Напомнив о том, как народ, охваченный страхом, просил его быть посредником при передаче Закона (ст. 16), Моисей продолжает:
И сказал мне Господь: хорошо то, что они говорили;
Я воздвигну им пророка из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова Мои в уста его, и он будет говорить им все, что Я повелю ему… (Втор. 18, 17–18)
Обетование «воздвигнуть пророка» распространяется на все поколения сынов Израилевых, поскольку о каком-либо ограничении во времени здесь не сказано.
Кроме того, язычники постоянно, в каждом поколении, обращаются к гадателям и кудесникам; а ведь как раз этой их практике и противопоставляется служение пророков Господних. Следовательно, пока Израиль будет верен завету, истинные пророки будут вновь и вновь посылаться к нему. Отсутствие таковых – признак «отчуждения» от Бога, той «стены», которая воздвиглась между Ним и народом, преступившим завет.
Однако наступит день, когда стена грехов падет, и пророчество – «благость Господня» – возобновится:
Ибо долгое время сыны Израилевы будут оставаться без царя, и без князя, и без жертвы, без жертвенника, без ефода и терафима.
После того обратятся сыны Израилевы и взыщут Господа, Бога своего, и Давида, царя своего, и будут благоговеть пред Господом и благостью Его в последние дни. (Ос. 3, 4–5)
В связи с обетованием о пророках возникает важнейший вопрос – об инспирации. Является ли она абсолютной, т. е. передает ли пророк слово в слово то, что вложено свыше в его сознание, или же он творчески преобразует услышанное слово, воплощая его в терминах своей культурной эпохи, своего индивидуального языка? Как понимать в данной связи выражение: «вложу слова Мои в уста его»? Играют ли при этом какую-либо роль «уста» самого пророка, т. е. индивидуальные особенности его речи (а следовательно, и мышления), ее образно-поэтический строй – или же речь его целиком «запрограммирована» Богом?
Ответ на приведенный вопрос дает сравнительное исследование литературного стиля, образности, сюжетно-композиционных особенностей дошедших до нас пророческих книг или отдельных проповедей. Без сомнения, пророки обладают яркой, неповторимой индивидуальной речью; кроме того, каждому из них присуща своя, в чем-то оригинальная, система мировидения и концепция исторического процесса. Существуют не только отдельные сравнения, метафоры или притчи, но и целые словесно-мировоззренческие структуры, которые позволяют легко отличить, скажем, пророчества Исаии от пророчеств Осии, Иеремии, Иезекииля…
Пророческая весть, внушаемая Духом Божьим, обретает «в устах» (т. е. на индивидуальном языке, тесно связанном с особенностями мышления и мироощущения) каждого пророка свою неповторимую поэтическую форму, что делает многие пророческие речи шедеврами мировой литературы.
Желая наилучшим образом донести Свое слово до сознания людей, Всевышний избирал с этой целью великих пророков-поэтов, пророков-мыслителей. И Его слово, действующее «изнутри» речи этих гениальных провидцев-писателей древности, рассекает «реку времен», разбивает любые преграды. Оно в первозданной свежести и силе доходит до слуха каждого нового поколения, воспламеняя лучшие сердца на служение Всевышнему:
Слово Мое не подобно ли огню, говорит Господь, и не подобно ли молоту, разбивающему скалу? (Иер. 23, 29)
Но так ли необходимо, в религиозном плане, внимать словам вновь посылаемых пророков? Разве не достаточно прислушиваться к словам самого Закона и стараться исполнять их? На это ясно отвечает Сам Господь:
…А кто не послушает слов Моих, которые пророк тот будет говорить Моим именем, с того Я взыщу… (Втор. 18, 19)
Ведь Тора есть Закон, применяемый к самым различным, притом весьма изменчивым, жизненным обстоятельствам. Следовательно, она должна всегда соответствующим образом интерпретироваться. Понятно, что истинная, безошибочная интерпретация может исходить только от Самого Законодателя – и возвещаться через Его посланников, но никак не через людей «душевных» или «плотских» (см. Римл. 8, 4–8; I Кор. 2, 12–16). Последнего рода толкователей Иисус постоянно обличал в беззаконии и лицемерии. Их деятельность и привела в конце концов Иудею к глобальной катастрофе (Матф. 15, 1–14; 23, 1–39)…
Каждого же истинного пророка следует почитать как вестника Всевышнего, повинуясь приносимой им вести. Ведь он послан указывать, как именно надлежит исполнять заповеди здесь и сейчас.
