§ 1. Типы неизменных отношений
Отыскание порядка среди фактов является непростой задачей. И лишь немногие добиваются в этом отыскании успеха. Однако мыслители всегда надеялись, что смогут отыскать такие несложные правила, следуя которым можно гарантированно прийти к успеху. Некоторые исследователи научного метода даже считали, что открыли подобные правила. Одним из таких ученых был Фрэнсис Бэкон. Он писал: «Наш же путь открытия наук таков, что он немногое оставляет остроте и силе дарований, но почти уравнивает их. Подобно тому как для проведения прямой линии или описания совершенного круга много значат твердость, умелость и испытанность руки, если действовать только рукой, – мало или совсем ничего не значит, если пользоваться циркулем или линейкой. Так обстоит и с нашим методом» [76] . Широко распространено мнение о том, что методы, рекомендованные Бэконом для открытия причин всех вещей, выражают природу научного метода. Более обстоятельно их разработал Джон Стюарт Милль, в работах которого они получили название методов экспериментального исследования.
Прежде чем мы рассмотрим данные методы, укажем на некоторые предварительные сложности. В главе XI мы говорили о том, что изолированные факты не конституируют науку и что цель науки заключается в отыскании порядка среди фактов. Но какого именно порядка? Обычно считается, что науку интересует только причинно-следственная упорядоченность.
Анализ значения термина «причинно-следственная связь» является крайне сложной задачей. Мы не можем осуществлять его здесь, т. к. он не относится к задачам логика. Однако нам следует обратить внимание на то, что различные виды упорядоченности иногда спутываются и отождествляются с причинно-следственной упорядоченностью. Поэтому мы должны сформулировать общий характер того типа упорядоченности, который ищет наука.
1. Существует один настолько знакомый тип упорядоченности, что он зачастую даже остается незамеченным. Все мы определяем одни вещи как воду, другие – как дерево, еще другие – как сталь и т. д. Почему мы приписываем им такие имена, как «вода», «дерево», «сталь»?
Мы используем термин «вода» по отношению к тому, что становится жидкостью при одной температуре и испаряется при другой. Это вещество обычно является полупрозрачным, не имеет запаха и цвета; оно обладает неизменной плотностью и практически несжимаемо; оно гасит огонь и утоляет жажду. «Вода», таким образом, обозначает неизменную конъюнкцию свойств, и данное имя дается этой конъюнкции, с тем чтобы отличить ее от других подобных конъюнкций или вещей. То же самое относится и к таким словам, как «дерево» и «сталь».
Неясный термин «вещь» обозначает, таким образом, крайне примитивный, но основополагающий тип упорядоченности. Он обозначает определенную неизменную конъюнкцию, или ассоциацию, свойств, отличную от других конъюнкций. Такой тип упорядоченности, видимо, никогда нельзя будет назвать «причинно-следственным». При этом открытие данного типа упорядоченности играет фундаментальную роль в отыскании какого бы то ни было типа физического порядка. Различные виды вещей были установлены в качестве таковых еще на самых элементарных этапах развития человечества, и процесс классификации и каталогизации данных нашего опыта не закончен и, видимо, никогда не будет закончен.
2. Еще один часто устанавливаемый тип упорядоченности связан с временным промежутком или временной направленностью. Выражение «железо ржавеет на сыром воздухе» является одним из примеров такой упорядоченности. Именно этот тип порядка обычно считается причинно-следственным.
Обыденное, опирающееся на здравый смысл понятие причины и следствия является интерпретацией несвойственного человеку поведения в терминах, описывающих человеческое поведение. Так, предполагается, что суждение «Джон разбил окно» выражает причинно-следственную связь, поскольку существует действующий агент Джон, который произвел действие по разбиванию окна. Поэтому считается, что в вышеприведенном суждении влажный воздух рассматривается как причина, а ржавление – как следствие. Влажный воздух называется «причиной» потому, что считается, что он производит ржавление. В обыденном сознании все изменения требуют причин, которые бы их объясняли, и, будучи обнаруженными, эти причины рассматриваются как агенты, осуществляющие изменение.
Крайне сложно прояснить, что же именно имеется в виду под причинами, которые «производят» следствия. Размышление над этой проблемой приводит нас к выводу, согласно которому единственное, что мы можем обнаружить в случаях предполагаемой причинно-следственной связи, это некоторое неизменное отношение между двумя или более процессами. Оно не сводится просто к существованию Джона, который является причиной разбитого окна. Важно неизменное отношение между определенным видом поведения Джона и определенным видом поведения стекла. Одной из специфических характеристик причинно-следственного отношения считается асимметричность и временная протяженность.
Однако даже с точки зрения здравого смысла приходится признать, что неизменность причинно-следственных отношений зачастую оказывается лишь кажущейся. Железо не всегда ржавеет на сыром воздухе, а окно не всегда бьется, когда в него попадает кирпич. Даже здравый смысл обнаруживает то, что в данных ситуациях, помимо указанных, должны присутствовать и другие факторы. Поэтому не только сырой воздух является причиной ржавления. Тогда начинается поиск других факторов, необходимых для получения следствия. Таким образом, осуществляется постепенный переход от грубых и приблизительных единообразий, наблюдаемых в обыденном опыте, к более неизменным отношениям, получаемым в результате углубленного анализа, проводимого в развитой науке.
3. Многие единообразия выразимы в численных уравнениях. Закон Ома в электричестве утверждает, что сила тока равна отношению между напряжением и сопротивлением. Согласно принципу рычага, равновесие достигается, когда два веса изменяются обратно пропорционально расстояниям до точки опоры.
Неизменные отношения данного типа больше не утверждают наличия временного следования и, по-видимому, вообще не рассматриваются в качестве примеров причинно-следственной упорядоченности. Верным является то, что, проводя эксперименты с электрической цепью, мы можем сначала изменить силу тока, а потом отметить изменение в напряжении. Однако в законе Ома не говорится о порядке, в котором мы осуществляем наблюдения. В этом законе утверждается, что наблюдаемые измеряемые элементы находятся друг к другу в определенных неизменных отношениях.
4. Четвертый тип упорядоченности демонстрируется на примере таких сложных теорий, как теория гравитации или кинетическая теория вещества. В таких теориях не все элементы, между которыми устанавливаются неизменные отношения, являются непосредственно наблюдаемыми. Также не каждое из устанавливаемых между элементами отношений можно подвергнуть непосредственной экспериментальной проверке. Так, такие объекты и отношения, как атомы, их движения и столкновения, неизменность их средней энергии, не доступны непосредственной верификации.
Функция таких всесторонних теорий, как мы уже видели, заключается в том, что они позволяют нам демонстрировать, что многие численные и качественные законы, доступные для непосредственного подтверждения, не являются изолированными друг от друга. Зачастую можно показать, что такие законы являются необходимым следствием более абстрактного закона, утверждаемого теорией. Так, численные отношения между температурой, объемом и давлением газов; численные законы, соотносящие плотность и удельную теплоемкость газов; отношения между точкой плавления, давлением и объемом твердых тел – все они выводимы с помощью логических законов из допущений кинетической теории вещества.
Если мы проанализируем данные четыре типа упорядочивания, то обнаружим, что свойственной всем им родовой особенностью будет утверждение некоторого вида неизменного отношения между различными элементами. В одних случаях это отношение может выражаться временной асимметрией, ведь принято считать, что причина предшествует во времени своему следствию. В других случаях ссылка на последовательность во времени отсутствует. Поэтому значимой как в теоретическом, так и в практическом смысле является неизменность.
Поэтому под причиной некоторого следствия мы будем понимать некоторый фактор, связанный со следствием неизменным отношением. Если следствием является то, что А страдает от дифтерии в момент времени £, то под причиной мы будем понимать некоторое изменение С, такое, чтобы истинным было следующее: если имеет место С, то А будет страдать от дифтерии в момент времени t, а если С не имеет места, то А не будет страдать от дифтерии в момент времени t; это является истинным для всех значений А, С и t, где А является индивидом определенного типа, С – событием определенного типа, t – моментом времени.
