– Видал? Рыжья сколько? Кило на четыре потянет, если не больше! – восторженно орал Маркел.
– Поставь! Только осторожно! Ее нельзя трогать! – прошептал Умрой, не слыша собственного голоса.
– Брось! Если ее скинуть барыгам, то столько бабла отгребем, не счесть! – продолжал радоваться находке Маркел. – А чего тебя трясет, абориген хренов?
– Поставь! Это Белая Тара!
– Что? Пошел ты, козел драный! Я ее нашел, могу делать что захочу! Могу целиком скинуть, могу переплавить! Это моя хреновина!
Маркел равнодушно развязал переметную суму и приготовился засунуть в нее статуэтку.
– Не делай этого! Пожалуйста, поставь. Нам нужно уходить отсюда! – вдруг взмолился Умрой.
Спрыгнув с лошади, он сложил руки ладонями вместе, и с глазами, сияющими болезненным, фанатичным огнем, мелкими шажками стал приближаться к Маркелу, не отводя взгляда от статуэтки.
Маркел отступил на шаг, угрожающе оскалился и вдруг сообразил: Умрой сейчас не опасен, он видит только странную неземную женщину. Решив проверить свою догадку, он отвел руку со статуэткой в сторону. Действительно, Умрой, как заколдованный, повернулся и потопал к богине или кем она там ему приходилась. Несильным, но точным ударом сбив его с ног, Маркел запихнул добычу в мешок и, вскочив в седло, засмеялся. Теперь этот дикий абориген полностью в его руках.
Инга невольно вздрогнула, когда над тем местом, которое они покинули чуть больше часа назад, взметнулся в небо столб разноцветного пламени. Будто в ответ, далекие вершины засветились, неясный гул прокатился над плато. Лошади насторожились, даже невозмутимый спутник напрягся, только что голову в плечи не втянул.
– Что это? – свистящим шепотом спросила Инга.
– Трудно объяснить, но тут такое иногда бывает. Местные говорят что-то о Шамбале или Беловодье. Не знаю, не то чтобы я верил в это, но здесь в самом деле иногда происходят странные вещи. Где-то в этих местах Рерих проводил свою экспедицию, по слухам, что-то нашел, но что именно – никто не знает. Местные не любят говорить на эту тему. Впрочем, там, где я обитаю, говорить не с кем. Разве что со звездами и камнями. Ты сама веришь во весь этот бред о ваджаянах и махаянах?
– Не берусь судить, каждый верит в то, во что хочет. Я, когда мне было совсем плохо, тоже обращалась к Богу, вернее, к Божьей Матери. Не поверишь, молитва возникла в памяти словно ниоткуда. Когда-то, еще в детстве, отец взял меня с собой в костел. Мы гостили у него на родине, он привел меня на воскресную службу. Я почти ничего не поняла. Ксендз что-то читал на польском, люди пели, молились. Я не думаю, что мой отец истово верующий человек, как я сейчас понимаю, но что-то заставило его пойти в костел и взять с собой меня. Он ходит на службу очень редко, только тогда, когда не может найти выход. А такое случается редко. Я, как мне казалось, вообще ни во что не верю. Ты часто видел подобное зрелище?
– Нет. Раза три или четыре. Все плато представляет собой некую аномальную зону. И возможно, не только плато. Кроме сияния, здесь происходит много странных вещей. Это и разного рода миражи, и другое.
– Что другое? Летающие тарелки?
– Нет! Просто другое, что невозможно объяснить и рассказать словами. Тут может происходить такое, что немыслимо в обыденной жизни.
Лошади сами двинулись вперед, выполняя невысказанную команду. Сияние угасло, только где-то вдали, озаренная солнечными лучами, горела зубчатая вершина. Некоторое время Инга была поглощена собственными мыслями, она не могла объяснить, что с ней происходит, но то, что происходило в душе, меньше всего походило на тревогу. Наоборот, покой и уверенность поселились в ней. Прошлое, как далекое, так и недавнее, будто отодвинулось, скрылось за полупрозрачной пеленой и больше не терзало. Покачиваясь в седле, она смотрела на бугристую, изрезанную провалами и ложбинами поверхность плато. В торчащих местами красноватых скалах угадывала загадочные фигуры. Воображение рисовало восхитительные, поистине неземные картины. Еще немного – и она, пожалуй, совсем могла отрешиться от реальности, если бы голос Арсения не вернул ее к действительности.
