Все, что происходило с семьей Моисея, конечно, направлялось свыше. Отец Моисея, чье имя עמרם <Амра́м> означает «народ возвышенный», и его мать Иохаведа, т. е. «Господня слава», оба из колена Левиина, были причастны Духу Святому, духу пророчества. Они могли получать непосредственные указания от Бога, и, наверное, воспользовались такой возможностью, поскольку сохранение жизни младенца Моисея было делом исключительной важности. Бог, по-видимому, указал, каким образом спасти младенца: в какую корзинку положить его, куда ее поставить и т. д. Во всяком случае относительно одного из членов семьи Моисея – его сестры Мариам (или מרים <Мир'йа́м> в оригинале Ветхого Завета; в Новом Завете это имя передается и как «Мария»), в Книге Исход указано прямо, что она была пророчицей:
И взяла Мариам-пророчица, сестра Ааронова, в руку свою тимпан, и вышли за нею все женщины с тимпанами и ликованием. (Исх. 15, 20)
Ее имя, согласно традиции, происходит от глагола מרה <мара́> – «быть горьким», ибо она родилась в горькие годы рабства и геноцида. Она названа נביאה <невиа́> – «пророчица», от глагола נבא <нава́> – «пророчествовать», а также «бурлить», «источать», «изливаться наружу». Это слово в Писании означает провидца, прозорливца, проникающего во внутреннюю суть вещей и созерцающего будущие события. Благодаря Духу Божьему, вызывающему в человеке благодатное «кипение», «бурление» мыслей и чувств, пророчество как бы из переполненного, бурлящего водой источника само «источается», изливается через уста. Очевидно, Мариам была движима духом пророчества уже с детства или с самой ранней юности: именно она дала совет отцу и матери, как им спасти ее брата-младенца.
…А сестра его стала вдали наблюдать, что с ним будет. (Исх. 2, 4)
Видимо, Сам Господь поведал ей, что случится чудо: младенец будет спасен; и она стояла и наблюдала с верой и упованием, как будет исполняться услышанное ею от Господа.
И вышла дочь фараонова на реку мыться, а прислужницы ее ходили по берегу реки. Она увидела корзинку среди тростника и послала рабыню свою взять ее. (Исх. 2, 5)
Сколько должно было произойти различных совпадений, чтобы младенец был спасен таким неожиданным образом! Именно к данному месту должна была прийти дочь фараона, чтобы искупаться в реке (хотя египетские дворцы были снабжены прекрасными купальнями и бассейнами); к тому же принцессе должен был понравиться найденный младенец; кроме того, она должна была решиться взять еврейского ребенка в свой дом, зная об отношении к евреям своего грозного отца. Однако все произошло точно так, как описано, потому что никакого совпадения здесь не было и быть не могло – все предопределил и устроил Сам Господь, как сказано в Книге Притчей:
Сердце царя – в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его. (Прит. 21, 1)
Как внешние события, так и сердце человека всегда во власти Всевышнего…
[Дочь фараона] открыла корзинку и увидела младенца; и вот дитя плачет; и сжалилась над ним, и сказала: это из еврейских детей.
И сказала сестра его дочери фараоновой… (Исх. 2, 6–7)
В ту минуту, когда принцесса убеждается, что перед ней еврейский ребенок (а об этом могло свидетельствовать обрезание), Мариам как раз и подходит к ней. Каким бесстрашием надо обладать представительнице угнетаемого, уничтожаемого народа, чтобы приблизиться к дочери самого фараона! Придворные могли, например, подумать, что она хочет убить принцессу, мстя ей за смерть своих близких – ее могли схватить и, не выслушав, убить… Однако Господь дает своей посланнице необычайную силу духа. И, увидев, что ее пророчество о спасении брата начинает исполняться, Мариам уже ни в чем не сомневается:
И сказала сестра его дочери фараоновой: не сходить ли мне и не позвать ли к тебе кормилицу из евреянок, чтоб она вскормила тебе младенца? (Исх. 2, 7)
Удивительно, но Мариам нисколько не сомневается в том, что фараонова дочь усыновит младенца! Об этом свидетельствуют ее слова: «чтоб… вскормила тебе». Допустим, дочь фараона могла бы спасти ребенка, своей властью избавить его от смерти. Однако думать, что она усыновит его, что решится взять в дом фараона представителя народа, обреченного на уничтожение?! Это должно было казаться по меньшей мере необычным. Только полнейшее доверие к слову Господню, ей возвещенному, могло устранить все сомнения из сердца Мариам. Бог действовал в тот миг в обоих сердцах – в сердце сестры Моисея и в сердце его новой, приемной матери.
Не менее удивительно согласие принцессы отдать младенца именно еврейской кормилице, хотя вокруг было так много египтянок. Согласно преданию, младенец не брал грудь египетской кормилицы, ибо Господу было угодно, чтобы Моисей был вскормлен собственной матерью и, возрастая в своей семье, узнал жизнь и предания еврейского народа, проникся его верой. И вот уже из уст принцессы раздается слово согласия:
Дочь фараонова сказала ей: сходи… (Исх. 2, 8)
Краткое слово, но в нем – жизнь и спасение младенца! Даруется жизнь и благоволение и самой Мариам, которая осмелилась обратиться к дочери фараона. «Сходи» означает, что младенец с этого момента усыновляется царевной.
