(Откр. 22, 14)
Лекция 7Моисей на вершине Синая. Мрак над горой и неприступный свет
Десять Заповедей, произнесенные Господом с горы Синай, сопровождались чудесными и ужасающими явлениями:
Весь народ видел громы, и пламя, и звук трубный, и гору дымящуюся… (Исх. 20, 18)
Обратим внимание на то, что если пламя и гору видеть можно, то зрительное восприятие громов и звука трубного – нечто из ряда вон выходящее. Здесь же народ именно видел! И это указывает на состояние, в котором находились все люди, удостоившиеся присутствовать при Богоявлении: их физическое естество не могло вынести явного присутствия Всемогущего, их души были готовы расстаться с телами и устремиться навстречу Источнику жизни:
…Потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. (Исх. 33, 20)
А в таком состоянии, по свидетельству некоторых людей, реанимированных после клинической смерти, человек начинает слухом воспринимать зрительные образы, а зрением – слуховые, так как, по-видимому, дух вне тела обладает способностью нерасчлененного, целостного восприятия реальности. И только то, что само Божественное присутствие оставалось для народа хотя и ощутимым, но невидимым, позволило израильтянам остаться в живых:
И говорил Господь к вам из среды огня; глас слов Его вы слышали, но образа не видели, а только глас… (Втор. 4, 12)
И это было необычайной милостью, оказанной свыше народу, который должен был пережить грозное явление Божье и навсегда запечатлеть его в своей памяти:
…Ибо есть ли какая плоть, которая слышала бы глас Бога живого, говорящего из среды огня, как мы, и осталась жива? (Втор. 5, 26)
Кроме того, Писание сообщает нам не о том, что дым исходил из вершины горы, но о том, что вся гора дымилась: והר סיני עשן כלו <вэ-ґар Сина́й аша́н куло́> —
Гора же Синай вся дымилась… (Исх. 19, 18)
– так сказано в одном месте, а в другом она названа в момент Богоявления הר עשן <ґар аше́н> – «гора дымящаяся» (Исх. 20, 18).
Мы уже упоминали, что при откровении Высшей Реальности – Бога – реальности низшего порядка, вещественные предметы, становятся как бы призрачными, начинают колебаться, «дымиться», их контуры перестают быть четкими, подобно образам сна при переходе к пробуждению:
…И вся гора сильно колебалась… (Исх. 19, 18)
Не мудрено, что народ, узрев столь страшные явления,
…Отступил и стал вдали. (Исх. 20, 18)
В оригинале сказано: וינעו ויעמדו מרחק <ва-йануу́ ва-йаамду́ мэрахо́к> – «…и задрожали [буквально – „закачались“], и остановились вдалеке». Ибо при непосредственной встрече с Господом потряслись основы «независимого», «самостоятельного» бытия каждого из присутствовавших. Согласно иудейской традиции, с тех пор у евреев принято покачиваться во время молитвы в знак воспоминания о трепете, испытанном у горы Синай.
И вот уже народ просит Моисея:
…Говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть. (Исх. 20, 19)
Моисей в ответ объясняет, что откровение несет народу не смерть, но пребывание в страхе Божьем, т. е. в благоговении пред Ним, в боязни греха:
…Не бойтесь; Бог пришел, чтобы испытать вас и чтобы страх Его был пред лицом вашим, дабы вы не грешили. (Исх. 20, 20)
Здесь содержится некая загадка: с одной стороны, Моисей обращается к народу со словами אל־תיראו <аль-тирау́> – «не страшитесь», а с другой – объясняет, что целью Богоявления является יראתו על־פניכם <йирато́ аль-пэнейхе́м> – «страх Его на лицах ваших» (так в оригинале). Очевидно, словами, производными от одного и того же корня ירא <йара́>, здесь описываются два разных вида страха: страх животный, страх за свою жизнь в первом случае, и «страх Божий на лице человека», т. е. благоговение пред Ним – во втором. От животного, унизительного и беспомощного страха человек верующий должен освободиться:
В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся не совершен в любви. (I Иоан. 4, 18)
В то же время о благоговении перед Всевышним Писание говорит:
Страх Господень чист, пребывает вовек… (Пс. 18, 10)
Такой страх «прибавляет дней», «научает мудрости», «отводит от зла», является «источником жизни» (Прит. 10, 27; 15, 33; 16, 6; 14, 27). И, конечно, не о животном страхе повествует премудрый Соломон:
Страх Господень ведет к жизни, и кто имеет его, всегда будет доволен, и зло не постигнет его. (Прит. 19, 23)
Слова, переведенные здесь как «будет доволен», в оригинале звучат так: ושבע יליץ <вэ-савэ́а йали́н> – «и насытившись, будет покоиться». Конечно, ни о каком «довольстве» и тем более «покое» не может идти речь при животном страхе – все это относится только к благоговению.
