м. Поэтому просто допустим, что «объекты вообще» генерируются в созерцании в порядке их мгновенного совпадения с объектами специфически созерцательными, дхьяническими.
В тексте X созерцание описывается как иерархически организованная структура (в которой, кстати, само созерцание занимает место на ступень ниже, чем ее вершина). Мы уже упоминали о том, что Магатисса «из созерцания» мог знать о вещах и фактах, расположенных в этой иерархии ниже созерцания, т.е. о вещах и фактах чувственного мира. Более того, вполне возможно предположение, что любое знание о своем уровне существования может исходить только из более высокого уровня, в данном случае из уровня, где мысль одноточечно направлена, ум полностью успокоен и сознание сосредоточено. Отсюда только один шаг до идеи реверсивной эволюции: нормальное мышление и как бы «естественный» ум не могут достичь в своем развитии понимания самих себя как нормальных и даже как мышления и ума. Такое понимание доступно только дхьяническому уму и уже радикально трансформированному в созерцании, сверхнормальному мышлению. Только последнее способно видеть «мышление вообще» как не-созерцание, но вместе с тем и как потенциальное созерцание, а любого мыслящего — как потенциального созерцателя.
На основе текста X легко выделить три аспекта дхьяны: микрокосмический, макрокосмический и космический. Так, видение старейшиной Магатиссой скелета — это микрокосм дхьяны; то, что он созерцает в качестве объектов (как специфически дхьянических, так и любых других), — это макрокосм дхьяны. Космос же дхьяны мы можем себе представить в виде тех абстрактных, «платонических» сфер, на которых сосредотачивается сознание на высших, трансцендентальных уровнях — таких, скажем, как «сфера формы» или «сфера бесформенного».
4. Теперь вернемся к двум феноменам, весьма кратко описанным в тексте X, смерти и карме. Мы видим, что Буддхагхоша полностью редуцирует смерть к карме. Такая редукция является по определению дхьянической, т.е. возможной даже не в созерцании вообще, а в такой его конкретной разновидности, как обратное вспоминание. Ведь даже как перерыв потока жизни, как завершение данного рождения в сознании-связке, смерть — это не просто объект созерцания и не простой отдельный феномен, дхарма, но эпифеномен, производный от весьма сложного комплекса феноменов, дхарм, через которые в своем обратном вспоминании движется «назад» созерцатель, следуя по цепочке прошлых мыслей от настоящего мгновения к исходным дхармам смерти. Именно поэтому объект созерцания здесь — это не собственно смерть, ибо нет такой дхармы, как собственно смерть, а смерть, созерцаемая в обратном вспоминании, т.е., строго говоря, «йогическая смерть», только исходя из которой созерцатель, post factum meditationis, знает «смерть как смерть». В этой связи будет буддистически корректным предположение о спонтанном, не индуцированном созерцанием возникновении последней одноточечно направленной мысли, возможно единственной в жизни каждого человека, а не только созерцателя. Собственно, случай такого возникновения и является «дхьянической смертью», но дхъянической в смысле спонтанного созерцания, которое, впрочем, может возникать и в других случаях человеческой жизни (в особенности в так называемых «промежуточных состояниях», о которых речь пойдет ниже, и одним из которых является созерцание).
Вообще, параллелизм дхьяны и смерти несомненен. Их общая основная черта, по крайней мере в описании Буддхагхоши, — это редукция (а в конечном счете и элиминация) психического. Только в созерцании она распределяется по фазам: так, от первой до четвертой дхьяны происходит удаление таких психических состояний, как «приятное» и «неприятное», «грусть» и «радость», «страдание» и «удовольствие» и т.д., затем последующая их замена нейтральными психическими состояниями. И наконец, полное прекращение всех психических состояний при переходе от четвертой дхьяны к трансцендентальным сосредоточениям сознания. Тогда как в случае смерти мы имеем дело с «конечным» перерывом данного существования, жизни или потока сознания.
Теперь, в связи со смертью, одна чисто философская оговорка. Когда мы, говоря о континууме сознания или о данной жизни, словом, о том, что называется бхаванга, называем его «естественным», «спонтанным» или «натуральным», то эти прилагательные просто означают «не-дхьянический», «вне созерцания». Иначе говоря, они означают место, пространство возникновения мысли. Тогда всякая мысль может возникнуть как «нормальная» и как «дхьяническая», а всякий мыслящий может мыслить как «просто мыслящий» и как созерцатель. Но эта дуальность мышления и мыслящего сама может быть установлена только в созерцании, а не в нормальном мышлении и только с дхьянической точки зрения. Отсюда следует, что, с дхьянической точки зрения, все мы живем в двойном мире — жизни и созерцании и сами являемся двойными, «просто живущими» и «созерцающими». Поэтому все события, явления и факты континуума сознания могут найти свое объяснение и описание, только уже превратившись в содержание того или иного созерцания, только став объектами созерцания той или иной дхьяны, но, заметьте, никак не наоборот (т.е. дхьяна не релятивна этим фактам и явлениям, только они релятивны дхьяне). Тогда смерть (согласно Буддхагхоше, имеющая своей причиной карму) в данном континууме сознания может быть, опять же дхьянически, переобъяснена следующим образом.