Поиск причин, таким образом, может пониматься как попытка отыскания некоторого неизменного порядка между различными видами элементов или факторов. Специфическая природа данного порядка будет изменяться в зависимости от природы предметной области и цели исследования. Более того, специфическая природа элементов, между которыми ищется порядок, в различных исследованиях также будет разниться. В одних случаях мы заранее обладаем знанием неизменного порядка и некоторых элементов, и тогда мы стремимся отыскать только дополнительные элементы. Так, обнаруживая человека, умершего от ран, и обладая знанием условий, при которых случается подобного рода смерть, мы ищем убийцу. В других случаях нам могут быть известны элементы, и тогда мы ищем только неизменный порядок между ними. Так, мы можем установить, что горячая вода наливается в стакан и что стакан трескается; далее мы ищем структурные отношения, связывающие два эти процесса. Бывают также и случаи, когда мы можем заметить некоторое изменение, а затем приступить к отысканию других еще неизвестных изменений, связанных каким-то еще неизвестным способом с замеченным изменением. Так, мы можем увидеть северное сияние, а затем начать поиск обстоятельств, с которыми оно связано тем или иным способом.
Вид отыскиваемых нами элементов или изменений зависит от структуры интересующей нас упорядоченности. Ответ на вопрос «Кто убил эрцгерцога Фердинанда в Сараево» должен иметь следующую форму: «Человек или люди А, В, С и т. д. являются убийцами эрцгерцога». С другой стороны, на вопрос «Что убило эрцгерцога» следует отвечать согласно тому типу специфического порядка, который мы пытаемся получить, а также согласно цели нашего исследования. Один ответ может выглядеть так: «Причиной смерти был определенный револьвер». Другими возможными ответами являются следующие: «Причиной его смерти были определенные общественно-политические обстоятельства», «Прекращение поступления кислорода в клетки его тела стало причиной смерти». Иными словами, тип нужного нам порядка, равно как и тип отыскиваемых элементов, определяется природой проблемы, породившей исследование. Ответ, являющийся адекватным для одного вопроса, может быть неадекватным для другого.
В свете того, что существует огромное множество видов специфического порядка и факторов, способных быть объектами исследования, вера в возможность отыскать какие-либо общие правила для удовлетворительного объяснения всех возможных проблем может показаться абсурдной. Однако мы воздержимся от преждевременных выводов и внимательно исследуем экспериментальные методы, сформулированные Миллем.
§ 2. Общее рассмотрение экспериментальных методов
Согласно Миллю, экспериментальные методы призваны выполнять двойственную функцию. Во-первых, они являются методами открытия причинно-следственных связей. Милль считал, что, используя данные методы, можно обнаружить порядок, по которому организованы факты. На возражения критиков он отвечал, что все умозаключения от опыта осуществляются именно с использованием экспериментальных методов. Если бы «с помощью методов наблюдения и эксперимента… никогда не было бы сделано никаких открытий, то тогда вообще не было бы сделано никаких открытий, ибо всякое открытие осуществляется с помощью процесса, сводимого к одному из этих двух методов» [77] . Именно эти методы предлагают первые обобщения, от которых зависит все последующее построение гипотез [78] .
Во-вторых, экспериментальные методы также обладают демонстративной функцией. Милль связывал задачу логики с доказательством. Согласно его позиции, индуктивная логика должна обеспечить «правила и модели (такие, как силлогизм и связанные с ним правила умозаключения), которым должны соответствовать индуктивные аргументы, для того чтобы быть обоснованными» [79] . Таким образом, эти методы должны представлять собой тесты для любой экспериментальной процедуры. Подобно тому как основание для некоторого суждения является окончательным, если отношения между суждениями, предложенными в качестве основания, и доказываемым суждением отвечают условиям необходимого следствия, «индуктивный аргумент», согласно Миллю, является обоснованным, если он согласуется с экспериментальными методами. Заключения, получаемые при исследовании реальных положений дел, могут, таким образом, быть абсолютно достоверными.
Мы сможем более взвешенно оценить данные два утверждения, если опишем общую природу данных методов и если при этом вспомним об условиях, при которых может проходить исследование. Сначала для исследования выбирается некоторая часть нашего опыта, являющаяся проблематичной. Суть проблемы должна формулироваться в терминах, описывающих ситуацию, породившую исследование. Анализ данной ситуации должен осуществляться путем разложения ее на ряд присутствующих или отсутствующих факторов, предположительно имеющих отношение к решению проблемы. Как мы уже видели, отыскиваемый нами порядок выразим в форме: С имеет низменное отношение к Е. Это означает, что в качестве причины нельзя рассматривать фактор, который существует при отсутствии следствия, или отсутствует при наличии следствия, или претерпевает какие-либо изменения без каких-либо соответствующих изменений в следствии. Функция эксперимента заключается в том, чтобы в случае каждого из факторов, рассматриваемого в качестве возможной причины, определить, имеет ли место неизменное отношение между ним и следствием. Если С и Е – два факта или процесса, то существует четыре возможные конъюнкции, которые мы можем обнаружить:
означают отсутствие указанных факторов. Чтобы показать, что С связано с Е неизменным отношением, мы должны попробовать показать, что вторая и третья альтернативы не имеют места.
Когда проблематическая ситуация является составной и содержит в качестве компонентов отличимые друг от друга факторы, мы можем установить неизменное отношение между следствием и некоторыми из возможных причин только посредством демонстрации того, что эти возможные причины соответствуют или не соответствуют этому формальному условию существования неизменного отношения. Следовательно, для этого необходимо по очереди изменять возможные причины и устанавливать те из них, которые являются относительно независимыми друг от друга.
Мы сможем убедиться в том, что функция эксперимента является элиминативной. А методы экспериментального исследования обладают именно указанной функцией.
§ 3. Метод единственного сходства
Независимо от того, ищем ли мы причину какого-либо события или его следствие, мы начинаем с ситуации, которая может быть отнесена к одному из видов. Предположим, что однажды утром мы обнаруживаем, что цветы во всех садах определенного поселка за ночь увяли. Как мы должны действовать, чтобы отыскать причину случившегося?
Первый принцип эксперимента гласит: если два или более примеров одного и того же явления обладают только одним общим фактором, то данный фактор, относительно которого все указанные примеры согласуются, и будет причиной (или следствием) исходного явления. Явление, которое мы исследуем, – это увядание цветов. Отдельными примерами являются цветы, увядшие в нескольких садах. Нам, таким образом, следует исследовать данные примеры на предмет обнаружения общих обстоятельств или факторов. Мы устанавливаем множество различий между садами: качество почвы, виды выращиваемых цветов, их размер, их расположение, характер садовников. Мы также обращаем внимание на то, что ночью имело место резкое падение температуры. На основании приведенного принципа мы заключаем, что падение температуры является причиной увядания цветов. В силу чего мы можем считать данное заключение обоснованным? Почему мы не можем сказать, что причиной является качество почвы? Ответы на эти вопросы могут заключаться в указании на то, что факторы, отсутствовавшие при наличии исследуемого явления, не могут быть связанными с ним неизменным отношением. Так, качество почвы не является одним и тем же в каждом примере увядших цветов. Следовательно, причиной должен быть общий фактор падения температуры. И действительно, известно, что резкие перепады в температуре опасны для растений. Возникает ощущение, что приведенный принцип представляет успешный метод как для обнаружения причин, так и для их «доказательства».
К сожалению, в данном примере мы знали причину увядания цветов до того, как применили указанный метод. Неудивительно, что нам удалось отыскать причину. Нам следует применить данный принцип для обнаружения причины явления, неизвестной нам заранее.
Так, потеря мужчинами волос есть явление, причина которого неизвестна. Если данный принцип представляет эффективный инструмент для научного открытия, то тогда ни один человек, знакомый с законами логики, не должен страдать от облысения. Следуя данному принципу, мы берем не менее двух лысых мужчин и ищем среди них нечто общее. Однако мы тут же сталкиваемся с огромными сложностями. Данный принцип требует, чтобы мужчины различались во всем, кроме чего-то одного. Если нам удастся отыскать несколько мужчин, удовлетворяющих данному условию, то это будет редким везением (хотя, скорее всего, данный пример будет указывать лишь на отсутствие у нас достаточного воображения для усмотрения каких-либо общих факторов в этих людях). Если мы будем недостаточно тщательно проводить наш поиск, то мы сможем сказать и то, что единственной общей чертой среди всех них является то, что все они являются органическими телами.
