Главное одно: во сне я остаюсь я и путешествую в собственном теле, которое оказывается телом сна, ведогонцем. Но при этом оно, как и тело бодрствования, тель, носит в себе мою душу, а в ней меня. И значит, избирает ли себе душа иные тела или путешествует без них, но мое пребывание в телах снов – это путешествия моей души. И до какого-то удаления от этого мира ничем от жизни в теле не отличается.
Настоящая душевная жизнь начинается лишь тогда, когда душа уходит в те миры, где дополнительные защиты, вроде телесных скафандров, не нужны. Но такие сны мы очень плохо помним, будто бы их отделяет некая граница, стирающая память. Возможно, память и не стирается, но будучи воплощенными, мы просто не в состоянии вызывать из памяти образы такой плотности. Хочется сказать, утонченности…
Однако это не так, скорее, мы их просто не понимаем, ожидая увидеть что-то похожее на этот мир. А приходят совсем иные образы, которых мы не понимаем по грубости и невоспитанности наших чувств. Это выражение, я думаю, знакомо и узнаваемо: невоспитанность, грубость чувств. Если это так, то в нем важная подсказка: мы не умеем понимать именно те образы, которыми живет душа, поскольку она живет чувствами.
Даже рисуя рай или царство Царя небесного, человек рисует деревья, троны, одежды… А вот нарисовать ту светлую тоску, которая охватывает иногда и детей и взрослых, когда они глядят в глубину звездного неба или видят небывалый закат, мы не можем. У нас не хватает образов даже не для передачи, сколько для понимания. Может быть, я бы и написал об этом, да кто поймет!
Поэтому те, кто вспоминают путешествия души, пишут без слов – музыку, картины…
Душа живет в мире чувств – это не образное выражение. В том мире, где она отдыхает, она живет тем, что дает ей отдохновенье. И это надо понять и описать, что невозможно, пока нами правят естественнонаучные представления, – как исследовать мир души, если нет самой души!?
Однако душа приносит все, что ей необходимо для жизни в этом мире, с собой. И мы ведь прекрасно знаем, чтj нам нужно для отдохновения души, и всю жизнь стараемся собрать вокруг себя все подобные возможности. Мы собираем музыку, живопись, друзей, понимание, высокие мысли, красоту…
Есть подсказка: отдохновение души. И одной ее достаточно думающему человеку, чтобы понять себя так глубоко, как это и не снилось нашим мудрецам!
Глава 5Душевный мир. Это воплощение
Когда я пытаюсь охватить душевный мир, который описал, единым взглядом, то вижу некое огромное пространство, в котором существует душа. Оно простирается от моего тела и до недоступных моему внутреннему взору далей. И, как ни странно, тело мое и все, что связано с его земной жизнью, как-то до обидного мало присутствуют в этом мире. Если я смотрю на себя из души, тело будто бы почти не имеет значения, а жизнь моя, полная болей и радостей, запутанная и прекрасная, оказывается какой-то мелочью, малозначительным эпизодом в чем-то огромном… то ли спектакле, то ли битве, то ли просто в жизни моей собственной души…
Но я знаю, что могу одним простейшим движением, кстати, все той же души, превратить эту мою жизнь в нечто захватывающее и единственно важное. И к тому же, в огромное и чрезвычайно сложное, и улучающее меня полностью. Для этого всего лишь надо засунуть то ли нос, то ли голову души в дырочку на оболочке душевного мира, в которой открывается вход в мир этого моего воплощения. Мирок этот висит крошечным мешочком на теле огромного мира моей души. Подобные мешочки или пузыри в старину называли Гворами.
Как ни странно, но даже простое созерцательное упражнение, попытка представить, как я вхожу в гвор этого моего воплощения из мира души, удивительно похожа на рождение. Я знаю: сейчас я шагну, и там начнется… и побаиваюсь этого шага, будто и в самом деле начнется новое воплощение. Поэтому я слегка оттягиваю его, задавая себе различные уточняющие вопросы.
К примеру: как получается, что мир моего воплощения, то есть весь вот этот огромный и важный для меня окружающий мир, ощущается вообще за пределами мира души, хотя бы как отросток от него, если я отчетливо осознавал границей душевного мира – впечатления, получаемые через телесные органы восприятия?
И как только я задаю себе такой вопрос, тут же приходит понимание: когда я выходил из тела, мои ощущения были удивительно телесными, будто я вставал с кровати телом!.. И лишь когда потом висишь над кроватью, понимаешь: все эти ощущения, которые обычно считаешь телесными, одновременно и телесны и душевны. Душа – тоже тело, только очень тонкое. Оно хранит в себе Дух и меня. Но при этом обладает не только всеми признаками тела, но и всеми его свойствами и качествами. В том числе, и органами восприятия.
Тот самый внутренний взор, о котором писал Кавелин, и который замалчивается всею психологией, в действительности – зрение души, точнее, вbдение. Это очевидно. А опыт выходов из тела показывает, что видение – не единственная воспринимающая способность души. Она чувствует гораздо больше, просто никто не задался целью описать ее восприятие, поскольку науки о душе не было.
