Возвращаясь к секретарю Пушечного клуба, надо заметить, что деятельность за это время не прошла для него бесследно. Имя Мастона стало часто повторяться в газетах и вообще о нем много говорили в обществе.
Положим, что имея вместо руки металлический крючок и гуттаперчевую заплату на затылке, он уже не мог казаться красавцем, тем более, что никогда и не был им. К тому же, в описываемое время ему уже стукнуло пятьдесят восемь лет. Но все же оригинальность характера, живой ум, огонь в глазах и тот горячий интерес, с которым он относился ко всему, не говоря уже о его славе великого математика, настолько заинтересовали миссис Скорбит, что, несмотря на его физические недостатки, он быстро сделался тем идеалом, о котором она мечтала.
Надо прибавить, что американская богатая вдова, лишенная сама способности к математическим вычислениям (простое сложение вызывало у нее мигрень), по необъяснимой странности, чувствовала особенную склонность к математическим наукам. Люди, справлявшиеся со всякими «иксами» так же просто и легко, как фокусник со стаканами и бутылками, умы, понимавшие формулы в роде:
всегда возбуждали в ней большое уважение.
Горячая симпатия, которую миссис Скорбит почувствовала к Мастону, была скоро замечена им, но не только не обрадовала, но даже встревожила его. Начать с того, что богатая вдова была уже не первой и даже не второй молодости (ей уже минуло сорок пять лет) и, к тому же, очень некрасива: большие длинные зубы, плоский бюст и слишком прилизанные на висках волосы делали ее похожей на типичную старую деву. Впрочем, это нисколько не мешало ей обладать добрым, живым и общительным характером, и уже наверно она сумела бы сделать Мастона счастливым. Вообще дело было вовсе не в наружности Еванжелины Скорбит, — секретарь Пушечного клуба отлично понимал, что он и сам не имеет права добиваться красоты, — а в том, что его пугала уже одна мысль связать себя брачными узами.
Состояние американской вдовы было очень велико. Правда, она далеко не была так богата, как Вандербильт, Гульд, Гордон, Беннет и др. заатлантические миллиардеры, но все-таки смело могла фигурировать на празднестве, устроенном в отеле на Пятой улице, в Нью-Йорке, где присутствовали исключительно гости, обладавшие не менее чем пятью миллионами каждый. У Скорбит и было именно около пяти миллионов долларов, оставленных ей покойным мужем, Джоном Скорбитом, который сколотил такую почтенную сумму торговлей модным платьем и соленой свининой. Разумеется, вдова покойного Джона Скорбита не задумалась бы расстаться со своим состоянием, если бы жертва эта могла послужить к славе Мастона; но пока ничего подобного не требовалось. После сказанного легко понять, что ученому секретарю Пушечного клуба не стоило ни малейшего труда уговорить свою поклонницу пожертвовать несколько сот тысяч долларов на покупку, затеянную «Северным Полярным Товариществом практических деятелей». Раз дело шло о таком предприятии, где упоминалось имя Мастона, риску быть не могло! А когда было официально заявлено, что во главе его стоит Барбикен и Ко, она окончательно успокоилась.
Итак, миссис Скорбит сделалась владелицей если не всей, то во всяком случае значительной части Полярной области. Вполне доверяя своему другу, она все же очень интересовалась конечной целью приобретения этой покрытой льдом пустыни. Впрочем, интересовалась не она одна, но весь свет.
Скорбит уже не раз, еще до аукциона, начинала свои расспросы, но Мастон, оставаясь верным своей сдержанности, уклонялся от ответа, говоря, что нужно немножко терпения, и тогда она узнает то, чему суждено удивить весь мир!
Некоторое время она молчала, успокаивая себя мыслью, что наверное затевается какое-нибудь предприятие, еще грандиознее попытки войти в сношения с Луной.
Когда же она начинала уж чересчур настаивать, Мастон неизменно говорил:
— Побольше, побольше доверия ко мне, милая миссис Скорбит! — и миссис Скорбит тотчас же умолкала.
Можно себе представить, какую радость испытала эта милая женщина, когда секретарь Пушечного клуба сказал, что если Америка одержала верх над своими соперниками, то этим триумфом она всецело обязана ей одной.
— Не могу ли я узнать что-нибудь хоть теперь? — с обворожительной улыбкой ответила вдова.
— Скоро, скоро узнаете все, — сказал математик, крепко, чисто по-американски, пожимая руку своей обожательницы.
Несколько дней спустя Старый и Новый Свет были потрясены новым известием об изумительном — можно сказать, дошедшим до последних пределов фантазии — проекте «Северного Полярного Товарищества практических деятелей». Купив Северную область, оно собиралось эксплоатировать… как бы вы думали — что? Ни более, ни менее, как угольные копи Полярной области!
Глава VМогут ли быть каменноугольные копи на Северном Полюсе?
Этот вопрос являлся прежде всего у каждого логически мыслящего человека.
— Откуда могли бы взяться пласты угля на Северном полюсе? — говорили одни.
