– Даже если бы все случилось именно так, как ты предполагаешь, – обиженным голосом ответил Тот, – я бы и обычным разговором смог до него достучаться и отправить его евреев из Египта выводить. Мы сами по себе уже можем поразить воображение человека без спецэффектов. Моисей бы не посмел меня ослушаться, даже если бы за картами меня увидел. А я, Хиз, на результат работаю, а не на спецэффекты.
– Достучаться, да, смог бы, – продолжал спорить Хиз. – А вот вдохновить и избавить Моисея от последних сомнений без моей фантазии не смог бы. Для нас результат – не евреев из Египта вывести, а красивую легенду запустить. Красивую от и до, чтобы на долгие тысячелетия запомнилась и абсолютно убедила людей начать верить в единого бога и жить по его правилам.
Тот хотел было поспорить относительно своей профпригодности, но Шизл внезапно закричал:
– Тихо вы! Вон он уже идет!
Отвлекшиеся от бдения Тот и Хиз повернули головы и увидели очень вдалеке бредущую фигуру Моисея. Овцы же были уже существенно ближе к ним, чем сам пастух.
– Куст срочно запускайте! Почему он еще не горит! Если Моисей уже увидел, что куст не горит, и будет знать, что он потом только загорится, я вас убью обоих, – засуетился Хиз. – Он же должен удивиться от того, что куст не сгорает. Поэтому он должен думать, что куст уже до него долго горел.
– Будет у него время удивиться несгораемости, даже если мы прям при нем этот куст зажгем, – лениво ответил Шизл. – Моисей пока еще в принципе не видит этого куста. А уж горит он или нет, тем более. Он еще очень далеко от нас.
– Зато овцы его уже очень близко! – не унимался Хиз, который был очень воодушевлен участием в этом историческом событии.
– Думаешь, овцы расскажут ему, что это мы куст совсем недавно зажгли? – со смехом спросил Шизл. – Кстати, зря мы этот вариант не проработали, Хиз. А то ведь большой вопрос, что сильнее сможет поразить воображение Моисея. Ты, вещающий из горящего куста, или говорящие овцы, ябедничающие ему на нас.
С этими словами куст ярко и нереально сильно запылал, и все трое принялись в гробовом молчании ожидать, когда же Моисей подойдет совсем близко. Даже Хиз не пустился отвечать на последнюю колкость Шизла, чем удивил всех и даже немного самого себя. Когда Моисей приблизился к месту действий, его внимание действительно привлек пылающий терновый куст. Сначала он стоял и смотрел на это, но когда обнаружил, что куст горит огнем, но явно не сгорает, он сильно удивился и подумал: «Что за чудеса! Подойду-ка я поближе и посмотрю на это великое явление… Интересно, почему это куст не сгорает?» В планы Хиза, Тота и Шизла не входило, чтобы Моисей подошел к кусту совсем близко. Поскольку стало бы вполне вероятно, что пастух заметит, что пламя вовсе не горячее и не совсем пламя. Иначе невидимый человеческому глазу Хиз не смог бы стоять безболезненно за самым кустом, не подпортив свою физическую оболочку. Все трое не думали, что у Моисея хватит смелости подойти настолько близко, чтобы понять, что это вовсе и не огонь, от того он и не способен ничего сжечь. Поэтому, когда пастух поступил вопреки их ожиданиям и подходил уже совсем близко, Хизу пришлось выйти на сцену и начать вовсе не с заранее заготовленной реплики.
– Моисей! Моисей! – протяжно воззвал к пастуху Хиз, воспользовавшись его замешательством и раздумывая пока что, как лучше дальше построить диалог.
Моисей остановился от удивления как вкопанный, когда услышал громкий голос в этой пустыне, который еще и обращается к нему по имени. А когда он понял, что звук исходит именно из ярко пылающего, но несгорающего куста, сильный страх овладел им. Хиз понял, что желаемого эффекта добиться удалось, и продолжал:
– Моисей!
– Вот он я, Господи! – внезапно перебил его Моисей, и Хиз явно удивился, что он так быстро набрался смелости от увиденного и услышанного, чтобы ему ответить.
– Не подходи сюда, Моисей, – продолжал Хиз. – Стой там, где ты стоишь!
– Господи, мне, наверное, нужно снять обувь? – обеспокоенно спросил Моисей.
«Это еще зачем? Что это он с обувкой придумал?» – немного обеспокоенно подумал про себя Хиз, но вслух ответил:
– Да, Моисей, сними обувь твою с ног твоих. Ведь то место, на котором ты стоишь, – это святая земля.
– Я так и думал, Господи, – радостно ответил Моисей и послушно снял свою обувь, продолжая с благоговением смотреть на несгорающий куст.
– Моисей! Я – Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, – продолжал свою речь Хиз.
С этими словами Моисей внезапно закрыл свое лицо руками и зарыдал от счастья и благоговения, свалившись на колени. Хизу пришлось немного подождать, когда он успокоится, поскольку он хотел, чтобы все его слова были услышаны, поняты и надолго отложились в памяти собеседника. Во время внезапно образовавшейся паузы из-за совершенно понятных эмоций Моисея он решил немного поразвлечься и мысленно послал сигнал Тоту и Шизлу: «Учитесь у него, неблагодарные, как надо радоваться до слез, когда я с вами соизволяю заговорить». Тут же он получил мысленный ответ от Шизла: «Будем стремиться, наш белый господин!» Поняв, что сейчас он имеет все шансы отвлечься на Шизла и, как обычно, увлечься перепалкой с ним, Хиз заставил себя снова переключиться на Моисея.
