Исторические события, которые произошли в Египте после того, как Моисей бежал в землю Мадиамскую, описаны весьма лаконично. Гениальная краткость и простота библейского описания позволяют увидеть живую взаимосвязь событий, всю картину в целом. А Писание между тем опять возвращается к Моисею:
Моисей пас овец у Иофора, тестя своего, священника Мадиамского… (Исх. 3, 1)
Хочется задать вопрос: неужели у него некому было пасти овец, кроме Моисея? Дело в том, что Моисея с детства научили почитать родителей. Теперь же тесть был ему вместо отца, и Моисей пекся о его овцах, выказывая таким образом к нему почтение. А если вспомнить предание о том, что Иофора изгнали из родного племени, то можно легко допустить, что действительно некому было позаботиться об овцах, кроме членов семьи. Помимо того, уединенно пасший скот Моисей незримо подготавливался Богом к будущей пастырской деятельности. Видимо, после всего пережитого уединение и размышление стало его потребностью. Мы знаем о размышлениях Моисея из Писания:
…Однажды провел он стадо далеко в пустыню и пришел к горе Божией, Хориву. (Исх. 3, 1)
Согласно более точному переводу древнееврейского текста, Моисей провел стадо «в конец пустыни», хотя обычно пастух пасет стада недалеко от того места, где живет. Увести стадо очень далеко (а ведь в пустыне водятся дикие звери и могут встретиться разбойники) – признак крайней рассеянности: человек глубоко задумался и забыл, куда направляется, он уходит все дальше от дома. Значит, на сей раз Моисей настолько погрузился в размышления, что углубился в пустыню гораздо дальше, чем обычно. Это случилось только однажды. В тот день он как бы перешел границы временного и пространственного восприятия. Он как бы совсем отрешился от физической реальности и в таком состоянии пришел в конец пустыни, к горе Божьей – Хориву. И тогда настал новый этап его духовного развития. Гора, символически представляющая границу двух миров, вещественного и духовного, называется חרב<Хоре́в>, а глагол חרב<хара́в>, к которому восходит ее название, означает «цепенеть», «истреблять», «уничтожать», «опустошать». «Хорев» означает «совершенно иссохшая», «оцепеневшая», как бы «уничтоженная» местность. Название символизирует состояние Моисея, в котором он отрешился от всех земных мыслей, причем его восприятие земных вещей как бы «оцепенело», сердце от них «опустошилось», а память о них «уничтожилась». Лишь когда человеческие глаза «закрываются» на мир видимый, они «открываются» в мир невидимый. Высоко-высоко воспарила душа Моисея в эти мгновенья, удалившись от мира материальных форм.
Почему же дальнейшие события связаны именно с горой? Не представляли ли себе древние израильтяне, что Бог живет на горе, подобно грекам, наивно полагавшим, что боги пребывают на Олимпе? Конечно, нет. Как мы увидим дальше, Всевышний не обитал на этой горе, а только «нисходил» во время Синайского откровения, и то не «на гору», а «к горе». Гора именуется Божьей потому, что символизирует духовное восхождение, которое предстоит совершить человеку, когда он «опустошается» от всех мелких и суетных мыслей, и сердце его очищается.
На земле существуют как бы отражения, отзвуки различных сущностей духовного мира – вся земля являет собой некий грандиозный метасимвол. И этому соответствует та «священная география», которая представлена в Библии: в центре нашего мира находится Святая земля, в самой середине ее – Иерусалим, в центре Иерусалима – Храм (ср. Иез. 5, 5). Символически центральное положение того или иного священного объекта совсем не обязательно совпадает с его реальным географическим расположением (например, иерусалимский Храм был выстроен не в центре города). В «священной географии» определенное место занимает и гора Хорив, или Синай: она расположена именно в пустыне, в месте, удаленном и отрешенном от суеты мира сего, и притом на земле, не принадлежащей ни одной из стран, ибо Закон и заповеди, данные Богом на этой горе, должны быть впоследствии приняты всем человечеством.
И вот Моисей впервые оказывается близ Хорива, где ему было дано знаменитое откровение Божье в «неопалимой купине», т. е. в горящем терновом кусте.
И явился ему ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста.
И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. (Исх. 3,2)
Какое необычное, удивительное откровение! Начиная с него, Бог многократно является в Египте, на Синае и в Святой земле как Чудотворец, как Создатель, по своей воле могущий временно отменить любые известные людям законы природы. Горящий терновый куст, из которого глаголет Всевышний, – образ чрезвычайно многогранный. Само бытие вселенной пред лицом небытия есть как бы разветвившийся куст, который горит и не сгорает. Бытие не поглощается небытием, и «черным дырам» не дано поглотить нашу вселенную. Так же и органическая жизнь в мире неорганическом есть «горящий, но не сгорающий куст», ибо жизнь противостоит закону энтропии и как целое смерти не подвластна.