Отбросим данную альтернативу. Далее мы сталкиваемся с еще более сложным препятствием. Каким образом мы установим такой общий фактор или факторы? Если у одного из мужчин голубые глаза, значит ли это, что мы должны исследовать всех остальных на предмет цвета их глаз? Если один из них признается, что в детстве ел много масла печени трески, значит ли это, что мы должны удостовериться, что все остальные не имели в детстве подобного рациона? Число подобных факторов неограниченно. К ним могут относиться дата рождения, прочитанные книги, потребляемая пища, наследственность, характер общения с друзьями, профессиональная специализация и др. Таким образом, даже если общий фактор и может быть обнаружен при исследовании всех примеров для каждого из возможных факторов, то все равно подобным способом никогда не отыщем всех общих факторов. Мы можем искать общий фактор, только если мы отбросим большинство факторов как не имеющие отношения к феномену облысения. Иными словами, свое исследование нам нужно начать с некоторой гипотезы о возможной причине облысения. Гипотеза, отбирающая одни факторы как релевантные, а другие как нерелевантные, строится на основании имеющегося знания о сходных предметных областях. Эта гипотеза не предоставляется в указанном принципе. А без наличия гипотезы относительно природы релевантных факторов приведенный принцип не может привести нас к желаемой цели.
Все это время мы допускали, что факторы, присутствующие в некотором примере, отличны друг от друга и что каждый из них обозначен, как если бы на нем был ярлык с надписью «Я – фактор». Однако пример какого-либо явления не предстает перед нами в виде уникального набора четко очерченных факторов, которые сразу идентифицируются в качестве таковых, с тем чтобы каждый из них можно было исследовать и изменять независимо от всех остальных. Метод единственного сходства требует сравнения факторов в двух или более примерах. Поэтому данный метод также оказывается бесполезным, если заранее не проведено разложение примера на составляющие его факторы.
Но каким образом мы раскладываем пример на составляющие его факторы и является ли каждый случай подобного разложения обоснованным? Рассмотрим следующий эксперимент. В двух или более пробирках, различного размера и содержащих жидкость разного цвета, формируется осадок. Мы хотим установить причину формирования осадка и обнаруживаем, что каждый из примеров может быть разложен на следующие факторы: 1) размер пробирки, 2) наличие жидкости конкретного цвета, 3) добавление серной кислоты, 4) формирование осадка. С помощью указанного принципа можно исключить факторы 1 и 2, поскольку они не являются общими для двух примеров; согласно этому принципу, следует остановиться на добавлении серной кислоты как причине явления 4. Однако данный способ разложения этого примера не является единственно возможным. Мы можем рассмотреть и иное разложение на факторы: 1\') размер пробирки, 2\') наличие в пробирке жидкости, 3\') добавление серной кислоты в жидкости разного цвета, 4\') формирование осадка. На основании этого разложения наш принцип укажет на фактор 2\' как на причину формирования осадка. На самом деле данное заключение ложно. Оно ложно потому, что второй способ разложения примеров не является «корректным».
Рассмотрим еще одну иллюстрацию. Мы хотим установить причину головной боли. Мы обнаруживаем, что в некоторых случаях ей предшествовало напряжение зрения, в некоторых случаях – нарушение пищеварения, а в некоторых случаях – отвердевание или какие-либо другие изменения в кровеносных сосудах. Если мы понимаем наш принцип буквально, то ни один из приведенных факторов не является общим и, следовательно, не может быть причиной головной боли. Однако такое заключение будет ошибочным в силу неверного анализа того, что является головной болью, и того, что является фактором для различных видов головной боли. Более тщательному рассмотрению причин должно сопутствовать более тщательное исследование следствий. Если мы спросим, в чем причина заболевания, то мы тем самым группируем большое количество феноменов под одной рубрикой. Различные причины для различных видов заболеваний должны группироваться сходным образом. Данное утверждение будет более подробно рассмотрено при анализе множественности причин.
Из сказанного следует, что не все виды разложения явлений на факторы в одинаковой степени обоснованны. Приведенный выше пример разложения является некорректным потому, что в свете имеющегося у нас знания в экспериментах подобного рода мы не должны отделять объем, занимаемый жидкостью, от того, что было в нее добавлено. Однако метод единственного сходства не способен сообщить нам, какое из двух разложений является корректным. Он не может за нас обнаружить то, как те или иные примеры следует разделять на факторы, которые смогут связываться между собой неизменными отношениями. Повторим еще раз: данный метод не может функционировать, если не сделаны допущения относительно того, какие факторы являются релевантными.
Рассмотрим далее, является ли метод единственного сходства методом доказательства, даже если мы установили, что он не может быть методом открытия. Следует ли из соблюдения условий метода единственного сходства при поиске причины какого-то явления доказательство того, что заключение этого поиска истинно? Можно легко показать, что ничего подобного не следует. Причина явления должна быть связана с явлением неизменным отношением. При этом мы можем исследовать только ограниченное число случаев любого предполагаемого неизменного отношения. Даже если мы могли бы быть абсолютно уверенными, что фактор, рассматриваемый в качестве причины, является единственным общим фактором, то могли бы мы при этом быть уверены, что он связан с явлением неким неизменным отношением (для неограниченного числа примеров)? Так, в очень большом числе примеров заболевания брюшным тифом мы можем обнаружить, что общим фактором является активность определенных микроорганизмов. Из этого не следует, что данный фактор всегда присутствует в тех примерах брюшного тифа, которые еще не были рассмотрены. Не каждая действительная конъюнкция факторов является повторяющейся неограниченное число раз.
Быть может, читателю покажется, что умозаключение от наблюдаемой конъюнкции факторов к неизменной конъюнкции является легитимным в силу «единообразия природы». В данном случае мы не будем стараться поколебать веру читателя в эту популярную доктрину. Однако мы укажем на то, что подобная вера не обладает ценностью для обоснования суждения о том, что неизменные отношения существуют.
Данный метод не только не поможет доказать существование причинно-следственной связи, но и приведет нас к утверждению о том, что определенный фактор является причиной, хотя это будет не так. Мы это уже видели в связи с проблемой разложения примеров на факторы. Мы можем увидеть это еще раз и в ином ракурсе. Предположим, профессор в области гигиены обнаруживает, что на протяжении трех ночей у него была ужасная головная боль. Он припоминает, что в понедельник он читал на протяжении десяти часов, а затем прогулялся; во вторник он за обедом не смог отказаться от деликатесов, съел слишком много и потом прогулялся, чтобы прийти в себя; в среду он спал в течение всего дня, а затем прогулялся, чтобы освежиться. Если бы он применял данный метод, то должен был бы заключить, что причиной его головной боли стали прогулки. Однако это заключение будет ложным, ибо прогулки (как мы знаем на совершенно других основаниях) не имеют ничего общего с головной болью. Ложное заключение было получено в результате использования данного метода, поскольку примеры, к которым его применили, не были правильно разложены на нужные факторы.
Данный пример содержит еще одну известную доктрину. Считается, что метод единственного сходства не обеспечивает удовлетворительного доказательства раз и навсегда потому, что существует такое явление, как множественность причин. Одно и то же явление не всегда производится одной и той же причиной. Милль полагал, что «нередко существует несколько независимых модусов, по которым может зародиться один и тот же феномен» [80] . Дом может быть уничтожен в результате пожара, землетрясения или выстрелом из пушки. Следовательно, данный метод не может обнаружить единственную причину. Подобное рассуждение заставило Милля признать наличие несовершенств в принципе единственного сходства, что привело его к выработке дополнительного принципа единственного различия. На данном этапе мы обратимся к доктрине множественности причин. Независимо от того, является она состоятельной или нет, ее формулировка и принятие Миллем демонстрируют потребность в некотором критерии для правильного разложения примеров на факторы. Этот критерий не обеспечивается принципом единственного сходства.