– Ты же знаешь, я всегда наблюдаю за моим возлюбленным народом! – продолжил Хиз, и Моисей усилием воли перестал плакать, чтобы снова внимать Господу. – Я вижу, как страдают твои собратья в Египте, Моисей. Я слышу их вопли и вижу их скорбь от их рабства и угнетения. Я хочу заступиться за них и вывести их из Египта в землю благодатную, в землю Хананеев, где течет молоко и мед. Поэтому я избрал тебя, Моисей, чтобы ты мне помог в этом и стал проводником между мной и народом моим.
– Чем же я, раб твой, смогу помочь тебе, Господи? – искренне удивился Моисей и одновременно испугался от понимания, что на него вот-вот возложат какую-то пока что неведомую для него ответственность.
– Ну, как чем? – сказал Хиз и на какое-то время задумался, пытаясь сформулировать свой ответ так, чтобы не запугать вконец Моисея. – Во-первых, я пошлю тебя во дворец к фараону египетскому договариваться с ним о том, чтобы он отпустил народ твой восвояси из Египта. Во-вторых, ты лично возглавишь этот исход и выведешь сынов Израилевых в землю, где течет молоко и мед. Вот как-то так…
– Господи, не гневайся на меня, если что, – сказал Моисей после некоторого раздумья. – Но кто я такой, чтобы идти к фараону и разговоры с ним разговаривать? А потом еще и вывести народ твой из Египта? Я – простой пастух, Господи. Что я могу? Разве что овец пасти. Не лучше ли для этой великой и непростой цели выбрать кого-то с большими возможностями?
– Все это время я буду с тобой и помогу тебе уговорить фараона и вывести народ мой из Египта, – продолжал настаивать Хиз. – И как выйдете вы с собратьями твоими из земли египетской, совершите вы богослужение мне прямо на этой горе… Или ты не веришь в мою силу и усомнился в моем могуществе, Моисей?
– Что ты, Господи! Конечно, я верю в твою силу и могущество и ни на секунду в этом не сомневаюсь, – испуганно заговорил Моисей. – Намного больше я боюсь того, что мне не поверят. В лучшем случае просто подумают, что я – сумасшедший. И мой народ, и фараон заодно. В худшем случае меня настигнет неотвратимое наказание. И фараон может это сделать за то, что я осмелился терзать его уши такими просьбами. И даже мой собственный народ может меня или с позором прогнать, или забить камнями до смерти из-за подозрения, что я хочу привести их к верной погибели. Я хоть и ценю свой народ, но со злобой его и неверием в самих себя прежде всего я также знаком не понаслышке.
– Не может так говорить тот, кто по-настоящему верит в меня! – пустил в ход манипуляции Хиз. – Это слова безбожника. Поэтому ты и сомневаешься в том, что я всегда помогу в трудной ситуации тому, кто на меня уповает и что-то делает для достижения цели. Истинно верующий в истинного Бога всегда уверен в моей помощи и не боится действовать. Потому что я всегда помогаю тем, кто не сомневается в моей поддержке и не сидит на месте. Впрочем, ты можешь и дальше пасти своих овец вместо того, чтобы исполнить высокую миссию. Это дело твоего личного выбора, карать тебя за это я не стану. Но вот гарантировать, что тебя не замучает за это твоя собственная совесть, я не могу, потому что твоя совесть – это продукт твоих же собственных ценностей и установок на то, какое поведение считать достойным, а какое нет. Поэтому тебе решать, и только тебе, Моисей! На мой взгляд, увидел и услышал ты сегодня предостаточно, чтобы развеять последние сомнения в моем могуществе.
– Еще раз говорю, Господи, я полностью верю и в тебя, и в твое могущество! Прости, если заставил тебя в этом усомниться! – сказал Моисей после некоторого раздумья и без какого-либо раболепия, что не мог не отметить Хиз, положительно оценив это его качество. – Но вот представил я, Господи, как приду я к народу моему и скажу, что прислал меня к ним Бог отцов их. Однозначно, они меня сначала на смех поднимут. И нельзя будет их за это обвинять. Они не обязаны верить первому встречному, смело назвавшему себя посланником божьим. Чем мне доказать свои слова им, чтобы они поняли, что я не сумасшедший? Как хотя бы при них называть тебя по имени? Они же наверняка меня про это спросят.
– Да, много у меня имен, – спокойно отвечал Хиз, проникаясь к рассудительности Моисея все больше и больше. – Как только меня ни называли. Но, если спросят тебя об этом твои собратья, скажи им, что я – Он. Я тот, кто я есть. Я тот, кто существует. Существует прежде всего в каждом из них. Собери старейшин народа твоего, Моисей, и скажи им, что Я, Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова увидел, что творится с ними в Египте. Я услышал страдания их и решил вывести их из угнетения в землю Хананеев, где течет молоко и мед. Они послушают тебя, Моисей, и пойдешь ты вместе со старейшинами к царю египетскому. Фараону скажи, что Бог ваш призвал вас и требует, чтобы вы в пустыне на расстоянии трех дней пути принесли ему жертву. После этого попроси правителя отпустить вас для этого, заверив его, что вы вернетесь потом обратно.