Тогда я спросила, не выражают ли его слова эзотерический смысл ходящего среди тибетцев верования, будто ламы могут посылать в Обитель Великого Блаженства духов убитых животных.
– Не воображайте, – сказал он мне, – что я мог бы ответить вам несколькими словами. Это вопрос сложный. Так же как и мы, животные имеют несколько “сознаний” и, как это происходит и с нами, все эти сознания не идут после смерти одним путем. Живое существо представляет собой смесь, а не единство…» (Дэвид-Неэль, с.44–45).
Сознание и Душа, то есть психика психологии, могут рассматриваться как одно и то же в народной культуре. Но, хотят того психологи или не хотят, они дети той же культуры, от которой хотят отмежеваться искусственным языком. А это значит, что за их тайными словами должно скрываться все то же видение. Вернемся к психологии.
Сначала я бы хотел обратить внимание на то, что Выготский, говоря о целостности сознания, очень близок к тому, чтобы определить его как среду, содержащую в себе «функции», то есть части души. Конечно, среду не материальную, а своего рода вместилище свойств и способностей. Попытки определять сознание как среду делаются последнее время все чаще. Например, один из ведущих в мире специалистов по прикладному мышлению Эдвард де Боно пишет об этом в своем «Латеральном мышлении». Боно, надо сразу оговориться, отождествляет сознание с мышлением.
«Наш мыслительный аппарат – не машина, а особая среда, позволяющая поступающей информации выстраиваться в виде стереотипов. Эта “запоминающая” система, способная самоорганизовываться, самоукрупняться, действует очень надежно, создавая набор стереотипов, – именно в таком процессе и заключается эффективность нашего обычного мышления» (Боно, с. 11). «Наш мыслительный аппарат, однако, не прикладывает каких-то активных усилий к сортировке информации. Она сама себя сортирует и организует в виде моделей. Наше сознание пассивно. Оно только создает возможность для того, чтобы информация могла вести себя таким образом.
Сознание формирует особую среду, в которой информация может стать самоорганизующейся. Эта особая среда – регистрирующая поверхность, обладающая рядом специфических свойств» (Боно, с.33).
Еще одна оговорка. Боно при этом считает, что этой регистрирующей поверхностью являются нервные клетки мозга. Но тут он, пожалуй, запутался, поскольку отождествил сознание с клетками мозга. Тем не менее, он стоит почти на грани того, чтобы приписать сознанию материальность.
По-своему близок к этим мыслям и Майкл Коул. Разбирая давний спор, ведущийся в антропологии о взаимоотношениях материального и символического в человеческом познании, он пишет:
«Следует ли считать культуру внешней по отношению к индивиду, то есть совокупностью продуктов предшествующей человеческой деятельности, или внутренней – источником знаний и представлений? Обе эти позиции имеют в антропологии долгую историю. Однако в течение последних приблизительно двадцати лет события, связанные с когнитивной революцией в психологии и пришествием лингвистики Н.Хомского, изучением культуры как совокупности моделей поведения и материальных продуктов, похоже, положили начало традиции, рассматривающей культуру как состоящую целиком из освоенных символов и разделяемых с другими системами смыслов – идеальный аспект культуры, – находящихся в сознании.
Представление об артефактах как о продуктах истории человечества, являющихся одновременно и идеальными, и материальными, позволяет прекратить этот спор» (Коул, с.142).
Все это позволяет мне выдвинуть, а точнее, вновь вернуться к изначальной гипотезе о сознании (или душе) как тонкоматериальной среде.
В самом начале современной психологии Джон Локк говорил о душе ребенка, как о восковой дощечке для записи – tabula rasa. Именно он подразумевается в высказывании Лурии о классической психологии, считавшей запоминание непосредственным запечатлением в сознании. Вот что говорит сам Локк:
«Первая способность человеческого ума состоит в том, что душа приноровлена к тому, чтобы воспринимать впечатления, произведенные на нее или внешними объектами через посредство чувств, или ее собственной деятельностью, когда она о ней размышляет.<…> При восприятии простых идей разум по большей части пассивен. <…> Разум так же мало волен не принимать эти простые идеи, когда они представляются душе, изменять их, когда они запечатлелись, вычеркивать их и создавать новые, как мало может зеркало не принимать, изменять или стирать образы, или идеи, которые вызывают в нем поставленные перед ним предметы. Когда окружающие нас тела по-разному действуют на наши органы, ум вынужден получать впечатления и не может избежать восприятия связанных с ними идей» (Локк, т.1, с.168).
Локк, как видим, тоже смешивает понятия, и у него мышление и разум равны душе. Тем не менее, это лишь вопрос понятийного языка психологии, который не устоялся и до сих пор. Важно, что по сути он очень близок к пониманию души или сознания как материальной среды, принимающей и хранящей впечатления.