Применение данного принципа не гарантирует того, что будут найдены все необходимые условия для наличия явления. Почему ртутный столб в барометрах обычно возвышается на 30 дюймов? Если мы применим данный метод, то сможем заключить, что поскольку сверху над каждым столбом находится вакуум, то наличие вакуума является причиной наблюдаемого поведения ртутного столба. Такое заключение является ошибочным, поскольку нам известно, что наличия вакуума недостаточно для возвышения ртутного столба. Другими неотъемлемыми условиями для объяснения поведения ртутного столба являются атмосферное давление, температура в комнате и прочие факторы. Таким образом, метод единственного сходства не учитывает определенные условия, которые должны быть удовлетворены. Этот метод может зафиксировать наше внимание только на определенных очевидных, пусть даже и необходимых признаках рассматриваемых примеров.
Как метод открытия, метод единственного сходства, таким образом, оказывается бесполезным, а как метод доказательства – ошибочным. Значит ли это, что он не обладает никакой ценностью? У него есть ограниченная ценность, если придать ему отрицательную формулировку: ничто не может быть причиной явления, если оно не является общим фактором во всех примерах рассматриваемого явления. Будучи сформулированным таким образом, данный принцип становится методом элиминирования предлагаемых причин, не отвечающих основополагающим требованиям для того, чтобы таковыми считаться. Фактор, не являющийся общим для всех примеров феномена, по определению не может состоять в причинно-следственной связи с феноменом.
Поиск причин начинается с определенных допущений относительно факторов, которые могут иметь отношение к явлению. Так, при изучении облысения мы можем начать следующим образом: облысение появляется в силу родственных, передающихся по наследству факторов, или же в силу особенностей питания, или же по причине ношения определенных головных уборов, или же в силу некоторой более ранней болезни. Метод единственного сходства способствует элиминации некоторых или всех из предполагаемых альтернатив. Мы можем обнаружить, что особенности пищи, употребляемой лысыми людьми, не являются общим фактором; и, согласно принципу tollendo ponens, мы можем заключить, что только три из предложенных альтернатив подлежат рассмотрению, а именно: наследственность, специфика головных уборов, более ранняя болезнь. Так мы можем продвигаться до тех пор, пока не отбросим все предложенные альтернативы или же пока не обнаружим, что одна из них не может быть элиминирована.
Однако до тех пор, пока нам не посчастливится включить в набор рассматриваемых альтернатив тот фактор, который на самом деле является причиной явления, метод единственного сходства не сможет его идентифицировать. Его функция, таким образом, заключается в том, что он помогает элиминировать нерелевантные факторы.
§ 4. Метод единственного различия
Милль считал, что метод единственного сходства является несовершенным, потому что мы не можем быть уверенными в том, что исследуемое явление обладает только одной причиной. Этот метод считался полезным в тех случаях, когда мы не могли при желании изменить имеющиеся факторы. Поэтому метод единственного сходства чаще воспринимался как метод наблюдения, а не метод эксперимента. Однако считалось также и то, что от недостатков данного метода можно избавиться, если использовать другой принцип, а именно метод единственного различия.
Этот второй метод применяется, когда имеют место два примера, похожие друг на друга во всех отношениях, но различающиеся в наличии или отсутствии исследуемого явления.
Полная формулировка данного метода такова: «Если пример, в котором имеет место исследуемое явление, и пример, в котором оно не имеет места, имеют все общие факторы за исключением одного, который имеет место в первом из них, то тот фактор, в котором различны эти два примера, является следствием или причиной или же неотъемлемой частью причины или самого явления» [81] .
Посмотрим, является ли данный принцип эффективным при обнаружении причин. Предположим, читатель покупает две перьевые ручки сходного типа, наполняет их одними и теми же чернилами, кладет себе в карман и долго прогуливается, прежде чем садится, чтобы начать писать. Сев, он обнаруживает, что одна из ручек протекает. В чем причина? Похоже, что присутствуют все условия для применения принципа единственного различия. Ручки похожи, но одна протекает, а другая нет. Если читатель применит принцип единственного различия, то он обнаружит, что резиновый контейнер в одной из ручек утратил свою эластичность и стал похожим на губку. Другая ручка таким дефектом не обладает. Читатель может заключить, что состояние контейнера является причиной протечки.
Однако обстоят ли дела на самом деле столь же просто, как в данном примере? Если мы всерьез воспринимаем указанный принцип, то мы должны заключить, что этот метод не может применяться в данном исследовании, поскольку требуется, чтобы обе ручки были в точности одинаковыми во всех факторах, кроме упомянутого. Однако две ручки различаются в большом количестве способов: одна была произведена раньше другой или же ее сделал другой мастер; формы двух ручек имеют мелкие различия; химический анализ может указать и на другие различия; в кармане ручки не были помещены одинаковым образом, равно как они и не обогревались одинаково теплом тела читателя.
Если кто-то возразит, сказав, что двум ручкам вовсе не обязательно быть полностью похожими друг на друга, но следует совпадать только релевантными факторами, то на это мы сможем ответить, что принцип единственного различия требует именно такого рода релевантности и что он сам по себе не предоставляет никакой другой информации. Если же наш оппонент скажет, что можно показать, что обе ручки являются схожими, рассмотрев все факторы, то нам придется ответить, что исчерпывающее рассмотрение всех факторов невозможно и что даже если бы такое рассмотрение и было бы возможным, то принцип единственного различия не понадобился бы для обнаружения того фактора, который имеет место, когда есть сам феномен, и который не имеет места, когда его нет.
Как и предыдущий, данный принцип требует предварительно сформулированной гипотезы о факторах, которые будут рассматриваться как релевантные. Этот принцип не может нам указать, какие из бесчисленного числа существующих факторов следует отобрать для изучения. Кроме того, данный принцип требует того, чтобы факторы были правильно разделены и разложены. Мы вынуждены признать, что данный метод не может быть методом открытия.
Является ли метод единственного различия методом доказательства? Не в большей степени, чем таковым является метод единственного сходства! Ценностью, которой может обладать принцип единственного различия, зависит от допущения о том, что различия являются установленными с учетом наличия или отсутствия некоторого единственного фактора. Однако может ли данный принцип уверить нас в том, что такой фактор не является составным?
Предположим, что некоторый человек не умеет приспосабливаться к психологической и социальной обстановке. Его преследуют мучительные сны. Он обращается к психоаналитику, который предлагает ему рассказать о личных подробностях его автобиографии и, в частности, о его половой жизни. Человек «избавляется» от проблем с приспособлением к обстановке, и его перестают мучить сны. Кажется, что в данном случае применим принцип единственного различия: «единственное различие» между событиями в жизни этого человека в течение указанного периода времени заключается в том, что он выразил свои скрытые сексуальные желания. Можем ли мы на основании этого обоснованно заключать, что причиной выздоровления является свободное обсуждение сексуальных вопросов? Разумеется, нет. Изменения в жизни человека могут, на самом деле, происходить из того, что в психоаналитике он нашел сочувствующего слушателя вне зависимости от обсуждаемого предмета или же в силу прекращения некоторых органических расстройств, оставшихся неизвестными как для самого пациента, так и для аналитика.
Может ли данный метод продемонстрировать неизменную связь при рассмотрении двух примеров? Допустим, читатель проводит бессонную ночь, однако на следующую ночь он спит, не тревожась. Читатель может убедить себя, что единственное «значимое» различие в его поведении в два дня, предшествующие двум указанным ночам, заключается в том, что в первый день он пил кофе, а во второй нет. Может ли читатель обоснованно заключить, что кофе (для него) является неизменной причиной бессонницы при прочих равных обстоятельствах? Может оказаться истинным то, что в первую ночь он мучился от бессонницы именно из-за кофе. Тем не менее, все равно может оказаться, что само по себе употребление кофе не привело к нежелательному результату. Бессонница могла быть вызвана препаратом, содержащимся в кофе. Согласно гипотезе, бессонница в ту конкретную ночь была вызвана употреблением того конкретного кофе. Однако из этого не следует, что в общем употребление кофе вызывает бессонную ночь. Применение принципа единственного различия, таким образом, не приводит во всех случаях к определению тех факторов, в терминах которых можно выразить неизменное отношение, но может при этом привести к утверждению наличия некоторого неизменного отношения там, где его на самом деле нет. Данный принцип не защищает нас от заблуждения, известного как post hoc, ergo propter hoc [82] : бессонница может следовать за употреблением кофе, но может случиться так, что она имеет место не в силу того, что читатель выпил кофе.
