(Лев. 1, 3)
Словом «всесожжение» передано древнееврейское עלה<ола́>– буквально «восхождение» (в смысле «возношения» жертвы). Уже тот факт, что человек отдает нечто Богу (Который, конечно, ни в чем вещественном нуждаться не может), соответствует основной цели жертвоприношения – умерению желания получать (эгоизма) и развитию способности отдавать (альтруизма).
И еще нечто, относящееся к жертве, выражено в слове «ола»: грубые инстинкты человеческой природы должны возвышаться, превращаясь в тонкие чувства, а «животные» силы призваны «восходить на жертвенник», чтобы сливаться с горящим на нем пламенем – символом любви и возноситься к небесам. То есть, пользуясь термином современной психологии, должна осуществляться «духовная сублимация» наших низших страстей.
В рассматриваемом стихе говорится о жертве из крупного скота, а в Лев. 1, 10 – о жертве из мелкого скота. Усилия, направленные на преодоление низменных проявлений своей природы, сильно варьируются у разных людей. Одному приходится преодолевать в себе разъяренного «вола», другому – упрямого «козла», третьему – всего лишь возвращать отбившегося от стада «овна»…
Священнику предписано приносить в жертву тельца, начальнику – козла, а представителю простого народа – козу (Лев. 4, 3; 4, 22–23 и 27–28). Чем выше духовное призвание человека, тем более сильные животные страсти ему приходится смирять: как известно, одаренность и страстность нередко идут рука об руку…
О жертве всесожжения сказано, что она должна быть «мужеского пола, без порока». Прямой смысл данного предписания ясен: Господу следует посвящать только самое лучшее и чистое. Вспомним, в чем пророк Малахия укорял священников своего времени:
И когда приносите в жертву слепое, не худо ли это? Или когда приносите хромое и больное, не худо ли это? Поднеси это твоему князю: будет ли он доволен тобою и благосклонно ли примет тебя? – говорит Господь воинств. (Мал. 1,8)
С психологической же точки зрения сказанное означает, что мужественное осознание собственных недостатков («животное мужеского пола») должно соединиться с чистым, искренним желанием их преодоления («без порока»). Не случайно древнееврейское слово זכר<заха́р>имеет два значения: «быть мужественным» и «вспоминать». Порой требуется немало мужества, чтобы детально вспомнить и решительно осудить проявления собственного эгоизма. А слово תמים<тами́м>означает «цельный» (в Синодальном переводе – «без порока»). Именно таким – целостным, свободным от раздвоенности и колебаний – является решение человека посвятить Господу свои жизненные силы. Они «приводятся к дверям Скинии собрания», т. е. сосредоточиваются близ сердца – «внутреннего Храма». Совершая это, жертвующий приобретет благоволение пред Господом, как гласит конец стиха Лев. 1, 3.
…И возложит руку свою на голову жертвы всесожжения – и приобретет он благоволение, во очищение грехов его… (Лев. 1, 4)
Возложение рук на голову жертвы означает отождествление себя с нею и передачу ей части своих свойств. Так передается и благословение от человека к человеку (ср. Быт. 48, 14–15; Втор. 34, 9). Но что же именно передает человек животному, и в каком смысле оно «отождествляется» с жертвователем? На животное «переходят» грехи, перечисляемые во время исповеди и нуждающиеся в искуплении (ср. Лев. 5, 5; 16, 21).
…И возложит руку свою на голову жертвы за грех, и заколют козу в жертву за грех на месте, где закалают жертву всесожжения… (Лев. 4,29)
Жертва за грех приносится во искупление ясно осознаваемых и прямо называемых грехов. Когда же совершается жертва всесожжения, на животное символически возлагается вся совокупность беззаконных мыслей, слов и дел (в том числе и не осознаваемых нами), после чего животное закалается: животная сущность лишается самости и утрачивает власть над человеком.
…И заколет тельца пред Господом; сыны же Аароновы, священники, принесут кровь и покропят кровью со всех сторон на жертвенник, который у входа Скинии собрания… (Лев. 1, 5)
Кровь несет в себе «нефеш» – жизненную энергию, «животную душу». Окропление ею жертвенника знаменует отказ от грехов, вызываемых «бушующими в крови» страстями:
…Потому что душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает… (Лев. 17,11)
Приносящий жертву сам должен подготовить ее к возложению на алтарь:
…И снимет кожу с жертвы всесожжения и рассечет ее на части.