Тех, кто отвращает слух от пророка, постигает кара – что же тогда можно сказать об издевающихся над ним или его преследующих?!
Посему, вот Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город;
Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии… которого вы убили между Храмом и жертвенником.
Истинно говорю вам, что все сие придет на род сей. (Матф. 23, 34–36)
Гонение на пророков-апостолов в новозаветные времена имело те же последствия, что и в эпоху Северного и Южного царств, когда цари со своим окружением гнали и убивали пророков:
…Тогда Господь чрез всех пророков Своих, чрез всякого прозорливца предостерегал Израиля и Иуду, говоря: возвратитесь со злых путей ваших и соблюдайте заповеди Мои, уставы Мои, по всему учению, которое Я заповедал отцам вашим и которое Я преподал вам чрез рабов Моих, пророков.
Но они не слушали и ожесточили выю свою, как была выя отцов их, которые не веровали в Господа, Бога своего;
И презирали уставы Его, и завет Его, который Он заключил с отцами их, и откровения Его, какими Он предостерегал их, и пошли вслед суеты и осуетились, и вслед народов окрестных, о которых Господь заповедал им, чтобы не поступали так, как они… (IV Цар. 17, 13–15)
В приведенном тексте עדות<эдо́т>(буквально «свидетельства», в Синодальном переводе – «откровения») как раз и означают пророчества, органически дополняющие и интерпретирующие «уставы и завет». Исаия свидетельствует о таком же соотношении между Законом и откровением (в его книге употреблено слово того же корня תעודה<тэуда́>– «свидетельство»):
Обращайтесь к Закону и откровению. Если они [предсказатели] не говорят, как это слово, то нет в них света. (Ис. 8, 20)
А как же следует поступать со лжепророками, от которых, как мы знаем, происходят самые страшные беды? —
…Но пророка, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить, и который будет говорить именем богов иных, такого пророка предайте смерти. (Втор. 18, 20)
«Предайте смерти»… Так переведено ומת<у-мет>– «и мертв» или «и умрет». Во-первых, имеется в виду духовная смерть, которая постигает лжепророка прежде его физической кончины: сознательно поступая наперекор Господу, он отделяет себя от Источника жизни – и поэтому внутренне «мертв». Во-вторых, подразумевается, что лжепророк умрет по воле Всевышнего, будучи Им наказан. Однако в оригинале нигде не говорится об обязанности людей умерщвлять лжепророка (как это можно заключить из Синодального перевода).
Но если пророчествующий «именем богов иных» – лжепророк по определению (поскольку сами «боги» в данном случае ложны), то с пророчествующим именем Господа дело обстоит куда сложнее:
И если скажешь в сердце твоем: «Как мы узнаем слово, которое не Господь говорил?»
Если пророк скажет именем Господа, но слово то не сбудется и не исполнится, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей, – не бойся его. (Втор. 18, 21–22)
Не всегда удается сразу или даже достаточно скоро определить, является ли говорящий от имени Господа истинным пророком или ложным. Особый дар «различения духов» (I Иоан. 4, 1–3; I Кор. 12, 10) имеют немногие. И потому, увы, истинная сущность лжепророков нередко узнается лишь «по плодам их», т. е. по произведенным ими гибельным разрушениям:
Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные.
По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?
Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. (Матф. 7, 15–17)
– ведь пророк иногда предрекает события более или менее отдаленного будущего, и до времени исполнения (или неисполнения) пророчества не представляется возможным судить о его истинности.
Иногда окружающим бывает даже затруднительно определить, кто подлинный носитель Духа Божьего: тот, кто именует себя пророком, или же тот, кто обличает его. Так было, например, при дворе израильского царя Ахава, когда пророк Михей и лжепророк Седекия состязались между собой, причем Седекию поддерживало еще около четырехсот (!) лжепророков:
И подошел Седекия, сын Хенааны, и, ударив Михея по щеке, сказал: как, неужели от меня отошел Дух Господень, чтобы говорить в тебе?
И сказал Михей: вот ты увидишь это в тот день, когда будешь бегать из одной комнаты в другую, чтоб укрыться… (III Цар. 22, 24–25)
Ахав приказал заключить Михея в темницу до дня, в который сбудется (или не сбудется) его предсказание (III Цар. 22, 26–38). Этому нечестивому царю не было дано отличить истину от лжи. В то же время находившийся рядом праведный иудейский царь Иосафат, хотя и не обладавший даром различения духов, все же интуитивно почувствовал правоту Михея (III Цар. 22, 5–8).