Утверждение данного принципа с очевидностью указывает на то, что обозначаемый им фактор может быть только частью причины. Данная квалификация является крайне важной. Неизменные отношения, которые ищет наука, таковы, что если имеет место определенный набор факторов, то им всегда будут сопутствовать какие-то другие факторы. Обнаружения неполного набора факторов зачастую оказывается недостаточно. Поэтому метод единственного различия не может гарантировать обнаружения достаточных оснований для того или иного явления. Мы не можем заключить, что дождь является достаточным условием для богатого урожая в одной части штата на том основании, что в другой части штата была засуха, даже если качество посаженных зерен, почва и количество солнечного света были во всех значимых смыслах одинаковыми. Дело в том, что не только сам по себе дождь обеспечил адекватные условия для хорошего урожая, а дождь вместе с почвой, семенами и количеством солнечного света. Таким образом, принцип единственного различия может заставить нас обращать внимание на совершенно неполные или даже мнимые факторы в некоторой законченной ситуации. На основании данного принципа мы можем утверждать, что поскольку ситуация в Европе в январе 1914 года была такой же, как и в июле, и поскольку единственным значимым различием было убийство эрцгерцога Фердинанда, то именно это событие стало причиной Мировой войны. Не отрицая важности данного события для объяснения того, когда именно началась война, каждый исследователь истории также укажет и на сложные национальные, дипломатические и социально-экономические факторы, явившиеся частью условий, необходимых для объяснения происхождения этой войны.
Метод единственного различия, таким образом, не может рассматриваться ни как метод открытия, ни как метод доказательства. Однако, так же как и метод единственного сходства, он обладает ограниченной ценностью, будучи сформулированным в отрицательном виде: ничто не может считаться причиной явления, если это явление не имеет места тогда, когда имеет место эта его предполагаемая причина. В такой формулировке данный метод способен элиминировать одну или более предполагаемых причин, не отвечающих основным требованиям причинности. Фактор, который имеет место независимо от того, имеет место исследуемое явление или нет, по определению не может состоять с ним в причинно-следственной связи. Так, если мы исследуем ревматизм, мы можем сформулировать гипотезу о том, что он вызывается чрезмерным количеством крахмала в пище, или же недостатком физических упражнений, или же очаговой инфекцией в зубах. При условии что данные альтернативы представляют верный анализ и отграничение факторов, мы можем элиминировать диетическую теорию происхождения ревматизма, если сможем показать, что большие количества крахмала можно употреблять без появления болезненного следствия. Далее, как и в случае с принципом единственного сходства, мы можем, согласно принципу tollendo ponens, элиминировать все альтернативы, кроме одной. Повторим еще раз, что метод единственного различия не помогает, если мы не включили в ряд рассматриваемых альтернатив тот фактор, который на самом деле является причиной.
§ 5. Соединенный метод единственного сходства и единственного различия
Для применения двух рассмотренных методов требуется соблюдение условий, которые реально никогда не могут быть соблюдены. Согласно первому методу, нам требуются примеры, непохожие друг на друга во всем, кроме одного аспекта; для второго метода требуется, чтобы все рассматриваемые примеры были схожими во всех аспектах, кроме одного. Когда происхождение некоторого явления зависит от сложного набора условий, совсем непросто разделить существенные факторы и изменять их по очереди. Поэтому Милль предложил сочетать два указанных метода. Его формулировка такова: «Если два или более примера некоторого явления обладают только одним общим фактором, тогда как два или более примеров ситуации, когда явление не имеет места, не имеют между собой ничего общего, кроме отсутствия этого самого фактора, то этот фактор, относительно которого различаются два набора примеров, является следствием, или причиной, или неотъемлемой частью причины явления» [83] .
Формулировка данного принципа в действительности является абсурдной. Согласно этой формулировке, нам нужно два набора факторов. В одном наборе явление имеет место, и взятые вместе два примера должны обладать единственным общим фактором, хотя если каждый из них рассмотреть по отдельности, то они могут согласоваться относительно нескольких факторов. Во втором наборе явление не имеет места, а примеры должны быть отобраны таким образом, чтобы у них, взятых вместе, не было ничего общего, кроме отсутствия самого явления. Однако если мы последуем данным инструкциям, то во второй набор мы можем включить все что пожелаем, поскольку единственным определяющим признаком является отсутствие некоторого свойства! Допустим, мы хотим обнаружить условия, приводящие к разводам. Согласно данному методу, нам сначала следует рассмотреть набор разведенных пар, далее – набор неразведенных пар, например, пар цветов, детей, гор, холостяков и т. д. Мы никак не смогли бы использовать эти отрицательные примеры для определения причины разводов. Следовательно, нам нужно модифицировать формулировку данного принципа. Отрицательные примеры должны относиться к одному типу, к которому может относиться рассматриваемое явление при соблюдении соответствующих условий.
Как метод открытия или доказательства, этот принцип сочетает в себе все недостатки первых двух принципов, а его преимущества являются преимуществами только каждого из первых двух принципов, взятых по отдельности. Однако в нем, тем не менее, сформулированы определенные аспекты методов, применяемых в сравнениях больших групп. Если бы мы применяли только метод единственного различия для обнаружения причины разводов, то нам бы потребовалось две пары (разведенная и неразведенная), схожие во всех аспектах, кроме одного. Однако такое вряд ли возможно. Если же нам нужно было исследовать большое число женатых пар, то мы могли бы показать, что некоторые из факторов, присущих им всем, не являются значимыми для их пребывания в браке, разумеется, для этого нам нужно было бы показать, что все разведенные пары также проявляют эти же общие свойства. Нам, может быть, и не удастся определить причину разводов с помощью данного метода. Тем не менее, рассмотрев несколько больших групп, не исключено, что мы сможем указать на некоторое отношение между относительной частотой разводов и такими факторами, как существующие в парах различия в возрасте, образовании, здоровье и т. д. Такая статистическая информация может представлять максимум из того, что можно получить по данному вопросу. Знание относительной частоты разводов для индивидов, существенно отличающихся, например, по возрасту, будет бесполезным для определения того, прекратится ли разводом отдельно взятый брак. Данный метод может быть весьма полезным в установлении того, как часто мы можем ожидать разводов, если имеем дело с очень большой группой людей.
§ 6. Метод сопутствующего изменения
Элиминация нерелевантных факторов, являющаяся, как мы видели, функцией рассмотренных выше принципов, не может осуществляться с помощью этих принципов во всех случаях. Дело в том, что иногда оказывается невозможно полностью обособить, или изолировать, причину. Если мы хотим отыскать причину приливов и отливов на реках и на морях, мы не можем использовать принцип единственного различия, поскольку мы не можем отыскать пример, в котором река или море не будут проявлять феномена приливов и отливов. С помощью этого метода мы также не можем показать, что Солнце и Луна являются причиной приливов и отливов, поскольку мы не можем отменить воздействия этих тел. В этом случае мы также не можем использовать принцип единственного сходства, поскольку мы не способны изъять из примеров приливов и отливов такие неотъемлемые общие факторы, как присутствие неподвижных звезд.
В подобных случаях мы можем усмотреть или ввести изменения в степень или значимость следствия и отыскать соответствующее изменение в некотором факторе без полного элиминирования следствия или предполагаемой причины. Метод сопутствующего изменения был сформулирован Миллем для того, чтобы объяснять подобные явления. Звучит он следующим образом: «То явление, которое претерпевает какое-либо изменение каждый раз, когда некоторое другое явление претерпевает определенное изменение, является либо причиной, либо следствием того другого явления, или же оно связано с ним посредством какого-нибудь факта причинно-следственной связи» [84] .
Таким образом, данный принцип может использоваться, только если степень или значимость следствий и причин являются различимыми. Рассмотренные выше принципы представляют качественные методы, поскольку для их использования требуется установление наличия или отсутствия определенного признака или свойства. Данный принцип является количественным, и для его использования требуются измерения и статистические методы.