…Девица пошла и призвала мать младенца. (Исх. 2, 8)
Таким образом, согласно замыслу Божьему, Моисей – единственный из своего народа – принимается в дом фараона, оставаясь в то же время истинным израильтянином, которому мать передает традиции своего племени.
Только такое двойное воспитание и могло сделать Моисея способным к тому, чтобы стать вождем своего народа: сам вырастая на свободе и приобщаясь к знаниям египетских мудрецов, он знал и принимал близко к сердцу страдания израильтян. Если бы Моисей остался со дня рождения в доме своей матери, его скорее всего убили бы, раньше или позже. Если бы его передали на воспитание бедуинам пустыни, то он одичал бы среди них, не будучи приобщен ни к еврейской, ни к египетской культуре, и не смог бы стать избавителем народа. Если бы он воспитывался при дворе фараона, но не знал ничего о собственном народе и его страданиях, то тоже не смог бы осуществить призвание спасителя. Значит, Господь устроил все так и только так, чтобы Моисей был всесторонне образован, знал жизнь обоих народов и мог впоследствии находить общий язык и с евреями, и с египтянами (ведь множество египтян обратилось к истинному Богу и присоединилось к израильтянам при их исходе – Исх. 12, 38 и 49).
Когда Мариам призвала Иохаведу,
Дочь фараонова сказала ей: возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе плату. Женщина взяла младенца и кормила его. (Исх. 2, 9)
Господь не только спас раба своего Моисея, но Он сделал так, что его кормила собственная мать по повелению дочери фараона и даже получала плату за вскармливание потенциального наследника престола (про возможность такого престолонаследия сообщает Иосиф Флавий, о том же говорят агадические комментарии к Книге Исход и Талмуд).
И вырос младенец, и она привела его к дочери фараоновой, и он был у нее вместо сына… (Исх. 2, 10)
Моисея привели во дворец фараона уже довольно взрослым. Как же его воспитывали до этого? Конечно, в духе израильских традиций. Несомненно, он знал об угнетении и страданиях своего народа, знал и обетование о грядущем избавлении, данное праотцам. Моисей, приведенный в дом фараона, должен был теперь получить нечто вроде «высшего образования» знатного египтянина.
Существует предание, что когда дочь фараонова первый раз принесла младенца во дворец и показала своему отцу, ребенок тотчас потянулся к короне фараона, схватил ее и сбросил на пол. Согласно египетским приметам, это был очень плохой признак. Было решено, что младенца, явившего столь дурное предзнаменование, надо убить. Однако дочь фараона со слезами на глазах стала заступаться за него, и тогда фараон призвал всех своих волхвов, жрецов и вельмож, и те начали гадать: а не тот ли это самый младенец, ради избавления от которого в Египте убивали еврейских мальчиков? Не его ли спасла дочь фараона? Тогда самые мудрые жрецы повелели принести два блюда: одно с золотом и драгоценными камнями, а другое – с горящими угольями. Если младенец – тот самый, он должен быть смышленым с рождения и потянуться к золоту – символу царской власти. Если же он потянется к углю и возьмет его в рот, значит, он глуп и не опасен для фараона. И Моисей уже потянулся было к золоту, но архангел Гавриил, охранявший его, невидимо направил его руку к другому блюду. Тогда он положил уголь в рот и обжег язык – поэтому Моисей и стал косноязычен (Исх. 4, 10; 6, 12). Тем не менее жизнь младенца была спасена, а принцессе позволили его усыновить:
…Он был у нее вместо сына и нарекла имя ему: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его. (Исх. 2, 10)
Кто же нарек его Моисеем: мать или дочь фараона? Ведь обе они упоминаются в этом стихе. Когда в XIX веке был заново открыт и изучен древнеегипетский язык, то оказалось, что в имени משה <Моше́>, «Моисей», скрыта контаминация двух смыслов, двух этимологий: древнееврейской и древнеегипетской. По-древнеегипетски «Мосе» означает «сын», «дитя». Это слово является частью имен некоторых фараонов: Тутмосе (Тутмос) – «сын бога Тота» (бога мудрости), Яхмосе (Яхмос) – «сын бога Яха» (бога Луны) и т. д. По-древнееврейски «Моше» (от глагола משה <маша́> – «вытягивать», «вытаскивать», «избавлять») значит «извлеченный», «вынутый», «спасенный», а при символическом истолковании этого имени – «извлекающий», «выводящий» и «спасающий». Видимо, мать так назвала мальчика по внушению свыше: «Моше» – это одновременно и «вынутый из воды», и «тот, кому суждено вывести, спасти, извлечь» из темных вод египетского рабства израильский народ. Таким пророческим именем, притом с древнееврейской этимологией, могла, конечно, наречь ребенка только родная мать. Имя, однако, звучало так, что оно понравилось и дочери фараона, которая, истолковав по-