национальным видением остального мира, - и это был прямой показатель того, что именно промышленная буржуазия была подлинной сторонницей защиты национальных интересов.
После космополитических лозунгов начала буржуазной революции, затем хищного вненационального диктата групповых интересов режима Директории, - следом за их политическим фиаско придя к власти, режим Наполеона I, режим промышленной буржуазии вернул французам Францию, научил их гордиться тем, что они французская нация, французское общество. Это происходило в первую очередь потому, что сама промышленность без такого изменения общественных отношений, без их действительной демократизации не могла развиваться, получать прибыль, максимально эффективно защищать свои кровные экономические, а потому и политические интересы.
По французскому “сценарию” происходила демократизация экономических и политических отношений и в Италии, и в Германии, и в других европейских странах, которые переживали буржуазно-демократические революции и смену отношений собственности.
После знаменитых в Италии реформ по демократизации политической системы страны, проведённых выдающимся итальянским премьер-министром первого десятилетия начала ХХ века Джолитти, - после этих реформ, поразительно похожих по причинам, по характеру протекания и следствиям на те, которые у нас осуществил Горбачёв, - после этих реформ тоже начались процессы политической дезинтеграции феодально-бюрократического государства. Всего полвека как разные земли с различиями в языке, в политической культуре, в традициях были объединены в одну страну королевством Пьемонта, и демократизация неизбежно привела к подъёму местного сепаратизма. Италия стала неумолимо разваливаться противоречиями между интересами разных земель на части, что нанесло удар по производству, по промышленности. И здесь первыми приспособились, стали снимать сливки торгово-спекулятивные элементы. И здесь, в конце концов, промышленная буржуазия поддержала установление своего режима, режима фашиста Муссолини, чтобы подавить, отбросить от политики, от разлагающего влияния на политику торгово-спекулятивную буржуазию, которая привела страну к хаосу, отнимая у неё историческую перспективу. И здесь связанные с крупной промышленностью силы поставили задачу перед государством, перед режимом бывшего социалиста Муссолини, - задачу ускоренного создания национально организованного и единого итальянского общества, задачу наведения порядка посредством высокой централизации государственного управления.
В Германии схожие процессы происходили ещё нагляднее. В 1918 году буржуазно-демократическая революция свалила Прусскую монархию, всего полстолетия до этого военной силой объединившую отдельные германские государства в единую Германию. Развал центральной власти Прусской империи привёл к образованию местных правительств на прежней земельно-патриотической основе, ставивших местные интересы выше германских, что тоже в первую очередь ударило по производству, по промышленности, породило бурный рост финансового и политического влияния торгово-спекулятивной буржуазии. Как и в других странах при подобном развитии событий, спекулянты стремилась заполнить вакуум власти, который образовался при революционном устранении от неё аристократии и юнкерства. Для Германии, страны северной, не имевшей возможности опереться на южно-плодоносное сельское хозяйство или на запасы сырья, промышленное производство было основой основ экономического существования. Именно поэтому борьба за восстановление государственного единства, борьба против политического режима, в котором господствовала и процветала только торгово-спекулятивная буржуазия и порождённая ею среда коррумпированных чиновников, - эта борьба приняла столь ожесточённый характер и привела к власти Гитлера и национал-социалистов. Антиеврейскую направленность она получила только из-за того, что владельцы торгово-спекулятивного капитала и обслуживавшие их интересы политические силы были в значительной мере представлены евреями. Но проблема была не в евреях, как таковых. Торгово-спекулятивный капитал сам по себе, по своим кровным интересам космополитический и антигосударственный, он всегда и везде обслуживал и обслуживает интересы той страны, которая на данный исторический момент оказалась наиболее развитой, - а такой страной в 20-е годы становились США. И чем больше торгово-спекулятивный капитал в Германии ориентировался на импорт товаров из США, тем в большей мере он игнорировал промышленные интересы, национальные интересы самой Германии, превращая её в колониальный придаток с растущей безработицей и нищающим немецким населением. Это и стало причиной непримиримости политического противостояния немцев и евреев.
3.
Но вернёмся к поставленным в начале статьи вопросам, задаваясь и ещё одним:как же вышеизложенным обзором буржуазных революций в других странах воспользоваться для объяснений хода событий в нынешней России, какие из него можно делать выводы и прогнозы на ближайшее будущее?