Сыны же Аароновы, священники, положат на жертвенник огонь и на огне разложат дрова;
И разложат сыны Аароновы, священники, части, голову и тук на дровах, которые на огне, на жертвеннике… (Лев. 1, 6–8)
За буквой предписания кроется иносказание о психических состояниях, которые проходит человек, посвятивший себя служению Всевышнему. Прежде всего, жертвователь снимает с животного кожу. Если заклание означает лишение «животного начала» самости, его подчинение духу, то снятие кожи намекает на следующую ступень, когда человеку становится видима внутренняя структура его инстинктов и страстей: с тех процессов, которые раньше, пока плоть властвовала над духом, разглядеть было нельзя, теперь как бы «снимается кожа».
Далее на жертвенник возлагается приносимый извне огонь, а сверху кладутся дрова. Казалось бы, логичнее поступить наоборот: разложить дрова, а затем зажечь их… Но тот огонь, силой которого истинная жертва возносится к небесам, – огонь любви к Богу, – не появляется «естественным» путем, т. е. не зависит от душевно-плотской природы человека и не имеет материальной причины. Он именно «приносится извне», ибо исходит от Духа. Об этой вышней, «пламенеющей» любви с особой поэтической силой и выразительностью сказано в Песни Песней:
…Она – пламень весьма сильный.
Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее… (Песн. II. 8, 6–7)
И только после того, как «пламя любви» зажглось от источника Духа, пищей ему может служить начало вещественное – «дрова». Здесь также содержится иносказание: производными от древнееврейского корня עצה<аца́>– «быть плотным», «быть твердым» являются как עצים<эци́м> — «деревья», «дрова», так и עצה<эца́>– «замысел», «совет». Добрыми советами и наставлениями, исходящими от слова Божия, поддерживается любовь, горящая в сердце, подобно тому, как пламя жертвенника «питается» дровами.
Наконец, на дровах сыны Аарона раскладывают «части, голову и тук». Вспомним, что имя אהרן<Аґаро́н>образовано от אור<ор>, «свет», и означает «просветитель». Именно таким становится человеческий дух, очистившись от скверны и осознав свое высшее призвание – священнодействовать пред Господом. Дух и направляет животные силы на служение Творцу, «рассекая их на части», т. е. исследуя их свойства и распоряжаясь ими должным образом. В числе прочего на алтарь должен быть возложен и плотский ум, символизируемый головой животного: ведь «плотская мудрость» (II Кор. 1, 12) бессильна в познании духовного мира, и ей на смену приходит «ум Христов» (I Кор. 2, 14–16).
Вместе с головой упомянут тук (жир), покрывающий внутренности. «Тучность» – символ закоснелости во грехе, приверженности к чисто плотскому образу жизни:
И утучнел… и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел; и оставил он Бога, создавшего его, и презрел твердыню спасения своего. (Втор. 32, 15)
Поэтому не случайно тук возлагается на алтарь не сразу, а вслед за головой: ведь для перемены жизни надо, в первую очередь, отказаться от главенства плотского ума…
…А внутренности жертвы и ноги ее вымоет он водою, и сожжет священник все на жертвеннике: это всесожжение, жертва, благоухание, приятное Господу. (Лев. 1, 9)
Силой Духа Святого – «живой водой» – очищаются наши «внутренности», т. е. чувства и мысли. Об этой «воде живой» Иисус произнес проповедь в иерусалимском Храме во время праздника Кущей, когда на алтарь, по обычаю, возливали воду из Силоамского источника:
В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко мне и пей.
Кто верует в меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой.
Сие сказал он о Духе, Которого имели принять верующие в него: ибо еще не было на них Духа Святого, потому что Иисус еще не был прославлен. (Иоан 7, 37–39)
Омыть следует не только внутренности, но и ноги жертвы. А это означает очищение не только мыслей и чувств, но и «путей» человека – овеществление замыслов в «плодах веры», т. е. в добрых делах:
Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его?
Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания,
А кто-нибудь из вас скажет им: «Идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы?
Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе. (Иак. 2, 14–17)
На Страшном суде участь человека будет определяться его делами, а не декларируемой им верой:
…И судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими.
…И судим был каждый по делам своим.