– Знаешь, – начал он безо всякого вступления, – я, когда впервые очутился в этих местах, часто общался с людьми, живущими здесь испокон веков. Наслушался множество удивительных историй. Ты что-нибудь слышала о Беловодье?
– Слышала. Какая-то сказочная страна с великанами и прочими чудесами! Еще в детстве читала! – не задумываясь ответила Инга.
– Сказочная она лишь отчасти. Начиная с семнадцатого века Беловодье, якобы прародину не то славян, не то вообще всех европейцев, искали очень упорно. В особенности приверженцы старой веры. Удивительно то, что поиски этого самого Беловодья не утихали ни в восемнадцатом, ни в девятнадцатом, ни в двадцатом веке. Наиболее горячие головы связывали Беловодье и Шамбалу воедино. Так вот, поиски шли не столь безуспешно, как кажется. Все пути сходились в достаточно ограниченный район. А именно окрестности Бухтарминского озера. Название знакомо?
– Если не ошибаюсь, это где-то рядом? – удивленно подняла брови Инга.
– Не ошибаешься! От того места, где мы с тобой находимся, не более тридцати километров по прямой! Как тебе это нравится?
– Так что там нашли? В самом деле Беловодье?
– Скорее потеряли, чем нашли. Дело в том, что в этих местах пропали, по крайней мере в начале двадцатого века, несколько экспедиций, направленных всемогущей ВЧК. Я справлялся в весьма авторитетных источниках. Действительно. Были экспедиции. Ушли и не вернулись, но не только они. Куда-то сюда уходили староверы целыми деревнями и пропадали. Никаких следов! Как в воду канули!
– Ты сам в это веришь? Невозможно просто так исчезнуть, должны остаться какие-то следы. Какие-то вещи, кости, наконец! Вон находят же стоянки древних людей!
– Находят! А здесь ничего, хотя искали основательно. Я сам разговаривал с одним из участников тех самых поисков. Интереснейший старик. Знаешь, что он сказал мне? Заявил, что каждый, кто приходит в страну ойротов, должен быть чист душой. Если человек пришел с добром и верой, то врата пропустят его, если же нет, то уничтожат.
– А как же Рерих? Ты говорил, что он возглавлял какую-то экспедицию? Он же вернулся? – спросила Инга.
– Да, и даже написал книгу. «Алтай – Гималаи». Если не ошибаюсь, в 1927 году. Я читал ее. Знаешь, там очень много неясного. Он пишет о том, чего по логике никогда не мог видеть. Даже если допустить определенный художественный вымысел, все равно многое не сходится. Разве только допустить, что книга написана, мягко говоря, не совсем нормальным человеком. Но в таком случае непонятно, как его воспринимали в мире. Ведь Рерих был вполне адекватен до последних дней. И как к исследователю к нему претензий нет. Остается только предположить, что либо напечатано было не все, либо в книге что-то зашифровано. Но так глубоко я разбираться не стал.
– А что именно тебя удивило?
– Понимаешь, там есть несколько описаний странных походов или путешествий, которые охватывают весьма солидный период времени. Хотя доподлинно известно, что сам Рерих не покидал лагеря более чем на сутки, максимум двое. Для столь подробных описаний он должен был погружаться в незнакомую среду на недели, а то и месяцы. Словно путешествовал во времени!
– А фантазии творческой личности ты не можешь допустить? – возразила Инга.
– Слишком реалистично! Не похоже на вымысел, да и книги написаны в виде отчета об экспедиции. Они изначально не предназначались для широкого читателя. Смотри, к обеду мы должны добраться вон до тех скал! – прерывая собственные размышления, Арсений указал на виднеющиеся вдали горы.
