– Оставьте его, – послышался тихий шепот. – Так надо…
– Надо кому? – рассерженно воскликнула она.
– Вам-м-м-м…
– Вам следует быть осмотрительнее, – пробуравив ее холодным взглядом, строго проговорил профессор музыки. – Вам следует делать то, что делают другие, вести себя так, как все, а не выставлять напоказ свою индивидуальность.
– А я не желаю быть такой, как все, – с вызовом сказала Луиза. – Я всегда делаю то, что нравится мне. Я никому не угождаю, стараюсь быть независимой от чужого эгоизма и…
– Независимой от моего эгоизма? – спросил профессор, побарабанив пальцами по роялю.
– И от вашего тоже, – улыбнулась она. – Поймите, я пытаюсь разбудить вашу задремавшую душу. Я пытаюсь увлечь вас за собой в другой мир, где…
– Довольно! – крикнул он и поднялся. – Вы провалили свой самый главный экзамен. Вы не смогли создать образ… Образ Луизы Мацони. Вы…
– А я и не пыталась создавать образ, господин профессор, – сказала она с вызовом глядя на него. – Знаете почему?
– Почему?
– Да потому, что я – Луиза Мацони – девушка, живущая в седьмом измерении. А вы, господин профессор, пытались отыскать меня в своем нулевом измерении.
– Что за вздор? – нахмурился профессор.
– Это не вздор. Это – правда. Ваш жизненный опыт, ваш статус, ваши привычки и стереотипы не позволяют вам видеть то, что отлично от обыденной повседневности. Вы не можете разглядеть меня, потому что ищете меня у своих ног, а я… – Луиза хитро улыбнулась и пропела:
– А я парю над вами. Чтобы меня увидеть, вам следует поднять голову к не-бе-сам…
Поддавшись магии ее голоса, профессор поднял голову и улыбнулся, но тут же опустил ее вниз, строго воскликнув:
– Что вы себе позволяете? Я не желаю вас видеть. Убирайтесь отсюда и…
Профессор осекся. Комната была пуста. Профессор выбежал в коридор, надеясь увидеть убегающую Луизу, но не услышал даже звука ее шагов. Луиза исчезла, испарилась.
Профессор вернулся к роялю и обрушил весь свой гнев на черно-белые клавиши. Он ударял по ним с такой неистовой силой, словно это они мгновение назад взбудоражили его душу, разбудили светлые чувства, которые он так долго и тщательно прятал.
– Что со мной происходит? – тряхнув головой, спросил себя профессор. – Надо сбросить это наваждение, как дурной сон. Не может быть, чтобы я, убеленный сединами, уважаемый, достойнейший человек влюбился. Влюбился, словно мне не шестьдесят, а двадцать… Нет, любовь здесь ни при чем. Это скорее злость, ненависть, раздражение, которые… которые являются следствием любви. Бред.
Профессор вскочил и ударил кулаком по роялю. Инструмент жалобно простонал. Звуки отозвались гулким эхом, застучали молоточками в висках:
– Почему мне так невыносимо одиноко? Почему мелодия, которую я только что играл, похожа на стон отчаяния, а не на триумф победителя? Почему, Луиза? Наверное, я должен написать для вас… написать вас… создать ваш музыкальный образ, Луиза…
– Создайте, друг мой, – послышалось в тишине.
Профессор сел к роялю, сыграл правой рукой: до, ре, ми, ре, до и улыбнулся. До, ре, ми, ре, до сыграл он двумя руками и рассмеялся.
– Цыганский танец станет мелодией вашего детства, Луиза. Мелодией вашей встречи с…
– Кто вы? – спросила Луиза, глядя в серые глаза незнакомца.
– Осенний эльф, – без тени смущения ответил он.
– Маленький осенний эльф, появившийся в моей жизни весной, – улыбнулась она. – Забавно.
– Я пробуду с вами до осени, – сказал он, прижимая Луизу к себе.
– Не слишком ли вы торопитесь, молодой человек? – высвобождаясь из его объятий, спросила она.
– Извините, – сказал он, потупив взор. Яркий румянец залил его щеки.
– Вы так молоды и красивы, зачем я вам? – проговорила Луиза, коснувшись кончиками пальцев его пылающей от стыда щеки. Он вздрогнул, но глаз не поднял. – Вокруг столько очаровательных юных красавиц, что глаза разбегаются.
– Мне никто не нужен кроме вас, – выпалил он, покраснев еще сильнее.
– Зачем я вам, мой юный эльф? – еще раз повторила она свой вопрос и усмехнулась.
– Я… Понимаете… – смущенно забормотал он, а потом глянув ей в глаза попросил:
– Напишите мне стихи, пожалуйста. Посвятите мне цикл своих восхитительных стихов.
– Я не смогу вам помочь, простите, – сказала она.
– Почему? – искренне огорчился он.
– Мой роман со стихами завершен. Я уже не пишу стихов, – ответила она. – Пора взрослеть. Знаете ли, надоело слышать за спиной усмешки: «В наше время писать стишки – это верх безумия. Где у нее мозги? Наверное, их попросту нет».
– Надеюсь вы не воспринимаете всерьез эти слова? – поинтересовался он.
– Я их воспринимаю очень серьезно, поэтому я и решила…
– Не говорите больше ничего, – приказал он, крепко сжав ее руку. – Вы не смеете прятать свой талант. Вы должны выполнять свою миссию…
– Написать стихи, посвященные вам? – с грустной иронией спросила она.
