– Потому что у меня другие планы. А все, что я задумываю, сбывается. И вы, Мария не станете исключением. Вы будете моей…
– Против моей воли? – воскликнула она.
– По вашей воле, которую я подчиню себе, – ответил он, закутываясь в плащ. – До скорой встречи, дорогая…
Он исчез, а Мария еще несколько минут стояла на месте, словно соляной столп. Когда она вернулась домой уже начало смеркаться. Матушка удивленно глянула на нее, потрогала лоб и велела лечь в постель пораньше. Завтра нужна будет ее помощь, а она бела, как полотно. Не хватало еще, чтобы она захворала в самый разгар подготовки к карнавалу.
Мария отправилась в свою комнату, легла на кровать и уставилась в потолок. Ей чудился демонический профиль Донато Бернини. Его строгий голос приказывал повиноваться, а взгляд оставлял ожоги под кожей.
Звякнуло стекло раз, другой, третий. Мария приподнялась и глянула в окно. Возле него стоял человек, закутанный в плащ.
– Отворите окно, – приказал он. Мария повиновалась.
– Позвольте пригласить вас на прогулку по ночной Венеции, Мария, – сказал он так нежно, что она испугалась. Испугалась нежности больше, чем агрессии.
– Я не смогу выйти из дома. Все спят, – прошептала она.
– Выпрыгните в окно, – предложил он. Она покачала головой. – Мария, я не ожидал, что вы струсите.
– Хорошо, – сдалась она. – Я сейчас…
Она сделал шаг назад в темное пространство комнаты. Прижала ладони к губам и прошептала:
– Что я делаю? Мне следует закричать, разбудить родителей, позвать на помощь, а я молчу. Я повинуюсь неизвестному человеку, не зная даже, что у него на уме, не зная, чем закончится наша прогулка.
– Ма-ри-я… – позвал он. – Ма-ри-я, я жду-у-у…
Она сбросила ночную сорочку, надела самое лучшее свое платье и села на подоконник.
– Смелее, – сказал он, подняв вверх руки. – Я приму вас в свои объятия.
Она зажмурилась и подалась вперед. Его сильные руки подхватили ее и понесли в неизвестность.
Мария не решалась открыть глаза. Ей было страшно увидеть его черные глаза. Было страшно попасть под гипноз, лишиться своего «я». Хотя она прекрасно понимала, что свое «я» она потеряла в тот самый момент, когда распахнула окно. Нет, раньше, когда услышала звон разбитого стекла. Это разбилось не стекло, а перестало существовать ее «я». Девочка Мария потерялась среди узких улочек Венеции. Исчезла навеки…
Донато опустил ее на мягкие атласные подушки, укрыл своим черным плащом и подал гондольеру знак. Лодка качнулась и заскользила по темной воде, в которой отражались звезды.
– Хотите знать, куда мы держим путь? – спросил Донато, коснувшись кончиками пальцев ее щеки. Мария кивнула.
– В Рим, – улыбнулся он.
– Но… – прошептала она. Он не позволил ей говорить. Он прижал свою ладонь к ее губам и сообщил:
– Вы – моя пленница, Мария. Я вас похитил…
– Зачем? – прошептала она, испуганно глядя на него, понимая, что он не шутит.
– Хороший вопрос, – поправив прядь волос, выбившихся из ее прически, сказал он. – Вы, Мария, станете моей… Моей женой. Вы будете жить в Риме на Авентинском холме.
– Позвольте мне остаться здесь, – простонала она, почувствовав, как по щекам потекли горячие слезы. – Я должна помогать родителям готовить карнавальные костюмы.
– Вздор, – нахмурился он. – Вы ничего не должны. Нет, вы должны забыть обо всем. Я приказываю вам…
Он прикоснулся губами к ее шее, потом к щеке, потом к губам…
Мария не помнила, как попала в Рим, в дом Донато Бернини, который напоминал дворец. Такой роскоши Мария не видывала прежде. Но ей было холодно среди этого блеска. Ей хотелось спрятаться подальше от надменных взглядов людей, смотрящих с портретов, от купидонов, натягивающих свои стрелы, от позолоты и дорогих безделушек.
Мария выбрала себе самую маленькую комнату под крышей. Донато удивил ее выбор. Но он не стал заставлять Марию спускаться вниз в комнату госпожи, сказав лишь, что эта комната будет ждать Марию столько, сколько потребуется.
– Не потребуется нисколько, – подумала Мария. – Я умру здесь от тоски и горя. А в Венеции от горя умрут мои родители.
– О родителях не беспокойся, – словно прочитав ее мысли, сказал Донато и поцеловал Марию в лоб. – Им передадут крупную сумму денег. Они смогут нанять слуг и развернуть свое дело. Все будет хорошо. Не сомневайтесь, госпожа Мария Бернини.
– Пока я еще не ваша супруга, а всего лишь пленница, похищенная Прозерпина, – потупив взор, проговорила Мария.
– Пусть так, – сказал Донато, подняв набалдашником трости ее подбородок. – Наше приключение придает дополнительный шарм нашим зарождающимся чувствам. Наш союз, Мария, будет окутан тайной от начала до самого конца. До самой смерти покрывало таинственности будет распростерто над нами. А потом… Не станем забегать далеко вперед. Для начала, я приглашу священника, который обвенчает нас. Но это будет не сегодня. Нам надо отдохнуть и о многом подумать. Приятных снов, Мария…
Он ушел, плотно закрыв за собой дверь. Мария опустилась на колени и зашептала молитву. Слезы потекли из ее глаз. Мысли помчались вприпрыжку, сбивая друг друга с ног. Тело опалил такой сильный жар, что Марии показалось – она горит, сгорает заживо.