Следующий стих говорит:
И стоял народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог. (Исх. 20, 21)
Словом «мрак» тут передано древнееврейское ערפל <арафе́ль> – «мгла», «туман», от глагола ערף <ара́ф> – «сквозить», «пробиваться», «источаться». Само слово свидетельствует о сокрытости, утаенности Божества, лишь отдельные проявления Которого «пробиваются», «исходят» из глубины невидимой и неисследимой. Кроме того, в древнееврейском тексте сказано: ומשה נגש אל־הערפל <у-Моше́ нига́ш эль-ґа-арафе́ль> – «…а Моисей приблизился ко тьме…» Конечно, в сравнении с народом, который «стоял вдали», Моисей подошел к сущности Божьей несравненно ближе. Однако «вступить во мрак, где Бог», как передано это место в переводе, он, разумеется, не мог: никакой человек не в силах одолеть бездну между собой как конечным существом и бесконечным Богом,
…Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может… (I Тим. 6, 16)
В греческом оригинале Первого послания к Тимофею здесь употреблено слово απροσιτος <апро́ситос>, означающее «недоступный», «неприступный», – по отношению к тому самому «мраку», который описан в Книге Исход как место присутствия Божьего. Но, что весьма удивительно, этот же «мрак» именуется здесь «светом»! Мы знаем, что чрезмерное сияние нестерпимо и ослепительно для глаз, и встретившиеся с ним как бы погружаются во тьму. Поэтому таинственная обитель Божья с равным правом называется в Библии то мраком, то светом (ср. III Цар. 8, 12; Пс. 17, 12; I Иоан. 1, 5). Рассматриваемое нами описание обиталища Бога как «мрака» дало жизнь обширной богословской литературе уже в первые века Христианства, и наиболее ранний и знаменитый образец такой литературы – творение Дионисия Ареопагита «О Божественных именах», в котором с философской точки зрения рассматривается проблема «Божественного мрака».
И сказал Господь Моисею: так скажи сынам Израилевым: вы видели, как Я с неба говорил вам… (Исх. 20, 22)
Однако ведь выше сказано, что Господь сошел на вершину горы Синай (Исх. 19, 18 и 20) – почему же здесь утверждается, что Он говорил с неба? Несомненно, этим подчеркивается трансцендентность Всевышнего: как бы «близко» Он ни подходил к земным предметам и явлениям, по сути Он всегда остается «в небесах», в сфере незримого, недосягаемого. Одно из агадических преданий повествует, что небеса тогда «снизошли», а вершина Синая «поднялась» так, что они соприкоснулись.
Продолжая разговаривать с Моисеем, Всевышний повелевает:
…Не делайте предо Мною богов серебряных или богов золотых, не делайте себе… (Исх. 20, 23)
В оригинале здесь стоит слово אתי <ити́>, означающее «вместе со Мною»; в Синодальном переводе – «предо Мною». А это означает, что не только нельзя поклоняться кому или чему-либо вместо Бога, но нельзя почитать также что-либо вместе, наравне с Богом, – «придавать Ему сотоварищей» (оборот, неоднократно употребляемый в Коране). Сначала упоминаются здесь «боги серебряные», а потом и «золотые». Золото дороже серебра: увидев или поняв что-либо, превосходящее своей значимостью и ценностью (интеллектуальной, эмоциональной, этической и т. д.) то, что было ему прежде известно, человек имеет тенденцию обожествить это «нечто», представляющееся ему «золотом», в сравнении с прежним «серебром». Однако Господь бесконечно превышает любые ценности, почитаемые и превозносимые помимо Него, и запрещает обожествлять их, пусть даже «наряду с Ним», «вместе с Ним»!
…Сделай Мне жертвенник из земли… (Исх. 20, 24)
Буквально сказано מזבח אדמה <мизба́х адама́> – «жертвенник земляной». Жертвенник, изготовленный затем в пустыне Веселеилом по повелению, данному через Моисея, до половины заполнялся землей, дабы она впитывала кровь закалаемых жертв (Исх. 27, 1–8). Однако здесь содержится также прикровенное указание на то, что учение Божье, которое через народ израильский будет преподано всему человечеству, имеет своей целью воспитание людей в духе жертвенности, альтруизма, преодоления злого эгоистического начала. Когда же справедливость, а вслед за тем и взаимная любовь между людьми распространятся повсеместно, вся Земля станет как бы жертвенником Господним, и живущие на ней станут жертвовать собой ради Бога и ради ближних:
Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. (Иоан. 15, 13)
И не случайно при перечислении видов скота, предназначенных к жертвоприношению, четырежды повторяется здесь слово «твои»:
…И приноси на нем всесожжения твои и мирные жертвы твои, овец твоих и волов твоих…