Исторический опыт других, ныне промышленно развитых государств показывает: плоды демократизации, перерастающей в буржуазную революцию, первыми срывают торгово-спекулятивные, ростовщические и бандитско-воровские элементы. В результате эгоистической деятельности этих элементов деньги, валюта и ценности превращаются в капитал, который растёт во всё определённее сужающемся слое спекулянтов, и они первыми объединяются общими экономическими и, следовательно, вполне уже политическими интересами, и не просто интересами, а интересами открыто агрессивными, самодовлеющими. При этом оказывается, что к самой прибыльной торгово-спекулятивной деятельности способны почти исключительно люди асоциальные, беспринципные, без представлений об этике и морали, о долге и чести, не имеющие склонностей к созидательной деятельности. Бездарные и бесталанные, - так как талант сам по себе без общественного признания существовать не может, а потому навязывает человеку социальные нормы поведения, - они скупают, захватывают собственность и превращаются в хозяев жизни.
Опьянённые неожиданным стремительным ростом своего финансового могущества эти торгово-спекулятивные силы нагло, эгоистично и беспринципно устремляются к власти, к установлению контроля над властью, к навязыванию представительной власти своих и только своих интересов. Нельзя утверждать, что представительная власть не пытается сопротивляться этому. Наоборот, в начальный период после революции, когда ещё сильны традиции великих идеалов и во власти находится значительное число тех, кто боролся за эти идеалы, представительная власть раздражается такому давлению, огрызается, даже пытается перейти в наступление. Но тенденция укрепления политических позиций торгово-спекулятивных сил остаётся устойчивой. Посредством самых разных способов подкупа депутатов и чиновников, посредством привязывания их к торгово-спекулятивным сделкам, через беспринципный подкуп или скупку средств массовой информации, через организацию травли и удаления из структур власти самых ожесточённых противников, в первую очередь связанных с интересами промышленного производства, - через эти и другие меры воздействия власть постепенно укрощается и приручается. А на исполнительные учреждения представительной власти набрасывается прочная узда зависимости их собственных интересов от роста спекулятивного капитала, и они, в конце концов, оказываются под полным контролем интересов торгово-спекулятивных сил.
Со всей определённостью можно утверждать, что у нас, в России, эти силы полезли к власти, когда развернули кампанию обвинения во всех бедах экономики отечественные промышленные монополии. В той кампании использовалось море лжи и наглого лицемерия. Словно и не существует самой динамичной в мире японской экономики, насквозь монополизированной и монополизированной сознательно.
В 1948 году, когда экономическая машина послевоенной Японии разваливалась, а в стране приближался самый настоящий голод, детройтский банкир Дж. Додж был назначен Вашингтоном ответственным за выживание японской экономики в качестве оплота капитализма в Азии. После тщательного анализа ситуации Додж сознательно разогнал мелкий и в значительной части средний бизнес, как низкоэффективный и малопроизводительный, одновременно сливая производство в монопольные структуры, что и стало началом затяжного и длящегося по наши дни “японского экономического чуда”.
Разве не японские монопольные гиганты “Сони” и “Панасоник” заполнили наш рынок электронной продукцией, как ранее уже завалили рынки многих других стран мира? Разве не транснациональные монопольные гиганты “Кока-кола” и “Пепси-кола” утоляют жажду теперь уже и России? Разве не гигантская транснациональная монополия “Макдональдс” по-хозяйски расположилась в самом центре Москвы в качестве символа процветания Запада? Подобные примеры можно продолжать и продолжать. Но в том то и дело, что кровные политические интересы торгово-спекулятивных силвсегда и везде требовали, требуют и будут требовать во время подъёма буржуазной революции уничтожения самого непримиримого, самого принципиального своего противника - отечественную крупную промышленность, способную с наибольшей отчётливостью осознать и выразить чуждые диктату торгово-спекулятивного интереса политические требования к власти со стороны промышленных регионов страны. Борьба с монополиями в России была в чистом виде борьбой торгово-спекулятивных сил за контроль над властью, за контроль над экономической политикой власти в стране.
Своими асоциальными инстинктами, всем нашим коротким опытом рыночных преобразований, всем историческим опытом борьбы в других странах, эти силы подталкиваются к осознанию, что самая благоприятная почва для их развития есть обстановка социального хаоса, нестабильности, обстановка бандитизма, развала производственных отраслей промышленности, - именно в такой обстановке спекуляция самая безудержная, самая бесконтрольная. По этой же причине эти силы заинтересованы в развале нравственности, в аполитичности населения, в проституции и порнографии, в расширении своей асоциальной прослойки за счёт вовлечения в мелкую розничную и оптовую торговлю всё больших масс молодёжи, в разрушении творческих устремлений и интеллектуального потенциала страны. Эти силы насквозь космополитические, так как торговый дом они могут иметь где угодно, торговать чем угодно. Если у некоторых их представителей вначале и проявляются чувства патриотизма, эти чувства быстро выветриваются рыночным