– Так мне и надо, – подумала она, лишаясь чувств.
Болезнь, зародившаяся еще в Венеции, на несколько месяцев приковала Марию к постели. Девушка то впадала в беспамятство, то приходила в себя. Но в эти редкие минуты прозрения она не думала ни о чем, кроме страшного суда, который заслужила.
Выздоровление наступило неожиданно, когда уже никто не верил в то, что она выживет. Утром Мария открыла глаза, поднялась с постели, распахнула окно и улыбнулась.
– Доброе утро, мир!
– Кто позволил вам встать? – истошно закричала какая-то женщина. Мария даже не поняла, что она ругает ее.
– Лягте немедленно в постель, – потянув Марию за руку, приказала женщина.
– Что вам от меня нужно? – высвободив руку, спросила Мария. – Кто вы?
– Святые угодники, что за речи я слышу? – всплеснула руками женщина и запричитала:
– Я ухаживала за ней целых пять месяцев: кормила, поила, пеленала, как младенца, натирала тело маслами и кремами, и вот – благодарность: вы кто? – она схватилась руками за голову, повторив несколько раз:
– Вы кто? Вы кто? Вы кто?
Потом, немного успокоившись, сказала:
– Я – донья Ромера!
– А кто я? – спросила Мария, с любопытством разглядывая тонкое колечко с бриллиантиком в виде звездочки на безымянном пальце левой руки.
– Мать моя женщина! – воскликнула донья Ромера. – Неужели вы, моя голубушка, повредились в уме?
Она прижала ладонь ко лбу Марии, пощупала ее пульс. Велела открыть рот и сказать «А», потом приказала вытянуть вперед руки и, закрыв глаза коснуться пальцами кончика носа. Мария исполнила все, о чем ее просили. Донья Ромера облегченно вздохнула:
– Хвала всем святым! Разум у вас не повредился.
– Теперь вы ответите на мой вопрос, кто я? – спросила Мария.
– Отвечу, – сказала донья Ромера, усаживаясь радом с Марией на кровать. – Вы – супруга господина Донато Бернини!
– Супруга? – брови Марии взлетели вверх. – Когда же мы успели обвенчаться?
– Святые угодники! – воскликнула донья Ромера, вскакивая с кровати. – У вас все-таки произошла частичная потеря памяти. Мне следует послать за доктором.
– Мне не нужен доктор, – строго сказала Мария. – Просто… Расскажите мне про наше венчание.
– О, душа моя, – прижав ладони к сердцу, проговорила донья Ромера. – Это было незабываемое зрелище. Вы были самой красивой невестой, каких я когда-либо видывала на своем веку. А уж я повидала сто-о-о-о-лько свадебных обрядов, что вам и не снилось. Но ни один из них не был таким… – она замолчала, подбирая нужное слово. Марии почему-то показалось, что эта женщина лжет, что она рассказывает ей заученную сказку и боится что-нибудь напутать.
– Таким роскошным, как ваш, не был ни один из свадебных обрядов, которые я видывала прежде, – радостно проговорила донья Ромера, вспомнив нужное слово. – А вы, моя дорогая, были похожи на ангелочка, спустившегося с небес. В церкви все повторяли одно и тоже: «За что нам такая милость – при жизни увидеть Ангела?!»
– А где мое платье? – спросила Мария, с подозрением глядя на сиделку.
Донья Ромера усмехнулась, распахнула шкаф, достала платье, сотканное из белоснежных кружев и, протянув его Марии, с гордостью сказала:
– Вот ваш подвенечный наряд. Редкая, удивительная ручная работа. Господин Бернини не поскупился. Он…
– Я хочу надеть это платье, – проговорила Мария, разглядывая тончайшие кружева.
– Что вы, что вы, – замахала руками донья Ромера, пытаясь отобрать у Марии платье. – Это грех. Это плохая примета. Нельзя вторично надевать подвенечный наряд. Побойтесь страшного суда.
– Я хочу надеть это платье, – сказала Мария таким тоном, что донья Ромера замолчала и минуту стояла с открытым ртом.
– Помогите мне надеть платье, – приказала Мария.
Донья Ромера поклонилась и принялась расстегивать многочисленные крючки и застежки.
Обряд одевания прошел в полном молчании. Когда все было завершено, донья Ромера взяла Марию под руку и вывела в коридор, по стенам которого висели большие зеркала. Мария зажмурилась от яркого солнечного света, слившегося с белоснежностью кружев и бледностью ее лица.
– Вы довольно пострадали за свою красоту, госпожа, – сказала донья Ромера, расправляя складки на платье Марии. – Болеть целых пять месяцев… Мы и не чаяли, что вы поправитесь.
– Вы считаете меня красивой? – спросила Мария, глядя в зеркало.
– Я считаю вас обворожительной красавицей, – улыбнулась сиделка. – Неужели вы сами не видите?
Мария видела. Черная смоль волнистых волос, рассыпанных по плечам. Крупные карие глаза в бархате ресниц, брови вразлет. Аккуратный носик. На правой щеке маленькая родинка. Длинная лебединая шея. Тонкий стан.
– Мария Бернини, – проговорила она, положив одну руку на другую. – Госпожа Бернини. А, где же мой супруг?