Чика отложил рацию и, прислонившись к камню, лениво поглядывал на поросшее редкими зарослями корявых колючек плато. Связи по-прежнему не было. В телефоне только треск и отвратительный вой, будто внутри рации поселились демоны гор и устроили там разборку. Пашка, свернувшись в клубок, похрапывал в выемке утеса. Лошадь, спрятанная в тенистой лощине, постукивала камнями, переминаясь на месте. Ничто не нарушало унылого однообразия. Еще когда они только вышли на позицию, вдали замерцали какие-то странные вспышки. Не то молнии, не то зарницы. Чика удивился, ничего подобного он в прежней своей жизни не встречал, но вскоре все затихло, природа успокоилась, и ничто больше не предвещало каких-либо особых событий.
Оглянувшись на Пашку, Чика пожалел, что тот появился так не вовремя. Сейчас, когда Маркела не было рядом, самое время свалить отсюда, не дожидаясь, когда психопатичный главарь устроит очередную кровавую разборку. Парень понимал, что ему нет ни малейшего дела до каких-то людей, забравших общак. Все равно Чике не принадлежит там ничего, и рассчитывать на милость Маркела не приходится. Просто оголтелый бандит догонит неизвестных людей, перестреляет их и рванет куда подальше, а ему хочется только выжить. Деньжата, скопившиеся за время работы, надежно зашиты в подкладке куртки, оружие какое-никакое есть, значит, существует и реальная возможность выбраться с треклятого плато. Не раз ведь уже приходилось убегать, причем в более сложных условиях. Лошадь нервно переступала по камням, и ей явно не терпелось убраться отсюда куда подальше.
А почему, собственно, нет? Пашка дрыхнет, да и не помеха этот придурковатый пацан. Вполне можно свалить. Чика, стараясь не греметь камнями, спустился в ложбину, снял путы, подтянул подпругу и рывком вскочил в седло. Лошадь словно только этого и ожидала, тихонько заржав, тут же тронулась сначала шагом, но все больше ускоряясь, пошла по лощине прочь от продолжающего спать Пашки. Выбравшись по пологому склону на достаточно ровный участок, Чика направил животное на восток. Чем дальше он уходил от торчащих прямо посреди плато скал, тем спокойнее становилось у него на душе.
Неожиданно для себя Чика заметил, как изменился окружающий ландшафт. Все чаще стали попадаться деревья, каменистое нагорье сменилось лугами, местами потянулись тенистые перелески. Птицы запели в вышине. Двигаясь шагом по этому поистине райскому уголку, Чика потерял счет времени. Часы он разбил давно и теперь все больше ориентировался по солнцу, да и не нужны они были на базе. Сейчас, судя по положению светила, время приближалось к обеду. Внезапно почувствовав усталость, он спешился, привычно стреножил коня и опустился на землю неподалеку от веселого ручейка. Увидев воду, Чика сразу захотел пить. Отстегнул от пояса флягу, выплеснул давно теплую, затхлую воду, которую набирал в какой-то луже по пути, наполнил емкость вкусной прозрачной водой. Напился сам, удивляясь восхитительному, бодрящему вкусу. Росший неподалеку куст с продолговатыми черно-синими ягодами буквально манил к себе. Повинуясь неясному чувству покоя, Чика нарвал горсть незнакомых, но оказавшихся удивительно вкусными ягод, с удовольствием съел их и, предаваясь неосознанному блаженству, вытянулся на густой сочной траве. На душе было удивительно спокойно. Рядом лошадь с хрустом щипала зеленую поросль. Над головой в удивительно синем, бесконечно высоком небе легкий ветерок подгонял невесомые облачка. Шелест листвы убаюкивал. От ручейка веяло приятной прохладой. Чика вспоминал, как весело было на выпускном вечере в школе, как он украдкой целовался с отличницей и умницей Ксюшей из параллельного класса. Вспомнил и отца. Высокого, сильного, с которым так здорово было поехать куда-нибудь на рыбалку. Сидеть дотемна на берегу тихой речки, после варить невероятно вкусную ароматную уху. Разговаривать едва ли не до рассвета. Чика не хотел думать о том, как случайная, нелепая болезнь сгубила любимого отца. Впрочем, и мама пережила его не надолго, вс