжить их изучение в качестве факультативного предмета.
К моменту обретения независимости колониальные языки прочно вошли в обиход повсюду в Африке как языки официального документооборота, законодательства, технического обеспечения, школьного и университетского образования. Немногочисленные средства массовой информации – газеты, журналы и радиостанции – также публиковались и вещали в основном на европейских языках.
Несмотря на желание правительств новообразованных государств, исконно африканские языки объективно не могли полностью заменить европейские языки в указанных сферах, поскольку не обладали ни достаточным лексическим запасом, ни повсеместной узнаваемостью. Нередко они не имели и устойчивых норм письменности. Это касалось даже моноэтничных стран и стран с преобладанием одного языка.
В этой ситуации в наиболее комфортном положении оказались новые независимые государства Северной Африки, объединённые давней традицией использования арабского языка в качестве lingua franca. Арабский язык был повсеместно известен и мог быстро заменить английский, французский и итальянский языки практически во всех сферах письменной коммуникации. В шести странах он получил статус единственного официального языка (Алжир, Египет, Ливия, Марокко, Судан, Тунис). В некоторых государствах арабский был принят в качестве одного из двух официальных наряду с европейским языком (Мавритания, Джибути, Чад, Эритрея).
В полиэтничных странах Тропической Африки правительства вынуждены были повсеместно идти на разграничение понятий официального (государственного) и национального языка. Конституции африканских государств указывают европейский язык (или два языка) в качестве официального, однако содержат положение о необходимости развития национальных языков, призванных однажды в будущем получить официальный статус. В качестве таковых принимаются крупнейшие языки страны, в ряде случаев – все языки, носители которых проживают в стране (Ангола, Бенин). Официальные языки остаются языками администрации, образования, законодательства и экономики, в то время как статус национальных языков и сфера их использования законом чаще всего не определены и остаются размытыми. Ряд государств целенаправленно выделяют средства на образовательные программы на национальных языках, издание учебников, словарей и литературы.