Рассмотрение формулировки принципа сопутствующего изменения должно было породить в нас подозрения относительно его успешности как метода открытия. Согласно данному принципу, если явление претерпевает какое-либо изменение каждый раз, когда другое явление претерпевает определенное изменение, то имеет место причинно-следственное отношение. Если же сопутствующее изменение действительно является неизменным (постоянным), а создается впечатление, что сама фраза «каждый раз, когда» того требует, то причинно-следственное отношение действительно присутствует. Однако, если для того чтобы воспользоваться принципом, нам нужно заранее знать, что способ изменения является неизменным, то для чего тогда нужен сам принцип? В таком случае для обнаружения причины нам не нужен этот принцип. Таким образом, данный принцип оказывается совершенно бесполезным при поиске правила изменения или при доказывании того, что предполагаемый способ изменения является неизменным.
Данное подозрение усилится, если мы попробуем воспользоваться принципом сопутствующего изменения. Допустим, мы замечаем, что температура в определенном регионе изменяется заданным образом в течение нескольких месяцев. В чем причина такого изменения? Мы ищем фактор, имеющий место на протяжении этого времени и претерпевающий некоторое изменение. Однако какой из факторов исследовать? Разумеется, не все факторы и даже не все изменяющиеся факторы. Прежде чем можно будет применять данный принцип, требуется формулировка гипотез и суждений относительно релевантности факторов.
Сложные причинно-следственные зависимости между несколькими переменными, которые исследуются в естественных науках, нельзя распутать без формулировки гипотез, основывающихся на знании математических отношений. Даже такое относительно простое правило изменения, как закон обратных квадратов гравитационного притяжения, не может быть получено на основании простого наблюдения за поведением планет.
Просто наличия сопутствующего изменения температуры и какого-нибудь другого фактора недостаточно для установления причинно-следственной связи. Допустим, можно было бы показать, что ежедневные колебания температуры в Нью-Йор-ке в течение одного года коррелировали с ежедневными изменениями уровня смертности в Китае за тот же период времени. Большинство компетентных специалистов сочтут подобные соотношения случайными, поскольку они обладают некоторым знанием о том, какие факторы имеют отношение к изменению в температуре. Даже очень точные соотношения, в особенности в социальных науках, с необходимостью не указывают на неизменные отношения. Дело в том, что явления, между которыми такие соотношения могут устанавливаться, на самом деле могут оказаться не связанными друг с другом никакими способами, которые могли бы породить в нас веру в наличие неизменной связи. С помощью статистических методов и достаточной доли терпения можно отыскать любое количество соотношений между совсем не связанными друг с другом факторами. Мы не отыскиваем причинно-следственные связи, рассматривая сначала все возможные соотношения между переменными. Скорее наоборот, мы предполагаем наличие неизменной связи, а затем используем соотношения как подтверждающие основания.
Кроме того, соотношения, полученные на основе рассмотрения конечного числа пар переменных, оказываются ненадежными, поскольку мы не можем быть уверенными в том, что правило изменения останется тем же и в других примерах, которые остались за пределами нашего рассмотрения. По воле случая мы можем приступить к исследованию газов, отобрав такой газ, как гелий, разогретый до высокой температуры. Далее мы можем заметить, что если температура остается постоянной, то давление и объем газа изменяются обратно пропорционально друг другу. Мы можем наблюдать данное правило изменения на определенных температурных интервалах, а затем экстраполировать данное правило на любое температурное значение или же на любой газ при любой постоянной температуре. Однако если мы проведем подобную экстраполяцию, то обязательно совершим грубую ошибку, поскольку сейчас известно, что закон Бойля истинен только для ограниченного числа газов в идеальных условиях. Правило же изменения, обнаруженное в рамках определенных интервалов, может стать неточным за пределами этих интервалов, и это случится не только потому, что правило изменения здесь будет другим, но и потому, что факторы, не принятые во внимание в рамках указанных интервалов, не могут игнорироваться за их пределами. Период колебания маятника пропорционален квадратному корню его длины, если амплитуда является маленькой. При увеличении амплитуды период (теоретически и приблизительно) все еще соотносится подобным образом с длиной маятника; однако в этом случае уже необходимо принимать во внимание фактор сопротивления воздуха, и период больше не может высчитываться по такой простой формуле.
Мы убедились, что метод сопутствующего изменения не может рассматриваться ни как метод открытия, ни как метод доказательства. Его ценность частично заключается в указании на направление исследования причинно-следственных связей, а частично в помощи в подтверждении гипотез об этих связях. Однако его основная ценность заключается в том, что он способствует элиминации нерелевантных факторов. Ибо ничто не может рассматриваться как причина явления, если в случае наличия изменения в самом явлении в рассматриваемой вещи никакого изменения нет, и наоборот. Следовательно, данный метод способствует отбрасыванию тех предлагаемых гипотезой факторов, которые не соответствуют необходимым условиям. Согласно утверждению Милля относительно данного принципа, если С изменяется всегда, когда изменяется Е, то С и Е связаны причинно-следственным отношением. Мы убедились, что данное требование является слишком сильным. Единственное, что можно утверждать, это то, что С и Е не связаны причинно-следственным отношением, если С и Е не претерпевают сопутствующих друг другу изменений, и даже в этой модифицированной форме данный метод не поможет нам избежать ошибки, если факторы, обозначаемые с помощью «С» и «Е», корректно не проанализированы.
§ 7. Метод остатков
Последний оставшийся метод «открытия и доказательства» – это метод остатков. Он яснее, чем все остальные принципы, выражает элиминирующую функцию среди рассматриваемых принципов. Формулируется данный принцип следующим образом: «Изымите из любого явления ту его часть, относительно которой в силу более ранних индуктивных умозаключений известно, что они являются следствием определенных антецедентов, и остаток явления будет следствием оставшихся антецедентов» [85] .
Очевидно, что использование данного метода зависит от применения нами уже известных причинно-следственных связей, с тем чтобы изолировать влияние другой известной или предполагаемой причины посредством строго дедуктивного аргумента.
Излюбленной иллюстрацией для данного метода является открытие планеты Нептун Адамсом и ле Веррье. Движения планеты Уран исследовались на основе теорий Ньютона. Его орбита была прочерчена на основе предположения о том, что Солнце и планеты в орбите Урана были единственными телами, определяющими его движение. Однако просчитанное местоположение Урана не совпало с его наблюдаемым местоположением. На основе предположения о том, что такие различия могли объясняться только действием гравитационной силы планеты, находящейся за пределами орбиты Урана, из пертурбаций в движении Урана было высчитано местоположение такой гипотетической планеты (которая должна была вести себя согласно обычным принципам астрономической механики). И на самом деле, планета Нептун была открыта неподалеку от того места, где она должна была находиться согласно расчетам. Поэтому данное достижение приписывается методу остатков.
Однако несложно заметить, что аргумент, использованный для локализации Нептуна, был строго дедуктивным. Сначала нам нужно принять универсальный характер законов гравитации Ньютона. Затем мы должны предположить, что движение Урана определяется известными телами внутри его орбиты и единственным неизвестным телом за пределами его орбиты. Положение данного неизвестного тела может быть высчитано, если мы также знаем, насколько сильно влияние планет, находящихся в орбите Урана, на его движение. Сам по себе принцип остатков не указал на причину различия в наблюдаемом поведении Урана. Нужно было в ясном виде сформулировать гипотезу относительно возможного источника этого расхождения. Принцип остатков всего лишь выражает тот факт, что при сделанных допущениях следовало элиминировать внутренние массы как возможные причины наблюдаемых расхождений. Этот принцип сам по себе не говорит о том, где располагается источник остаточных явлений. Он также не доказывает того, что предполагаемый источник таких остаточных явлений находится в причинно-следственной связи с самими этими явлениями.