Духовное бытие человека, народа и всего человечества есть тоже словно бы «горящий куст». И народ Божий – Израиль – был в те дни «кустом горящим», ибо египтяне стремились его уничтожить, а он «горел, но не сгорал». Такова жизнь и самого Моисея, дух которого не могли победить никакие страдания. Во всем – в бытии вселенной, в органической и в разумной жизни, в духовном измерении человеческой истории и культуры, в святом народе Своем, в жизни праведника – является Бог, как в горящем терновом кусте. Этот образ вновь появляется в других местах Писания, говорящих о высшем благословении. Например, в Книге Второзакония Моисей благословляет колено Иосифово такими словами:
…Благословение Явившегося в терновом кусте да приидет на главу Иосифа и на темя наилучшего из братьев своих… (Втор. 33, 16)
Как раз на главу, «на темя» наилучшего, наиболее духовного, из братьев нисходит благословение «Явившегося в терновом кусте», ибо дух в веществе и есть то пламя, которое «горит и не сгорает».
…И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает.
Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает.
Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста… (Исх. 3, 2–4)
«Господь увидел, что он идет смотреть…» – т. е. Моисей, по-видимому, сразу понял, почувствовал, что явился Бог. Он проявляет одновременно и благоговение, и бесстрашие. Моисей не испугался, не отступил назад: он почувствовал, что свершается чаяние всей его жизни. Когда встречается нечто непонятное, грозное, то по обычной житейской логике лучше всего спрятаться, укрыться; но он подходит все ближе и ближе, зачарованный величием Божьим. Впервые созерцает он тот духовный мир, который прежде был для него закрыт. Много лет вникал Моисей в свидетельства, сказания, предания о духовном мире – еврейские, египетские, мадиамские; но теперь перед ним предстала сама реальность, истинность присутствия Господа:
…Явился ему ангел Господень… (Исх. 3, 2)
В то же время двумя стихами ниже:
Господь увидел, что он идет смотреть… (Исх. 3, 4)
Мы помним, что в Книге Бытия описаны обстоятельства, в которых Господь говорил с людьми через ангела-посредника, делая его Своим полномочным представителем, подобно тому, как царь влагает свои речи в уста посла (Быт. 16, 7–13; 18, 10–33; 22, 11–18). Подобным образом говорит Всевышний в Писании и через Своих посланников-пророков (IV Цар. 17, 13). Однако с Моисеем Господь беседует через особого ангела, который именуется «ангелом лица Его» (Ис. 63, 9) и о котором Сам Господь сказал: «…имя Мое в нем» (Исх. 23, 20–23). Тот же ангел шел в огненном и облачном столпах перед сынами Израиля при исходе из Египта (Исх. 13, 21 и 14, 19–24). Об этом особом ангеле мы уже говорили в лекциях по Книге Бытия (с. 156–158).
Итак, Господь услышал слова Моисея:
…Пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. (Исх. 3, 3)
Господь «увидел, что он идет смотреть», т. е. увидел, что Моисей созрел для восприятия высшей истины и достоин того, чтобы через него были совершены великие чудеса.
Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я! (Исх. 3, 4)
Бог воззвал «из среды куста», однако Он вездесущ, Он наполняет Собою всю вселенную (ср. Пс. 138, 5–10)! Как же Он явился в горящем кусте, как бы ограничив Себя пространственно, и говорил оттуда через ангела? Здесь мы приближаемся к тайне Богоявления (Теофании), непостижимой для человеческого разума. Скажем только, что свидетелями подобной Теофании были и отдельные пророки, и весь народ Божий в определенные моменты и даже в течение длительных периодов времени (ср. Исх. 13, 21; 24, 9–11; 25, 22; Ис. 6, 1; Иез. 1, 26–27; Дан. 7, 9–10 и др.). Об ангеле, говорившем из горящего куста, Господь впоследствии сказал Моисею:
Вот Я посылаю пред тобою ангела…
Блюди себя пред лицом его и слушай гласа его; не упорствуй против него, потому что он не простит греха вашего, ибо имя Мое в нем. (Исх. 23, 20–21)
Итак, ангел говорил от имени Божьего как прямой и истинный Его посланник.
И первые слова, которые Бог обращает к Моисею, – дважды повторенный призыв: «Моисей! Моисей!» Когда Бог именует дважды какого-либо героя Ветхого Завета – патриарха, пророка, – это значит, что Он призывает его для исполнения особой миссии. «Авраам! Авраам!» – воззвал Бог, когда Авраам уже занес нож, чтобы принести в жертву сына своего (Быт. 22, 11). Так к пророческому служению был призван и Самуил (I Цар. 3, 10). Но, если Авраам имел уже долгий опыт общения с Богом, прежде чем удостоился двойного оклика, означающего призвание праведника как в земном мире, так и в вечности, то для Моисея это был, по-видимому, первый опыт прямого Богообщения. Тем не менее Моисей уже настолько был подготовлен к нему и настолько созрел духовно, что Бог сразу призвал его к великой миссии – возглавить народ и вывести его из рабства. На такую готовность указывает от