Во-первых, континуум сознания в нашем определении смерти не является чьим-либо континуумом в привычном для нас смысле, когда мы говорим «его жизнь», «ее жизнь», «моя жизнь», т.е. в смысле, когда континуум одного (человека, бога, животного и т.д.) противопоставлен континууму другого. Ибо с дхьянической точки зрения, один континуум противопоставлен другому континууму, или третьему, четвертому и т.д. Но противопоставить их может только созерцатель, знающий эти континуумы и одновременно их наблюдающий.
Во-вторых, каждый континуум сознания созерцается двумя различными образами: как относительное единство всех своих одновременно возникающих феноменов, дхарм, и как относительное единство вовременной, диахронической последовательности первых относительных единств или синхронных срезов континуума сознания. Если же взять один данный континуум сознания в целом, то он не возникает и никогда не возникал; более того, нет времени, когда бы его не было или когда его не будет. Я думаю, что на основании этой последней идеи в позднейших (тантристских) школах буддийской философии возникла концепция времени как времени относительно одного и того же континуума сознания.
В-третьих, в своем диахроническом аспекте континуум сознания созерцается как серия или последовательность отдельных рождений, становлений или жизней, или, может быть, будет точнее сказать, что континуум сознания — это своего рода поток, протекающий через бесчисленное множество жизней или становлений, отделенных друг от друга перерывами смерти, которыми отмечен конец одного рождения и начало другого — внутри одного и того же континуума.
5. Согласно Буддхагхоше, именно действие кармы является непосредственной причиной смерти как перерыва в континууме сознания, бхаванге. Но действие какой кармы? В тексте X упоминается особая разновидность кармы, ответственная за само перерождение или рождение. И когда действие, эффект этой разновидности иссякает, истощается, то процесс жизни замедляется и вот-вот остановится. Тогда говорят «он умирает», «вот уже брезжит следующее рождение». А иногда еще, чтобы покончить с темой, — «все это — карма». Таково обыкновенное вульгарное понимание кармы. Вульгарное в смысле «не-дхьяническое», ибо оно не основано на конкретном опыте созерцания данного факта смерти и его кармической причины. Однако утверждать, что все, что случается в жизни или сознании, — это карма, будет непростительной банальностью. Ибо только сознание созерцателя в момент вступления в созерцание, дхъяну, и выключения его самого из потока жизни обратно вспоминает смерть и ее кармическую причину. Но созерцание кармы возможно только постольку, поскольку сознание созерцателя в этот момент не-кармично. Оно не кармично, во-первых, в том смысле, что внутри созерцания (как, впрочем, и внутри любого другого промежуточного состояния, о чем ниже) мышление полностью утрачивает свою кармическую действенность в отношении будущего. Во-вторых, оно не кармично в том смысле, что само не подвержено действию кармы прошлых рождений. Иначе говоря, сознание созерцателя — это сознание, созерцающее смерть и карму из места, где нет смерти и кармы. Именно из этого места (т.е. из плана созерцания) смерть и сознание возвратились в буддийское философствование уже на правах полноценных «платонических» категорий. Однако, несмотря на свой общий дхьянический источник, смерть и карма весьма различны как феноменологически, так и эпистемологически.
Начнем с феноменологии. Строго дхьянически, смерть — не феномен, дхарма, а эпифеномен обратного вспоминания смерти. Соответственно как объект созерцания она «существует» только в пространстве созерцания. Но как феномен данного континуума сознания, который продолжается в данном рождении, смерть — это событие, которое абсолютно определенно произойдет в будущем. Тогда можно было бы заключить все сказанное о смерти словами: смерть есть там, где есть сознание внутри континуума сознания. К этому в порядке комментария можно было бы добавить, что смерть — это такое состояние сознания, которое может быть осознано либо обыкновенным, естественным образом как эмпирически постигаемый феномен, либо дхьяническим образом, как эпифеномен кармы, постигаемый только в опыте созерцания. Однако карма не является ни феноменом, ни эпифеноменом. О ней невозможно мыслить как об отдельно возникающей или исчезающей дхарме, ибо (по крайней мере в буддийской философии Абхидхармы) она является по преимуществу категорией отношения. Или, если сказать строго эпистемологически, карма — это такой способ интерпретации событий, фактов и феноменов, который сам не может быть редуцирован ни к одному из них, ни ко всем им, вместе взятым. По существу, именно таким образом и понимал карму Буддхагхоша в X, 4. Такая чисто эпистемологическая позиция в отношении кармы нисколько не помешала ни Буддхагхоше, ни другим великим буддийским учителям трактовать карму и противоположным, чисто натурф