В этой иллюстрации следует отметить еще одно условие для применения указанного метода. Мы можем высчитать положение планеты Нептун, только если мы знаем закон, по которому можно сочетать силы притяжения. Предполагается, что эти силы должны действовать «независимо» друг от друга. Это означает, что если одна из внутренних планет вылетит из солнечной системы, то величину ускорения, полученного в результате воздействия оставшихся планет на Уран, можно все равно будет высчитать на основании их известного положения и масс. Каждый раз, когда исследуемые силы не являются независимыми в данном смысле (иными словами, когда следствие двух сил не может быть высчитано на основании знания каждой из них по отдельности), метод остатков не может быть использован.
§ 8. Обобщающее изложение ценности экспериментальных методов
Теперь следует резюмировать все проведенное обсуждение экспериментальных принципов. Каждое исследование причины явления Р должно начинаться с гипотезы. Допустим, Н1, Н2… Нn являются набором альтернативных гипотез относительно возможных условий, детерминирующих Р. Таким образом, знаки «Н» обозначают наше понимание того, что является релевантным при любом случае наличия Р. Ни одно наблюдение, эксперимент или рассуждение не является возможным без явного или неявного принятия следующего:
Суждение 1. Н1 или Н2 или… Нn является причинно-следственным законом для Р. Функция экспериментальных принципов заключается в том, чтобы элиминировать некоторые или все из перечисленных альтернатив. Мы пытаемся показать, что в примерах, когда имеет место Р, Нг не присутствует; или же что Н1 истинно там, где Р отсутствует, равно как и там, где Р присутствует; или же что Р претерпевает изменение без соответствующего изменения в одном из факторов, обозначаемых как «Н1». Если нам удается продемонстрировать одно из перечисленных обстоятельств (и если Н1 представляет корректный анализ факторов), то тогда Н1 элиминируется как возможный причинно-следственный закон для Р. Так, в эксперименте может быть установлено следующее:
Суждение 2. Н1 не является причинно-следственным законом Р. Тогда из суждений 1 и 2 мы можем заключить:
Суждение 3. Н2, или Н3, или… Нп является причинно-следственным законом Р.
Та же самая процедура может быть проведена и в отношении Н2 и т. д. и мы можем с успехом элиминировать все альтернативы, за исключением Нп Если Нn не может быть элиминировано, то мы можем заключить, что Нn является причинно-следственным законом Р при допущении того, что перечисленные варианты являются единственными возможными причинно-следственными законами.
Однако ясно, что данная процедура эффективна в отыскании причинно-следственных законов только в случае истинности следующего:
a. Суждение 1 должно основываться на корректном анализе факторов, сопутствующих Р. Все Н должны выражать релевантные отношения между Р и определенными другими факторами.
b. n число альтернатив Н должно включать в себя истинный причинно-следственный закон Р. Если нам не удалось внести в этот набор истинный причинно-следственный закон, то все альтернативы могут быть элиминированы и причина Р не будет обнаружена. Однако нельзя дать никаких наставлений относительно того, как включить в набор возможных законов истинный закон. Следовательно, сложный шаг по расширению нашего знания заключается в обнаружении суждений формы «если Я, то Р», где Н будет подходящей гипотезой или теорией, из которой явление Р можно будет вывести в качестве следствия.
c. Суждение 3 получается в результате строгого и необходимого по своей природе рассуждения от суждений 1 и 2.
d. Истинность заключительных суждений не может быть доказана, если суждения 1 и 2 в действительности не являются истинными. Однако мы можем крайне редко, если вообще можем, быть уверенными в том, что суждение 1 является исчерпывающей формулировкой всех возможных причинно-следственных законов для Р.
Принципы экспериментального исследования не способны доказать (demonstrate) причинно-следственные законы.
Экспериментальные методы не являются ни методами доказательства (proof), ни методами открытия. Их формулировки в более явной форме сообщают о том, что мы в общем смысле понимаем под «причинно-следственным», или «неизменным», отношением. Они определяют то, что мы имеем в виду под отношением причины и следствия, но они не обнаруживают примеры подобного отношения. Надежда обнаружить метод, который «немногое оставляет остроте и силе дарований», не подкрепляется в ходе исследования методов науки.
Однако, несмотря на наличие в рассмотренных нами методах указанных дефектов, они, несомненно, ценны для процесса достижения истины. При элиминировании ложных гипотез они сужают область, в которой можно обнаружить истинную гипотезу. И даже там, где эти методы могут пропустить нерелевантную гипотезу, они все равно наделяют нас определенной степенью приблизительности, позволяющей сформулировать условия возникновения явления так, чтобы из ряда конкурирующих гипотез мы смогли выбрать наиболее предпочтительную.
§ 9. Учение об единообразии природы
Утверждение о том, что экспериментальные методы способны с полной достоверностью продемонстрировать универсальные, неизменные связи, опирается на убеждение в том, что «природа единообразна». Согласно Миллю, индукция заключается в выведении из конечного числа наблюдаемых примеров некоторого явления утверждения о том, что данное явление происходит во всех примерах, относящихся к классу примеров, похожих определенным образом на наблюдавшиеся примеры. Однако, согласно Миллю, само определение индукции предполагает допущение относительно порядка Вселенной. Это допущение гласит, что «в природе существуют параллельные случаи; то, что произошло один раз, произойдет и снова при достаточной доле сходства соответствующих факторов» [86] .
Данное допущение можно выразить различными способами, например, в виде утверждения о том, что природа единообразна, о том, что Вселенная управляется общими законами, что при сходных факторах одной и той же причине будет сопутствовать одно и то же следствие. В какой бы форме это допущение ни выражалось, оно, согласно утверждению Милля, требуется для индукции. Любое индуктивное рассуждение может быть сформулировано в виде силлогизма, и тогда принцип единообразия природы станет «конечной большей посылкой для всех индуктивных умозаключений» [87] .
Милль описывает суть дела следующим образом: «Индуктивное умозаключение «Джон, Питер и т. д. являются смертными, следовательно, все люди смертны» может… обрести форму силлогизма, если в качестве большей посылки (присутствие которой является необходимым условием для обоснованности аргумента) ввести суждение о том, что истинное для Джона, Питера и т. д. истинно также и для всех людей. Однако откуда мы берем эту большую посылку? Она не является самоочевидной; более того, она ложна во всех случаях необоснованного обобщения. Но как же тогда мы к ней приходим? Мы получаем ее либо вследствие логического умозаключения, либо вследствие индуктивного рассуждения. Если мы получаем ее в результате индуктивного рассуждения, то тогда данное рассуждение, как и все другие индуктивные аргументы, может быть сформулировано в виде силлогизма. Таким образом, необходимо построить такой предшествующий силлогизм. В конечном счете, существует только один такой возможный силлогизм. Подлинным доказательством того, что истинное относительно Джона, Питера и др. истинно для всех людей, может быть только демонстрация того, что иное допущение будет несовместимо с единообразием, которое, как мы знаем, существует в природе. Будет иметь место указанная несовместимость или нет, выяснится только в результате долгого и кропотливого исследования; однако до тех пор, пока данный результат не будет получен, у нас нет достаточных оснований для утверждения большей посылки для всех индуктивных силлогизмов. Таким образом, получается, что если мы сформулируем весь процесс индуктивного рассуждения в виде ряда силлогизмов, то мы рано или поздно придем к конечному силлогизму, в котором большей посылкой будет принцип, или аксиома, единообразия природы».
Мы не будем исследовать вопрос об истинности принципа единообразия природы, равно как и вопрос о том, требуется ли его принятие для индуктивных умозаключений. Мы лишь попробуем разобраться в том, помог бы этот принцип, если бы он был истинным, доказать существование какого-либо примера причинно-следственной связи. Для этого нам следует обратить внимание на следующие утверждения.
1. Принцип единообразия природы сформулирован крайне неясно: «То, что произошло один раз, произойдет и снова при достаточной доле сходства соответствующих факторов». Однако какая доля сходства является достаточной? Этого нам сформулированный принцип не сообщает. В любом исследовании нам приходится полагаться на другие критерии, если таковые имеются, для того чтобы установить факторы, имеющие отношение к наличию некоторого явления.
2. Во-вторых, меньшая посылка индуктивного силлогизма, даже согласно Миллю, является частным суждением. Следовательно, даже если мы используем общее суждение, такое, как принцип единообразия природы, в качестве большей посылки, то всех предложенных посылок все равно будет недостаточно для доказательства общего суждения в заключении.
