– Прощайте, королева замка Шиклош, – накрыв ее полупрозрачным покрывалом, промолвил он и превратился в тень…
– Не лень, не лень, не лень, тебе твердить слова любви, Гертруда, – пел ветер, шелестя листвой.
– Тебя я, милый Янош, не забыла. Ах, как же я хочу увидеться с тобой, – шептала Гертруда, зная, чувствуя, что он рядом. Она сидела с закрытыми глазами и не решалась открыть их. Ей было страшно вновь увидеть лицо любимого перед собой.
– Король Янош стал другим, – думала Гертруда. – Нет, он всегда был разным, многоликим, но всегда желанным мною. Даже в садовнике Стояне я угадывала его черты. Я бы никогда не позволила ему прикоснуться ко мне, если бы он не был так похож на короля…
– Я здесь, я рядом, поскорей глаза открой, Гертруда, – тронув ее за руку, попросил Янош.
Она медленно открыла глаза и, встретившись с ним взглядом, улыбнулась.
– Ничего не говори, – попросил он, прижав свою ладонь к ее губам. – Дай мне возможность насмотреться в твои бездонные глаза, насладиться запахом трав и цветов, которыми пахнут твои волосы. Помолчим о любви, дорогая.
Она кивнула, понимая, что это их единственная встреча, что больше ничего не повторится, что канет в вечность все от первой до последней строчки, останутся лишь маленькие точки… Многоточие, дающее возможность все начать сначала…
От белого султанского дворца до самого причала коврами выстлана дорога.
– Где ты, Альдея недотрога?
– Я сплю и вижу дивный сон: цветущий сад и золоченый трон, и смуглолицый, строгий повелитель читает бейты[21]. Я пришла на зов, учитель…
«Волною моря пена рождена
И пеной прикрывается волна.
Так истина, как моря глубина,
За пеной притч порою не видна.
Сорву ль непонимания печать,
Чтоб истину открыто возглашать?»[22]
Осенний маленький эльф
Ты – мое вдохновение – осенний маленький эльф.
Ты – мое пробуждение – королевской мантии шлейф.
Ты – мое огорчение – дуэль на Черной реке.
Ты – мое настроение – два сердечка в горячей руке.
Каждое утро Луиза распахивала окно, чтобы полюбоваться красками восхода, послушать птичье многоголосие и ощутить себя частью огромной, бескрайней вселенной. Луиза знала, что ровно в восемь в доме напротив зазвучит аккордеон, и негромкая мелодия разольется по узкой улочке. Мелодия будет ударяться горошинами звуков по булыжному настилу, взлетать вверх к покатым крышам и манить за собой в неведомую даль.
– До, ре, ми, ре, до, – будет повторять Луиза, зная что в финале, мальчик играющий на аккордеоне, непременно собьется и вместо до, ре, ре, си, ля сыграет до, ре, ми, ре, до, словно не желая расставаться с мелодией. С удивительной мелодией цыганского танца, мелодией чистоты и искренности, мелодией детства…
Улочка, на которой жила Луиза, была вымощена булыжником. Булыжники выставляли свои гладкие бока, стараясь заставить прохожих замедлить шаг. Почтенные синьоры частенько ругали напыщенных наглецов, а Луиза никогда на них не сердилась. Она перепрыгивала с одного кругляша на другой, весело напевая: до, ре, ми, ре, до. Луиза считала гладкие булыжники своими лучшими друзьями. Они вместе с ней пели и смеялись, помогали ей учить правила грамматики и таблицу умножения, а однажды стали свидетелями тайны, которую Луиза решилась раскрыть спустя…
О возрасте она говорить не любила. Всегда хитро улыбалась и переводила разговор на другую тему. Единственное, что оставалось в памяти собеседника:
– Мне никогда не будет ни на один день больше, чем сегодня. Ведь по сравнению с вечностью, все мы младенцы. Просто одни родились часом раньше других…
Часом раньше она лежала в постели и, глядя на розовеющее небо, думала:
– Как удивительно устроена человеческая жизнь?! Как странно переплетаются судьбы: люди, не знавшие друг о друге становятся самыми близкими, а через миг вновь теряются в вечности. И тогда вокруг начинает полыхать яркий огонь. Горит земля, горят небеса, горят дома, горят души… Но внешне все остается неизменным. Никто не может увидеть пожар души. Ни-кто…
Потушить этот пожар может лишь тот, кто устроил его. Но… Луиза поднялась, глянула на себя в зеркало и улыбнулась:
– Для человека, ходящего по раскаленным углям, я весьма сносно выгляжу.
Луиза подошла к окну, распахнула створки настежь и прислушалась к мелодии цыганского танца. Сегодня мальчик сыграл без ошибок. Луиза посчитала это добрым знаком и, сбежав вниз по крутой лестнице, принялась скакать по круглым булыжным спинам.
– Такая взрослая синьора, а ведет себя, как маленькая, – усмехнулся мальчик, прижав к груди аккордеон.
– А я вовсе не взрослая, – сказала Луиза, смешно надув губы. – Я – маленькая глупая девочка, которая…
Увидев удивленные глаза ребенка, она присела перед ним и прошептала:
– Я вовсе не глупая девочка, как тебе это показалось. Я очень-очень умная, просто сейчас я играю роль… репетирую.