— Да почему бы им и не быть там? — возражали другие.
Как известно, каменноугольные месторождения встречаются в очень и очень многих пунктах земного шара: ими щедро наделена Европа и обе части Америки. Имеются они и в Африке, и в Азии, и даже в Океании. По мере исследования земного шара залежи эти открывают во всех его геологических пластах; антрацит встречается в наиболее древних, другие сорта — в позднейших наслоениях.
На ряду с развитием промышленности пропорционально увеличивается и потребление угля. Брюхо промышленности только и живет углем: ничего другого оно не потребляет.[7] Промышленность представляет собою углеядное животное, очень и очень прожорливое. Притом уголь является не только топливом, а вместе с тем и веществом, из которого современная техника извлекает всевозможные продукты. Сообразно изменениям, которым он подвергается в тиглях лабораторий, уголь может служить для окраски, для обсахаривания, для придания аромата всевозможным духам, для образования пара, для отопления, освещения. Каменный уголь полезен не менее, чем железо.
Но если железо неистощимо, то говорить то же про каменный уголь нельзя. Допуская даже, что кризис наступит не ранее чем через несколько сот лет, люди, заглядывающие в будущее, озабочены уже и теперь приисканием новых залежей всюду, где они могли сохраниться.
— Все это отлично, — возражали скептики, каких не мало и в самой Америке, — но где же данные, что ископаемый уголь находится именно у Северного полюса?
— Где данные? — повторяли сторонники Барбикена. — Они налицо. Начать с того, что некогда разница температуры у экватора и полюсов была почти незаметна. А затем в ту эпоху, когда наша планета находилась под непрерывным действием высокой температуры и влажности, еще задолго до появления на Земле человека, северные области земного шара были покрыты густыми лесами.
Как бы то ни было, но с этой минуты угольные залежи полярной ледяной области, приобретенной новым акционерным товариществом, сделались положительно злобой дня. О них толковали на все лады газеты и журналы, не говоря уж о сторонниках и членах Пушечного клуба. Одни отнеслись к вопросу шутливо, другие взглянули на дело серьезнее и с научной точки зрения. Раз в Полярной области были леса, почему бы не допустить, что там действительно образовались угольные залежи?
Во всяком случае при ближайшем знакомстве эта гипотеза не казалась уже неправдоподобной. Возможно, что полярные страны обогатят тех, кто займется их эксплоатацией.
Вопрос заинтересовал и майора Донеллана.
— Что вы на это скажете, мой милый? — обратился майор к своему секретарю, усаживаясь с ним в один из ближайших вечеров за отдельный столик в ресторане «Два друга». — Неужели Барбикен, — чтоб ему пусто было! — прав в своем предположении?
— Очень может быть, — ответил Тудринк. — Скажу больше: наверное.
— Но в таком случае они наживут огромные деньги?
— Само собой разумеется! Америка вообще очень богата каменноугольными залежами. А Полярная область составляет, по-видимому, продолжение американского материка: на это указывает тождественность геологического строения и положения. Гренландию, например, можно положительно считать за продолжение Америки.
— Как лошадиная голова, на которую она похожа, служит продолжением туловища лошади, — заметил весельчак Дэн Тудринк, никогда не упускавший случая сострить.
Майор Донеллан был прав. Геология была его любимой наукой; начав говорить на эту тему, он готов был проговорить хоть до утра, но вовремя спохватился, заметив, что к их разговору прислушиваются остальные посетители ресторана. Опасаясь сказать что-нибудь лишнее, они сочли более благоразумным удалиться.
— Не удивляет ли вас только одно, майор Донеллан? — сказал Тудринк, уже вставая из-за столика.
— Именно что? — спросил майор.
— А то, что в этом предприятии, где вопрос идет о Северном полюсе и где первое место должно бы принадлежать инженерам или уж во всяком случае морякам, фигурируют только одни артиллеристы?
— Да, пожалуй, вы правы: это странно!
Не дремали тем временем и газеты. Вопрос об угольных копях, видимо, пришелся им по вкусу и обсуждался на всякие лады.
— Залежи, залежи! Спрашивается, какие такие залежи? — задала вопрос в одной из своих наиболее острых статей одна солидная газета, натравленная английскими коммерсантами высшего полета.
— Какие? — последовал немедленно ответ «Дейли-Ньюс», ярой сторонницы Барбикена. — Да хоть бы те, что были открыты в 1875 г. на границе 82 градуса широты капитаном Наресом?
— Или, наконец, — поспешила вставить и свое словцо еще одна газета, тоже очень сочувственно относившаяся к Барбикену и его товарищам, — залежи, открытые в 1881 и 1884 гг. во время экспедиции лейтенанта Грилли в бухте Франклин?!
Такие точные и серьезные ссылки на авторитет ученых исследователей производили свое действие и невольно заставляли молчать противников председателя Пушечного клуба. Однако, потерпев поражение относительно угольных залежей, наличность которых была теперь доказана, враги нового акционерного товарищества все еще не могли успокоиться и сделали попытку подойти к вопросу с другой стороны.