3. Наконец, в данном принципе не утверждается то, что все пары феноменов связаны неизменным отношением. В нем лишь говорится, что неизменное отношение связывает только некоторые пары. Следовательно, при проведении конкретного исследования апелляция к этому учению оказывается совершенно бесполезной. Если мы предполагаем, что причиной облысения являются шляпы, плотно сжимающие голову, то мы используем экспериментальные принципы для элиминации как можно большего количества факторов, помимо интересующего нас фактора. Однако ни одно конечное число случаев облысения, последовавшего за ношением плотно сжимающих голову шляп, не будет доказательством закона, который должен распространяться на неопределенное число случаев. Принцип единообразия природы нам не помогает. Он не говорит, какая из бесчисленных причинно-следственных связей между явлениями является неизменной; в нем лишь утверждается, что некоторые из них таковыми являются. Однако цель конкретного исследования заключается в том, чтобы показать, что некоторая обозначенная пара явлений демонстрирует причинно-следственную связь.
§ 10. Множественность причин
Иногда утверждается, что метод единственного сходства часто оказывается ошибочным, поскольку мы не можем быть уверенными в том, что исследуемое нами следствие имеет только одну причину. Именно поэтому Милль считал метод единственного различия основным экспериментальным методом. Учение о множественности причин формулируется им следующим образом: «Неверно, что… одно следствие должно быть связано только с одной причиной или одним набором условий; оно может одинаково согласованно следовать из нескольких антецедентов или наборов антецедентов. Многие причины могут порождать механическое движение, многие причины могут порождать различные виды ощущений, многие причины могут порождать смерть. Следствие может порождаться определенной причиной, однако оно точно так же может иногда порождаться и без нее» [88] .
Данному учению можно придать логическую форму. Иллюстрацией учения о множественности причин может служить заблуждение относительно утверждения консеквента в смешанных условных силлогизмах. Так, когда нам дано условное суждение «если число, выраженное в десятеричной системе счисления, оканчивается на 5, то оно делится на 5», мы не можем из него обоснованно вывести, что некоторое число оканчивается на 5, потому что оно делится на 5; делящееся на 5 число может оканчиваться и нулем. Поэтому создается впечатление, что миллевское учение о множественности причин верно и что его можно выразить в более общей форме в чисто логических терминах.
Рассмотрим для начала это учение в менее общей форме, т. е. так, как оно сформулировано у Милля. Предположим, сгорает дом. В чем причина этого события? Может быть, дом был уничтожен вследствие перевернувшейся керосиновой лампы? Или в силу неисправности электропроводки? Или из-за испорченного камина? У читателя может возникнуть желание сказать, что такая множественность является лишь кажущейся. «Если все предполагаемые причины пожара внимательным образом расследовать, – может возразить читатель, – то можно будет отыскать фактор, общий для всех из них. Например, таким общим фактором может быть наличие быстрого окисления в одной из частей дома, и тогда эта общая черта многих предполагаемых причин и будет единственной причиной указанного события».
Данный анализ не является вполне удовлетворительным. Если бы читатель расследовал причины пожара, будучи представителем страховой компании, и представил бы подобное заключение, то после этого он вряд ли надолго бы задержался на своей должности. «Наличие быстрого окисления, – заявила бы компания, – является причиной всех пожаров. Ваша задача заключалась не в отыскании наиболее общего условия возникновения пожара, поскольку об этом все знали изначально, а в том, чтобы найти конкретные условия, в силу которых произошел этот конкретный пожар».
Подобный ответ страховой компании не только демонстрирует неадекватность одного из методов критики учения о множественности причин, но также и указывает на более полный ответ, который можно дать этому учению. Если бы данное учение было бы истинным, то как бы мы вообще могли когда-либо вывести причину пожара на основании осмотра остатков сгоревшего дома. На самом деле, мы довольно часто выводим из причины ее истинное следствие. Страховые компании осуществляют подобные операции на постоянной основе. Сходным образом патологоанатом способен установить действительную причину смерти человека, а не указывать на возможные множественные причины смерти.
Наиболее удовлетворительным ответом учению о множественности причин будет следующий: когда множественность причин утверждается относительно некоторого следствия, то это значит, что это следствие не было проанализировано должным образом. Иногда одно и то же следствие иллюстрируется примерами, которые обладают при этом существенными различиями. Эти различия остаются незамеченными для неподготовленного наблюдателя, но не для эксперта. Так, от перевернутой керосиновой лампы дом сгорает не так, как от неисправной электропроводки. Учение о множественности причин является действенным, только если мы раскладываем причины на большее количество разных видов, чем количество видов, на которые мы раскладываем следствия. В этом учении не учитываются многие отличающиеся друг от друга факторы, которые имеют место в нескольких примерах так называемого следствия, и поэтому учение о множественности причин рассматривает все эти разные примеры как указывающие на одно и то же следствие. Во многих ситуациях удобно поддерживать эту асимметрию при анализе причин и следствий. Однако из этого факта удобства не следует, что обычные примеры множественности причин действительно доказывают отсутствие одно-однозначного соответствия между причиной и следствием.
Теперь обратимся к учению о множественности причин в его более общей логической форме. Следует ли нам отрицать, что заблуждение, связанное с утверждением консеквента, действительно является заблуждением? Вовсе нет, если мы проведем некоторые элементарные различия и вспомним то, что мы обсуждали в главе по математике. Утверждение консеквента является заблуждением, поскольку тот же консеквент может следовать более чем из одного антецедента. Однако мы можем задать вопрос: если суждение следует более чем из двух различных наборов посылок, то следует ли оно из них в силу того, что они отличаются друг от друга, или в силу того, что содержат нечто общее?
Если читатель вспомнит наше обсуждение логических систем, то он должен будет признать, что вторая альтернатива выражает истинное положение дел. В § 3 главы VII мы показали, что две системы могут быть несовместимы друг с другом, если их брать в их целостности, но при этом могут иметь много общих теорем. Мы объясняли это на примере двух систем, содержащих общую подсистему. Общие теоремы двух систем следуют из аксиом этой общей подсистемы, а не просто из аксиом этих двух систем как таковых.
Сформулируем сказанное иначе. Набор посылок, являющийся достаточным условием для некоторого суждения, может содержать не только необходимые условия. При достаточной осторожности и мастерстве можно элиминировать те посылки, которые не требуются для выведения заключения. Таким способом мы можем обнаружить все условия, необходимые для выведения заключения. И когда антецедент в импликативном суждении содержит необходимые и достаточные условия для консеквента, утверждение консеквента на основании утверждения антецедента уже не является заблуждением.
Таким образом, заблуждение относительно утверждения консеквента действительно является заблуждением, поскольку обычно мы не знаем о том, сформулированы ли в антецеденте необходимые и достаточные условия для консеквента. В большинстве случаев ученые удовлетворяются достаточными условиями для суждений, которые они хотят установить. Однако цель науки, которую никогда нельзя достигнуть, заключается в том, чтобы обнаружить условия, которые являются одновременно необходимыми и достаточными.
Проведение различия между достаточными условиями и условиями, которые одновременно необходимые и достаточные, проясняет вопрос об ограниченности так называемых решающих экспериментов. Допустим р, верифицируемое суждение, следует из теории T1, но не из теории Т2. Тогда можно осуществить несущественную модификацию в Т2, не влияющую на ее основные контуры, так чтобы р имплицировалось новой версией Т2 так же, как оно имплицируется и T1. В таком случае обе теории будут логически содержать необходимые и достаточные условия для р, хотя при этом они также могут содержать и многое другое. Таким образом, верифицикация р не вынудит нас отказаться от Т2> если мы, внеся в нее несущественные изменения, сможем использовать ее дальше для научных целей. Закончить данную главу нам бы хотелось уместной цитатой из Бертрана Рассела: «Гипотеза, в мельчайших точностях описывающая все известные релевантные факты, не должна рассматриваться как истинная с достоверностью, поскольку логически необходимой причиной, обусловливающей наши выводы из этой гипотезы по отношению к наблюдаемым явлениям, вероятнее всего является некий крайне абстрактный аспект этой гипотезы» [89] .