– А-а… – понимающе закивал мальчик и заиграл свой цыганский танец, уткнувшись лицом в аккордеон.
Луиза улыбнулась и собралась подняться, но почувствовала, как чья-то рука опустилась ей на плечо. Луиза повернула голову и увидела черные, начищенные до блеска ботинки, в которых отразилось ее удивленное лицо.
– Вам не стоит пугать ребенка, – зазвучал обволакивающий мужской голос. – Вы же умная, взрослая женщина…
Луизу покоробили слова незнакомца. Ей захотелось выкрикнуть ему в лицо, что возраст вообще не имеет никакого значения, что в душе все мы дети. Но едва она подняла голову и снизу вверх глянула на обворожительного красавца, вся ее решительность испарилась.
– Позвольте пригласить вас на танец, – улыбнулся он и, не дожидаясь ответа, закружил Луизу.
– До, ре, ми, ре, до, – запела она. – В финале мальчик непременно собьется, непременно…
– Сегодня он сыграет верно, – проговорил незнакомец. – Слышите? До, ре, ре, си, ля…
– Да, – прошептала она. – Но это значит, что мелодия закончится и нам придется…
– Не придется, – усмехнулся он. – Мелодия будет звучать столько, сколько нужно.
– Нужно кому? – поинтересовалась Луиза.
– Нам, – ответил он.
Она глянула в его огромные глаза и поняла, что мелодия не закончится никогда. Ей захотелось в это поверить. Еще раз поверить в чудо и, забыв обо всем на свете, погрузиться в мир мечты и грез и не думать о том, что этот мир хрупок, что он может расколоться на миллиарды осколков, которые вонзятся в каждую клеточку ее тела и заставят страдать.
– Я вновь желаю обмануться, – подумала Луиза и запрокинув голову рассмеялась: – Я жажду этого…
Нестерпимая жажда мучила ее. Губы пересохли и потрескались, но не было ни глоточка воды, чтобы облегчить страдания. Нет, вода где-то была, просто некому было протянуть ей сосуд живительной влаги. В огромном мегаполисе, наполненном спешащими и снующими существами, не было ни одного человека, способного проявить сострадание. Да и была ли человеком она – Луиза? Не являлась ли она одним из винтиков в сложном механизме недоверия, упреков, эгоизма, зависти, коварства и лжи? Винтиком, который вдруг стал никому не нужен.
Луиза облизала пересохшие губы.
– Нет, я не винтик, не существо. Я – человек. Именно поэтому мне так плохо. Беда в том, что никто не знает, что мне нужна помощь. Я должна попросить о ней, должна послать сигнал SOS. Но… смею ли я надеяться, что он не исчезнет среди какофонии звуков, что он будет услышан, что…
Из груди Луизы вырвался сдавленный стон, а в висках застучало:
– Не смеешь, не смеешь, не смеешь. Ты вновь обманешься. Тебя постигнут жестокие разочарования. Тебе трижды скажут «нет». От тебя отвернутся, тебя забудут. Все будет разыграно по тому же сценарию, только изменятся действующие лица. Зачем обманываться вновь?
– Не знаю, – прошептала она. – Наверное, для того, чтобы… жить…
Луизе нравилось жить среди веселых неаполитанцев. Она любила их мелодичную речь, их стремительность и трогательную нежность. А чего стоила езда на автомобиле, когда видавшие виды машины, виляя из стороны в сторону проносились на красный свет! Красный сигнал светофора – это не запрет, а всего лишь рекомендация. Но, кто из живущих среди хаоса, станет обращать внимание на подобные рекомендации? Дух города заставляет неаполитанцев быть независимыми, презирающими опасность людьми.
Луиза могла часами наблюдать за ураганами страстей, бушующими в лабиринтах узеньких улочек. Ей нравилось после урагана спуститься вниз и отыскать на булыжной мостовой блестящую пуговицу, перчатку, кружевной платок или горсть жемчужин, сорвавшихся с шеи прекрасной синьорины. Однажды Луиза увидела в расщелине между булыжниками маленькое колечко с бриллиантом в форме звездочки. Колечко наделось Луизе лишь на мизинец левой руки. Она подняла руку с колечком вверх. Солнечный луч ударился в центр звездочки и разлился радужным полукружием по небу. Луиза заворожено наблюдала за игрой света, не заметив, как попала в другую реальность, в другое временное измерение.
Там синьора с грустными глазами внимательно слушала высокого серьезного господина. Он усиленно жестикулировал, хмурился и выкрикивал что-то злое. Луиза не слышала его слов, но поняла, что вопрос идет о жизни и смерти. Грустная синьора сказала одно единственное слово, сняла с безымянного пальца колечко и протянула его господину. Он ударил ее по руке. Колечко упало на мостовую. Дзинь…
Луиза вздрогнула, почувствовав, как загорелась щека от пощечины, которой господин наградил синьору.
– Мерзавец, – выкрикнула Луиза. – Мне не нужен ваш подарок. Заберите его! – кричала она, тщетно пытаясь избавиться от находки. Колечко с пальца не снималось.
– Не заберу… – услышала она злобный хохот.
– Заберете! – выкрикнула Луиза и помчалась домой. Она подставила руку под воду, обмылила палец, но снять колечко так и не смогла.