(Зах. 8, 22–23)
Обратим внимание на еще одно событие: Моисей предложил своему шурину Ховаву, сыну Рагуила (т. е. Иофора – ср. Исх. 2, 18; 3, 1), присоединиться к Израилю (Числ. 10, 29–32). Однако тот проявил нерешительность, и Моисей использовал следующий аргумент:
…Не оставляй нас, потому что ты знаешь, как располагаемся мы станом в пустыне, и будешь для нас глазом;
Если пойдешь с нами, то добро, которое Господь сделает нам, мы сделаем тебе. (Числ. 10, 31–32)
Не кажется ли на первый взгляд странной просьба Моисея? Конечно, соплеменники Ховава – мадианитяне, жители Синайской пустыни – лучше израильтян знали местность и действительно могли стать для последних «глазами» (в оригинале двойственное число – עינים<эйна́йим>), т. е. опытными проводниками.
Но разве народ Господень нуждался в таких проводниках? Ведь уже в следующем стихе вновь сказано, что каждый шаг израильтян определялся Господом:
И отправились они от горы Господней на три дня пути, и ковчег завета Господня шел пред ними три дня пути, чтоб усмотреть для них место, где остановиться. (Числ. 10, 33)
Так зачем же Моисей приглашал Ховава стать «глазами» израильтян? Очевидно, он заботился о приобщении своего родственника к истинной вере, о его спасении. Но Моисею показалось недостаточно посулить Ховаву награду («добро… мы сделаем тебе»). Человек (и в тем большей мере, чем он совестливей и благородней) хочет быть не только «пользователем», но и приносящим пользу. Ему как бы «неловко» разделять с другими одни лишь выгоды. Прекрасно зная это, Моисей утверждает, что весь Израиль нуждается в Ховаве и не может обойтись без его помощи.
Но, с другой стороны, разве мог Моисей, глашатай истины Божьей, из любви к Ховаву покривить душой? Ведь ничего подобного он не делал на протяжении всего библейского повествования. Ответ заключается в следующем: говоря, что Ховав станет «глазами для Израиля», Моисей имеет в виду особый духовный дар – дар провидения, который может быть ниспослан его родственнику за преданность завету. Как известно, пророк, или прозорливец, «видел» явления духовного мира:
…Отверзлись небеса, и я видел видения Божии. (Иез. 1, 1)
И следующая, 11-я, глава Книги Чисел как раз повествует о наделении старейшин Израиля духовными дарами…
Глава начинается с описания нового ропота народа. Недовольство вспыхивало всякий раз, как только люди не могли мгновенно удовлетворить свои желания, в большинстве случаев – материального характера (Исх. 15, 24; 16, 2–3 и др.) Особо выделяется ропот Корея, желавшего духовной власти (Числ. 16), и ропот всего народа, устрашившегося жителей Ханаана (Числ. 14).
Но разве не свойственно всем людям, по их падшей природе, проявлять недовольство, страшиться, жаловаться, сомневаться, тревожиться – одним словом, роптать? Почему же особо греховен ропот израильтян, неоднократно описанный в Пятикнижии? Дело в том, что ропот каждый раз возникал в буквальном смысле «пред лицом Господним», в ближайшем присутствии Его. Люди роптали, хотя были свидетелями величайших чудес: казней Египетских, исхода, разделения Чермного моря, ежедневного выпадения манны, иссечения воды из скалы…
Ропот против Моисея тоже являлся ропотом против Всевышнего, ибо пророк был точным исполнителем Его воли. Такой ропот можно уподобить оскорблению царя прямо в его дворце – притом со стороны человека, всесторонне им облагодетельствованного. Вот почему наказание и на этот раз наступило немедленно:
Народ стал роптать вслух Господа; и Господь услышал, и воспламенился гнев Его, и возгорелся у них огонь Господень и начал истреблять край стана. (Числ. 11, 1)
Вспомним, что предыдущие случаи ропота (Исх. 15, 24; 16, 2–3) не повлекли за собой наказаний: ведь тогда народ едва только покинул страну рабства, он еще не слышал громовых раскатов гласа Господня у Синая, не имел еще опыта жизни по Закону. Но теперь ропот стал уже непростительным…
Какое же наставление можно извлечь из описания этого ропота? Урок здесь в том, что духовная жизнь не терпит застоя, неподвижности – всего того, что апостол Павел охарактеризовал емким словом «стоять»: «…кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (I Кор. 10, 12). Надо не стоять на месте, а продвигаться в познании Бога. В другом месте того же послания такое продвижение уподоблено уже не ходьбе, а бегу на ристалище (I Кор. 9, 24).
Что же такое «огонь Господень», упомянутый и здесь, и в других местах (Числ. 16, 35; Пс. 77, 21 и др.)? Чтобы ответить на этот вопрос, приведем слова из Песни Песней:
…Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она – пламень весьма сильный.
Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. (Песн. II. 8, 6–7)
Бог любит «до ревности» (Иак. 4, 5); когда же Его любовь отвергается людьми и не может в первозданном виде достичь своей цели, ее чистый свет оборачивается палящим пламенем гнева. Одно и то же духовное воздействие любви воспринимается благочестивыми как свет и исцеление, а нечестивыми – как «печь пылающая»:
Ибо вот придет день, пылающий как печь; тогда все надменные и поступающие нечестиво будут, как солома, и попалит их грядущий день…
А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах его… (Мал. 4, 1–2)
В первый момент гнев, еще только разгораясь, попаляет лишь «край стана», предоставляя народу возможность покаяться:
И возопил народ к Моисею; и помолился Моисей Господу, и утих огонь.
И нарекли имя месту сему Тавера, потому что возгорелся у них огонь Господень. (Числ. 11, 2–3)
Моисей, на которого как раз и роптали, заступается за непокорных. И так происходит всякий раз…
В память о происшедшем стоянку назвали תבערה<Тавэра́>– «пылание». Но глагол בער<баа́р>, «пылать», означает также и «обезуметь». В момент ропота против Господа человек как бы лишается разума, и тогда пламя гнева настигает его…
Особо подчеркивается роль пришельцев в возбуждении ропота. Мы помним, что вместе с сынами Израилевыми из Египта вышло также «множество разноплеменных людей» (Исх. 12, 38). Так переведено выражение ערברב<э́рев рав>– буквально «смешение великое». В Книге Чисел о поведении некоторых из этих пришельцев сказано:
Пришельцы между ними стали обнаруживать прихоти; а с ними и сыны Израилевы сидели, и плакали, и говорили: кто накормит нас мясом? (Числ. 11, 4)
Словом «пришельцы» передано אספסף<асафсу́ф>– «собрание», «скопище». Имеется в виду сборище разноплеменных людей, не принявших на себя «иго Царства Божия» и поэтому не ставших органической частью народа Господня. Такое разнородное «скопище» мыслей и мнений, желаний и эмоций остается в нашем внутреннем мире в течение всего пути к вышнему Иерусалиму (Гал. 4, 26). И, покуда эти внутренние «пришельцы» сохраняют влияние на строй нашей духовной жизни, вновь и вновь возобновляются вспышки ропота в нашем сердце. Это длится ровно до тех пор, пока все внутренние порывы не покорятся наконец благодати; до тех пор, пока «пришельцы» не станут во всем подобны «коренным жителям» – тем духовным состояниям, которые рождены покорностью Богу.
Ропот наших внутренних «пришельцев» сводится к тому же, на что жаловались и пришельцы в пустыне. В оригинале их желание именуется תאוה<таава́>– «вожделение», «похоть» (в Синодальном переводе – «прихоти»). Имеются в виду чисто плотские, животные, желания, не находящие удовлетворения в «законной» жизни по заповедям и потому побуждающие человека сожалеть о прежнем, «беззаконном», периоде его жизни до уверования:
Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы, и дыни, и зелень, и лук, и чеснок;
А ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших. (Числ. 11, 5–6)
Прошлое, которое было сопряжено с беспросветным рабством и угрозой смерти, представляется теперь «пришельцам» – нестойким, постоянно колеблющимся мыслям и чувствам человека – неким подобием рая. Привлекательные подробности прошлого со всей яркостью возникают в памяти «совершившего исход»…
Древнееврейское דג<даг>, «рыба», связано с глаголом דגה<дага́>– «разрастаться», «плодиться»; קשא<кишу́>, «огурец», – с глаголом, означающим «напрягаться», «наливаться»; אבטיח<авати́ах>, «дыня», – с глаголом, имеющим значение «опираться», «надеяться»; חציר<хаци́р>, «зелень», – с глаголом, означающим «ограждать»; בצל<баца́ль>, «лук», пишется так же, как «бэ-цель» – «под сенью», «в тени»; наконец, שום<шум>, «чеснок», восходит к глаголу נשם<наша́м>– «дышать [свободно]», «переводить дух». Итак, страну «греха и смерти», Египет, пришельцы вспоминают теперь как место, где жизнь их протекала плодотворно, где их усилия увенчивались успехом, где они были надежно ограждены от бед и свободно дышали «под сенью» фараона.
Не случайно из всех качеств злого духа в Писании особенно настойчиво подчеркивается его лживость:
Тот сказал: я выйду и буду духом лжи в устах всех пророков его… (II Пар. 18, 21)
«Лжецом и отцом лжи» именует дьявола Иисус Христос (Иоан. 8, 44). Но Закон Господень совершенно несовместим с ложью, он не может быть принят в сердце и исполняем тем, кто держится пути лжи: