Введение в общую культурно-историческую психологию — страница 59 из 69

Исходные

В основном все необходимые выводы были сделаны в конце соответствующих глав. В этом заключительном разделе я бы хотел поговорить о том, что позволит перейти от Введения в предмет к собственно Общей КИ-психологии.

То, что современное общество переживает кризис, говорят все. В России это особенно заметно. Говорят о кризисе экономики, кризисе политики, о кризисе семьи, о глобальном экологическом кризисе и тому подобное. В общем, кризис.

Меня как психолога более всего занимает кризис в мировоззрении, о котором говорят и пишут не меньше. Этот кризис психология все-таки может исследовать и описать своими методами. А мировоззрение у современного человека «научное». По крайней мере нас в этом долго убеждали. Что это значит? Действительно ли мое мировоззрение научно? Я сам, к примеру, вовсе этого не чувствую. Но если это все-таки так, тогда что же такое мировоззрение?

Я не случайно ставлю слово «научное» в кавычки, а потом еще и говорю об этом. В том тексте, который я давал посмотреть цензуре научного сообщества, кавычек без пояснения оказалось недостаточно, чтобы показать, что я отношусь к этому не однозначно. Цензор этого просто не захотел увидеть и написал:

«Мышление современного человека далеко не научно – об этом говорил еще Л. Леви-Брюль. Затем эти выводы повторили З.Фрейд, К.Юнг, Э.Фромм, К.Леви-Стросс, Ст. Грофф, Л.Н.Гумилев и т. д., и т. п. Зачем биться лбом о створки открытых ворот? Современный человек – это смесь рационального и иррационального и проблема лишь в пропорции».

Все просто и ядовито. В общем, наукой все давно решено, и остались лишь мелочи, вроде пропорций…Вообще-то, я благодарен цензору за то, что он сделал мою мысль понятной. Я пытался сказать то же самое на протяжении всей книги на менее понятном для ученых бытовом языке. Благодаря вмешательству представителя научного сообщества, эта мысль теперь высказана и так, что будет понятна и ученым. Повторю ее еще раз в виде вывода из всей предыдущей работы:

То, что мы называем современным мышлением, – сложное явление, состоящее из множества слоев. Если мы хотим понять его, если мы хотим дать описание основного предмета психологии – души, что бы это такое ни было, – нам придется идти последовательно от того, что лежит на самой поверхности, описывая слой за слоем и тем самым освобождая сердцевину, являющуюся неким природным качеством человека, от культурных и исторических напластований. В этом самая суть культурно-исторической психологии. И если мы хотим сделать это в рамках науки, начать придется с понятия «научность» и с «научного» слоя нашего современного мировоззрения.

Мысль, вероятно, отнюдь не являющаяся откровением и даже, может быть, кажущаяся сама собой разумеющейся. Для современного психолога. Моей же задачей было показать, как она рождалась и вызревала. Замечания моих цензоров утомили меня за время работы над этой книгой. Точнее, меня утомила необходимость преодолевать их упорную слепоту и нежелание понять, о чем идет речь. С самого начала работы я неоднократно заявлял, что пишу Введение в предмет и намерен ограничиться рассказом о том, чего достигла вторая психология к началу XX века. Если бы мне пришлось вести рассказ о нашем веке, то я его как раз бы и начал с Леви-Брюля и прочих мыслителей, перечисленных цензором. Думаю, что воины научного сообщества сделают еще немало подобных упреков моей работе. И я буду этому рад, потому что это все составит материал для полноценного исследования психологии сообществ. Но пока – о понятии «мировоззрение».

В бытовом языке мировоззрение – это воззрения на мир, иначе говоря, способ, которым я предпочитаю видеть мир. Мировоззрение есть предпочтение. Так или иначе, я старался показать это в моей работе. И это предпочтение лично мое. Глаза мои открыты, я гляжу на мир, но предпочитаю одну его часть видеть, а остальные не видеть? Получается так?

Явно не так. Я не волен в собственных органах восприятия. Разве что могу закрыть глаза. Но уши я даже закрыть не могу. Воспринимаю я все, что оказывается доступным органам восприятия. Но вот в чем я волен, так это обращать на воспринятое внимание или не обращать. И как вывод из этого – учитывать это воспринятое при своих действиях или не учитывать и действовать так, словно его и не было. А из чего же я при этом исхожу, что учитываю? А другие восприятия, которые принял решение считать важными для себя?

Скажем так, если в лесу есть Серый волк, то надо ходить в лес с палкой. Если бы я исходил из того, что воспринимаю, то я брал бы палку тогда, когда увидел Серого волка. Скорее всего было бы уже поздно. Поэтому я гляжу на лес, не вижу там Серого волка, но беру палку для Серого волка. Серого волка нет в моем восприятии. Но я не обращаю на это восприятие внимания. А на что же я обращаю его? На что-то в моей памяти, где хранится образ этого же леса с Серым волком. Пускай волков уже давно нет в природе, но до тех пор, пока во мне существует Образ Мира, в котором есть Серый волк, я буду слушаться его, а не того, что видят мои глаза.