Следовательно, когда я вижу, что одна граница душевного мира – это впечатления, я вовсе не обязательно пишу о телесных впечатлениях. Душа способна видеть и без телесных глаз. Это умеют многие, и мы обучаем этому, как работе в темную, уже годы. И если это так, то что подразумевается под впечатлениями? Следы от телесного восприятия, или же это то, что получает душа, рассмотрев своим видением итоги «восприятия» телесными рецепторами?
Вопрос не такой уж простой, но если бездушное тело не более, чем куча атомов, то отличается ли его «восприятие» от «восприятия» телескопа или микроскопа? И вообще, есть ли у тела восприятие? Или же у него есть только раздражительность, как у простейших?
Не буду вдаваться в это глубже, но, похоже, граница впечатлений – это не граница телесных впечатлений, это граница душевных впечатлений. А с границей телесных впечатлений она совпадает лишь тогда, когда душа воплощена в это тело и воспринимает сквозь него и, значит, одновременно с ним. Вероятно, в этом есть какой-то великий смысл. Но для того, чтобы это ощутить, душе необходимо сделать шаг в новый мирок, который она для себя открыла, избрав воплощаться.
Она шагает – и оказывается в крошечном и беспомощном детском тельце. Мы глядим на это тельце со стороны и отчетливо осознаем, что его взгляд бессмыслен, а тельце это, похоже, еще почти не умеет воспринимать. А душа?
Неужели воплотившаяся в тело душа тоже потеряла свою способность к восприятию? Вот в этом я сомневаюсь и предполагаю, что душа в это время ведет сложнейшую битву за то, чтобы овладеть управлением этим новым телом. А потом научить его всему, начиная с восприятия. Пока она это не сделала, она просто не пробивается наружу, к тем, кто ищет общения с вновь пришедшей душой…
Думаю, именно из-за тяжестей этого начального времени душа моя и колеблется, прежде, чем сделать даже воображаемый шаг в это воплощение. Однако, она его делает, и дальше мир души остается по ту сторону прохода, а мир воплощения оказывается так опасен, что приходится отдаваться ему целиком.
В чем его опасность? Конечно, в том, что тельце это может погибнуть. И не то, чтобы это страшная потеря – душа-то останется жива. Но это трата сил и времени, и это крайне нежелательно. Поэтому сразу после воплощения для души начинается битва за выживание тела. И так ее захватывает, что многие души за время земной жизни так и не вспоминают себя, а то еще хуже – придумывают себе веру в то, что их нет…а есть только выживание тел…
Выживание тел очень важно. Без них не сделать того, зачем пришел. Но зачем-то же я пришел!
Глава 6Битва за мир
Душа приходит в тело младенца и застает там хаос. Или не хаос, поскольку хаос стал для нас чем-то вроде беспорядка, а отсутствие всего. Более всего это похоже на одиночную камеру или бутылку, в которой запечатан джинн…
Стены этого сосуда почти непроницаемы, к тому же он постоянно болеет и с трудом справляется с поддержанием жизни. И душа все время чувствует, что еще чуть-чуть, и сосуд придется покинуть, поскольку жизнь в нем невозможна…Но она борется и растит и воспитывает себе орудие для воплощения задуманного. Поэтому вначале душа изучает только само тело. На это уходит довольно много времени, в сущности, долгие годы, если судить по тому, что мы обучаем свое тело новым движениям и состояниям порой до глубокой старости.
Освоение это, – а это именно освоение, то есть делание своим, – совсем не просто. Надо как-то научиться воздействовать на этот комок живой плоти. А как? Он не чувствует тебя ни в младенчестве, ни будучи взрослым. Но взрослому ему можно подсовывать образы, которые он считает своими, а в младенчестве даже это невозможно, поскольку никаких образов еще нет. Их еще только предстоит создать. Есть лишь проблески света, изредка мелькающие сквозь щелки глаз, есть болезненные ощущения тела, то от давления внешних вещей, вроде пеленок, то от голода, то от разъедающей тело мочи…
Тело определенно живо, и оно не любит, когда ему холодно, горячо, голодно или больно. Это возможно использовать, создавая образы, которые можно превратить в образы действия и передать на тело. Вот только оно не слушается…и его еще надо приучать к тому, чтобы оно ощущало очень тонкий неуют от тех понуждений, что посылает ему душа по нервной системе и в нервную систему…
Затем приходит время, когда удается настроить зрение и слух, теперь надо научить тело удерживать внимание, сохраняя нужное направление восприятия. А также приучить его ко все более сложным образам действия, которые можно создать только из уже имеющихся простых образов…
Можно ли это сделать, помимо сознания этого тела, скажем, на старых запасах души? Похоже, что нет. Воплощение определенно отодвигает память души за пределы той оболочки, в которую она воплотилась. В итоге между образами прошлых жизней и душой воплощенной всегда есть граница или слой новой Пары, похожие на кожицу, непроницаемую для прямого взаимопроникновения. Именно поэтому новый мир и кажется карманом или отростком от Мира души. У него своя поверхность, которая не дает прежним образам проникать к нам, и поэтому душе надо создавать всё с нуля.