– Да.
– А вы потом будете показывать их своим поклонницам и с веселой беззаботностью юного повесы рассказывать о нашей дружбе или безответной любви, финалом которой и стали эти легкокрылые рифмы? – пристально глядя ему в глаза, спросила Луиза.
– Нет, нет, что вы? – замотал он головой. – Не думайте обо мне плохо. Я… Вы мне нравитесь. Я в восторге от вашего творчества. Я говорю искренне, поверьте.
– Значит, мне предстоит испытание восторженностью, а наградой станут стихи, – проговорила Луиза, глядя мимо него.
– Удивительные стихи, – подсказал он, взяв Луизу под локоток. – Восхитительные стихи, которые надиктует вам провидение. Вы же знаете, что вдохновение – это…
– Вдох, – прошептала она и улыбнулась, прекрасно понимая, что за каждую написанную строчку заплатит водопадом слез, а за мгновения счастья – неделями, месяцами, годами огорчения, унижения, забвения.
– Пусть, – тряхнула головой Луиза. – Все это будет потом, а пока… Синее небо и облака, музыка счастья и первой любви. Маленький эльф, не исчезни смотри.
– Не исчезну, – пообещал он.
– Нет, ты исчезнешь вместе с осенней листвой, – подумала Луиза, до мелочей зная, каким будет их расставание.
В последнее время она открыла в себе удивительную способность предвидения, но это не радовало, а скорее пугало ее. Все, о чем она думала, сбывалось. Даже фразы, услышанные ею в мысленном диалоге, чуть позже произносились собеседником вслух. Она знала, что скажет мальчик с аккордеоном, профессор музыки, синьора Роза, случайный прохожий, продавец в магазине и даже незнакомец не стал исключением.
– Пока не стал, – подумала Луиза, внимательно разглядывая его правильные черты. Она растрепала его светлые волосы и сказала:
– У нас с вами, милый эльф, все будет по-иному.
– Непременно, – согласился он.
– У нас все-все получится.
– Не сомневаюсь…
А Луиза услышала иное:
Сомненье кинжалом отточенным в грудь:
– Не будь!
О, прошу, пощадите.
– Не будь!
Ужели глотка мне воды не дадите,
Мою непохожесть на вас не простите,
И крылья сломав, вы меня обвините
Во всех, не содеянных мною грехах,
И книги мои превратите вы в прах?
– Ах! – воскликнула Луиза.
– Вам плохо? – побледнев, спросил он.
– Не волнуйтесь, – улыбнулась она. – Это – вдохновение. Мне необходимо вернуться домой и записать все, что я услышала.
– Услышали прямо сейчас? – воскликнул он.
– Да. Услышала в вашем молчании, – таинственным тоном проговорила она. – Расстанемся на время.
– Надеюсь на скорую встречу…
Луиза взбежала вверх по лестнице, распахнула двери в залитую солнцем комнату, и пропела:
– Благодарю! Смею ли я надеяться на то, что он такой, каким предстал передо мной?
– Не смей, – шепнул ей солнечный луч и спрятался за тучу. – Не смей…
Луиза улыбнулась, взяла белоснежный лист бумаги, села перед раскрытым окном и ровным почерком вывела: Стихи, посвященные ВАМ. Беззаботно рассмеялась и дописала: и ВАМ, и ВАМ, и ВАМ….
– Пусть потом гадают, если захотят, кому же я их посвятила. А я не посвящала их никому, кроме…
Луиза посмотрела на колечко с бриллиантовой звездочкой и подумала, что непременно должна разузнать все о синьоре с грустными глазами.
Но все узнать невозможно. Непременно останется что-то недосказанное, скрытое от посторонних глаз. И пусть остается. Пусть. Тайна лишь подогревает интерес. Любопытство толкает нас вперед, правда, порой именно оно вредит нам.
– Если бы Джованни не был так любопытен, – с грустью подумала Луиза, – то сегодня они могли бы вместе сидеть на балконе и любоваться красками заката. Джованни…
При мысли о нем у Луизы защемило сердце. Он все еще был ей не безразличен. Она все еще страдала, хотя боль слегка притупилась. Слегка…
Она стояла на причале, облокотившись на кованые перила, и смотрела, как на озере Комо зарождается шторм. Каждое лето Луиза приезжала сюда, в предгорье Альп, чтобы увидеть настоящий шторм, шторм на пресноводном озере Комо.
– Почему он происходит? Какая сила заставляет спокойную водную гладь вздыматься и бушевать? Почему тишина и умиротворенность превращаются в безумие и уродство? – размышляла Луиза. – Возможно, озеро показывает нам, что происходит с людьми, когда вырываются наружу наши недостатки. Может быть, оно призывает нас задуматься о том, что делает гнев, какой разрушительной силой он обладает и нужно ли выпускать его наружу из глубоких недр нашего эго. Стоит ли извергать его? Зачем провоцировать извержение? Возможно ли без этого жить, если сама жизнь итальянцев так похожа на вулкан. На бушующую Этну, спящий до поры Везувий или Фумаролу, источающую желтое зловонное дыхание?
– Вам не приходила в голову мысль о том, что вмешательство сверхъестественных сил во все, происходящее на земле, так же реально, как и сама жизнь? – прервал ее раздумья негромкий голос.