Однако, как вы помните, впервые высказал подобные мысли о сознании еще Платон устами Сократа. Происходит это в диалоге «Теэтет». Приведу его еще раз:
«С о к р а т. Так вот, чтобы понять меня, вообрази, что в наших душах есть восковая дощечка; у кого-то она побольше, у кого-то поменьше, у одного – из более чистого воска, у другого – из более грязного или у некоторых он более жесткий, а у других помягче, но есть у кого и в меру.
Т е э т е т. Вообразил.
С о к р а т. Скажем теперь, что это дар матери Муз, Мнемосины (Памяти. – А.Ш.), и, подкладывая его под наши ощущения и мысли, мы делаем в нем оттиск того, что хотим запомнить из виденного, слышанного или самими нами придуманного, как бы оставляя на нем отпечатки перстней. И то, что застывает в этом воске, мы помним и знаем, пока сохраняется изображение этого, когда же оно стирается или нет уже места для новых отпечатков, тогда мы забываем и больше уже не знаем» (Платон, т.3, «Теэтет», 191c – e).
Предположение о том, что сознание может быть материальным, было изначально отринуто научной психологией по двум причинам. Во-первых, его высказал отец идеализма, а психология рождалась как наука подлинно материалистическая. Во-вторых, потому что никто из ученых не смог это материальное сознание пощупать никаким из своих инструментов. А пробовали ли? Вот ведь в чем вопрос. Этого не может быть потому, что не может быть никогда! И вообще, зачем на солнце «пятны», когда и без них можно «обойтиться»?!
Изначально отринув даже саму возможность исследовать подобную гипотезу, психология тем самым просто встала к ней спиной. Вот это-то как раз и есть проявление психологии сообщества и ненаучность науки.
Для того, чтобы обоснованно отказать подобной гипотезе в праве на существование, необходимо провести ее полноценное исследование. Для этого должна быть разработана полноценная исследовательская методика. И отнюдь не та, на этот раз, к которой привыкла механистическая наука – приспособленная мерить, как это говорил Фома Аквинский, «материю отмеченную количеством». КИ-психология вполне в состоянии выработать собственную методику для подобных исследований, поскольку основное содержание культуры и нашего мышления было создано в те времена, когда в основном исследовалась материя качественная.
Другими словами, для обоснования подобной методики необходимо произвести тщательное описание и исследование мифологического мышления как в его современных, так и в первобытных видах.
Определение материала, из которых состоят образы нашего разума, позволило бы психологии, как это ни парадоксально, стать наконец полноценной объяснительной наукой.
Заключение
Итак, что же можно сказать о психологии как об инструменте? О психологии, которая мне нужна, чтобы жить лучше самому и помочь своим близким? О психологии, с помощью которой мы можем создать свой мир?
Как я вижу, главным выводом моего исследования является как раз то, что такая психология возможна.
Более того, она постоянно существовала рядом с психологией для психологов и даже родилась раньше научной психологии.
Суть её – познание себя и очищение от всего, что чужеродно, что вошло в тебя помимо твоей воли и живет в тебе как «само собой разумеющееся», то есть без тебя и за тебя. Подобные вещи общество и сообщества внедряют в своих членов на почти бессознательном уровне, чтобы они были управляемыми и верно сражались за их цели и за их жизнь.
Познание себя и очищение. Но это не простая задача, хотя и просто звучит. Хорошо, если на нее уйдут годы, а не десятилетия. Правда, если этому отдаться с наслаждением, то вся жизнь становится только этим… Тогда вопрос о сроках становится таким неопределенным… Как бы там ни было, но, если ты выбираешь, не мешает знать, что сделано другими на этом пути и каким ими видится этот путь.
Как мне кажется на основе сделанного исследования, вкратце его можно описать так:
чтобы познать себя, нужно обрести ясность сознания, то есть видение;
для этого нужно очиститься от всего, что его замутняет;
а это, как ясно показывает жизнь многих мыслителей, – наше мышление.
Его надо очищать и даже убирать слой за слоем, пока не станешь хозяином самому себе.
Сначала – познать себя. Хотя бы настолько, насколько это в моей власти при сегодняшнем уровне моих способностей и возможностей. И тут очень важно иметь карту местности, по которой этот путь к себе пролегает. Попросту говоря, предельно подробное описание мышления и всех его составных частей.
Поэтому КИ-психологии придется посвятить немало исследований и мышлению вообще, и его бытовой основе, и накладывающимся на нее слоям. Эти слои привносятся в мышление и со стороны различных современных сообществ, в которых человек так или иначе живет. Таких как семья, двор, улица, школа, наука, церковь, производство, власть и, наконец, душевные сообщества, куда сбегают от мира…Придется изучить и те слои мышления, которые приходят к нам от предков и хранятся как культура. Это, к примеру, мифологическое и магическое мышление.