Цензор не удержался и приписал к этому месту: «Вообще-то, всё, что здесь называется Образом Мира, давно обозвано “имплицитной картиной мира”». А Серый волк там, наверное, давно и просто называется знающими людьми Глокой Куздрой, которая постоянно и штеко кудрячит ненаучных бокренков и лохов…Приведу на память несколько строчек А.Еремина, много лет назад запавших мне в душу:

В глухом металлургическом лесу,

Где шел процесс созданья хлорофилла,

Сорвался лист…Уж осень наступила

В глухом металлургическом лесу…

Пока ничто из предложений моих ученых цензоров не убедило меня, что нагромоздить «металлургический лес» лучше, чем сохранить живой…

Возвращаясь к разговору об Образе мира, скажу: глядя на мир вокруг, мы одновременно глядим и в Образ Мира в своем сознании, накладываем эти два восприятия одно на другое и исходим в своих поступках не из того, что является действительностью, а из того, что видим своим внутренним взором, из того, что есть только в моем мировоззрении. Из того, что можно вслед за Павлом Флоренским назвать «естиной», то есть истиной человека в противоположность действительности мира.

Что я пытался показать этим образом? То, что, хотим мы того или не хотим, но мы воспринимаем мир таким, каким показывают его наши органы восприятия. И мы его при этом так или иначе запоминаем и храним как огромный Образ Мира в памяти. Это необходимо для выживания и является первоосновой для любых мировоззрений. Все мировоззрения при таком подходе становятся весьма незначительными по объему, но очень действенными приспособлениями для управления человеческим поведением. Но поведение – это прямое воплощение какого-то способа выживания. Причем всегда наилучшего, как видится самому человеку. По крайней мере, избирается оно как наилучшее, а осуждается уже потом, после проигрыша. Следовательно, мировоззрения создаются для той же цели, что и начальный Образ Мира. Но зачем нужно это дополнительное приспособление? Почему не хватает начального Образа Мира?

Потому что приходим мы все в единый мир Земли, а оказываемся в различных мирах-сообществах. Сообщества создаются, чтобы легче было выжить на Земле. Но зато теперь появляется задача выжить в сообществе. По-русски и Земля называется миром, и крестьянская община тоже мир. Все это означает, что мировоззрение всегда очень точно приспособлено для выживания в каком-то мире и, изучая его, мы можем описать и мир, ради которого оно создавалось.

Соответственно и наоборот. Глядя на следы человеческой деятельности в мире, которые называются культурой, мы можем сделать выводы о его мировоззрении. То есть о содержании сознания хозяина мировоззрения, поскольку Образ Мира и соответствующий ему способ видеть мир, иными словами, мировоззрение, являются одной из важнейших составных частей того, что мы обычно называем человеческим мышлением.

Это можно посчитать еще одним выводом моего сочинения. Вывод о возможности изучать человеческое мышление и психику не только по психическим процессам, но и по психическим содержаниям, был предметом долгого спора между культурно-исторической и физиологической психологиями и является одной из основ нашей дисциплины.

Если теперь вернуться к понятию «научное мировоззрение», то сразу возникает вопрос: когда нам говорили, что наше мировоззрение научное, это означало, что предложенный наукой способ видеть мир уже прочно вошел в бытовое мышление? Или же одно из сообществ пыталось подчинить себе все остальные, навязав свое мировоззрение? Ведь навязать мировоззрение значит и навязать свою систему ценностей и свой смысл жизни. То есть, по сути, все, с помощью чего можно управлять людьми. Для сообществ это вполне естественно. Созданные для лучшего выживания, они считают допустимым все, что ведет к выживанию, но уже не создавших их людей, а самих сообществ. Поэтому они освящают любые действия, осуществленные людьми ради выживания сообщества. Даже самые отвратительные и порицаемые.

В этом смысле сообщества еще очень и очень первобытны по своей психологии. Люди уже более или менее научились думать не только о собственном желудке, а сообщества еще на стадии первобытной бездумной дикости. Пример.

Самоубийство осуждается в Западном мире и государством, и религией. Самоубийца проклинается именем Божиим, и его даже нельзя хоронить на общем кладбище. Но это только если он убивает себя ради собственного удовольствия. А вот если он делает это ради других, ради общества, например, бросается на амбразуру, он уже не самоубийца, а герой! Может быть, даже святой, если все удачно сложится. Ну а что он при этом думал и хотел? Это, в общем-то, не важно, главное, что он сделал то, что от него ждали в соответствии со введенной программой правильного поведения – подвиг во имя Родины, или человечества. Еще один пример.

Тот неуют, неприятное чувство, которое испытывает любой «нормальный» человек, когда читает строки, подобные написанным мною, о том, что жертвовать собой ради Родины – не однозначно хорошо. Я и сам ощущаю себя очень и очень уязвимым: даже говорить подобные вещи опасно! Ведь про тебя могут сказать, что призывал отказаться от любви к Родине, и уничтожат! Как предателя. Уничтожить ради сообщества – это не только вполне допустимо, это поощряется. Причем предателей не любят даже те, ради кого это предательство совершается.