– А если и это их не убедит, Господи? – спросил Моисей, воображение которого было потрясено сегодня уже до невозможности.
– А если и это их не убедит, Моисей, расскажи мне об этом. Я пойду и с трудно скрываемым удовольствием передушу их всех к черту, – спокойно и с нарочито равнодушным позевыванием ответил Хиз.
– За что ты их передушишь, Господи? – спросил ужаснувшийся Моисей.
– Да за неверие в благодать, Моисей. А еще за их упертую тупость. Или, по-твоему, я им за это двойную порцию лепешек выдать должен, а вовсе не придушить? – ответил со смехом Хиз и переглянулся со смеющимися Тотом и Шизлом, но, увидев, как остолбенел от услышанного Моисей, добавил: – Да пошутил я! Никого я не буду душить, не бойся, Моисей… Прости, что испугал. Я совсем забыл, что юмор – не твой конек. Да и не для того ты родился, Моисей, чтобы шутить направо и налево и болтать без умолку. Поэтому я не в претензии к тебе за твою серьезность.
– Это правда, Господи! Человек я не речистый. Говорю я тяжело, в отличие от многих других, – залепетал Моисей, подумав, что прогневил Бога непониманием и немногословностью. – Пошли лучше вместо меня кого-нибудь другого, кого ты можешь послать, Господи. Дело, которое ты мне поручаешь, очень важное. Кто-то другой, более речистый, лучше с ним справится и не подведет ни тебя, ни народ твой.
– Послушай, Моисей, я, конечно, понимаю, что у тебя весь народ упертый и ты вместе с ними, похоже, заодно. Но ты вот-вот меня разозлишь своими страхами и сомнениями, – ответил Хиз несколько порезче, желая приструнить Моисея. – Если бы я считал, что кто-то другой лучше справится с этим важным делом, я бы с тобой сейчас просто не разговаривал и не мешал бы тебе пасти твоих овец. Тебе ли вообще бояться с народом говорить? Это с твоим-то братом Аароном! Его же у тебя хлебом не корми, дай поговорить. Он же у тебя языком метет, как метлой машет. Даже во сне разговаривает… Так что бери его с собой для страховки, раз уж тебе страшно. Передай ему наш с тобой разговор. И пусть он расскажет это все старейшинам и народу твоему. А если уж что упустит, ты сам дополнишь его и чудеса продемонстрируешь, которым я тебя научил. Да кому вообще в голову придет после этого не поверить вам двоим?
– Да, Господи, ты истину говоришь, – со смирением и покорностью отвечал Моисей. – Давно я не видел Аарона, брата своего. Уже шестьдесят лет как. Но прекрасно помню, как любил он много, долго и красиво говорить. Я сам, бывало, заслушивался его байками и просто рассуждениями о жизни. Только вот ведь что еще может быть. Я стар уже, мне восемьдесят лет. А Аарону и того больше, восемьдесят три. Мы оба в любой момент можем умереть. Мы и так уже долгожители по сравнению с остальными. Что как если, выполняя это важное дело и выводя народ наш из Египта, кто-то из нас умрет? Ведь тогда не выполним мы твоего поручения. Не выбрать ли тебе кого-то помоложе для этого важного дела?
– Моисей, считай, что я не побил тебя жестоко за эти слова только из уважения к твоему почтенному возрасту. Это, во-первых, – размеренно и нравоучительно отвечал Хиз. – Во-вторых, я сам решаю, кто и когда умрет, и в моих планах тебе еще жить и жить. Ну, и в-третьих, никогда не умрет тот, без кого точно не будет сделано что-то очень важное для меня и к нужному мне сроку. Кроме тебя, Моисей, точно евреев из Египта никто не выведет в Землю обетованную. Хотя бы потому, что я никого больше для этой миссии не готовил. Я ж никак не думал, что ты окажешься таким трусливым и неуверенным в себе. Поэтому по-любому тебе народ твой вести из Египта в землю Хананеев, и только тебе. Хоть ты обнойся и обсомневайся в своих силах. Максимум, что ты своей неуверенностью добьешься, так это меня разозлишь. А оно тебе надо? Думаю, нет, потому что ты – умный. Так что, Моисей, гони прочь свою тоску, печаль и сомнения и возрадуйся. Я же сейчас только что дал тебе рецепт нечеловеческого долголетия! Хочешь пожить подольше, веди свой народ в землю Хананеев не спеша. Пока не доведешь их дотуда, однозначно не умрешь, даже если сто лет пески ногами рассекать будете. Просто потому, что, кроме тебя, довести евреев до земли, где течет молоко и мед, все равно некому. Не предусмотрел я запасной вариант. Поэтому веди, живи и радуйся! И не ной. Оно бессмысленно. Все равно не поможет тебе откосить от исполнения моей задумки. А я от своих планов отказываться вообще не умею.
Моисей стоял и молчал, изрядно ошарашенный сказанным ему. Он никак не ожидал услышать такое откровение от Господа, да еще и в таком стиле. Поэтому он просто стоял и переваривал все то, что услышал, пытаясь ужиться с этим. Хиз не пытался нарушить его молчание, понимая, что его сознание сегодня было подвергнуто тяжелым испытаниям. Через пару-тройку минут, понимая, что его молчание затянулось, Моисей еле смог выдавить из себя:
– На все твоя воля, Господи… А моя задача делать то, что ты велишь!
– Ну, вот и славно, Моисей! – задорно ответил Хиз. – Главное, помни. Бояться тебе нечего. Все самое трудное в своей жизни ты уже сделал. Шестьдесят лет назад ты не побоялся, не задумываясь, отказаться от сытой обеспеченной праздной жизни во дворце и сбежать оттуда. Заметь, ты даже не пытался искать варианты, чтобы оправдаться в глазах фараона, а мог бы. Просто взял и, не раздумывая, прыгнул в пропасть с пустыми руками, сделавшись скитальцем. А еще неизвестно, что труднее? Так вот, как ты, не раздумывая, отказаться от сытой беззаботной жизни? Или евреев из Египта вывести? Я считаю, что второе легче, а уж тем более, если с моей помощью. Так что не о чем тебе беспокоиться, Моисей. Кто еще с этим справится, если не ты?
– Спасибо тебе, Господи, что вселил в меня веру в свои силы! – совершенно искренне и с внезапно взявшимся уверенным вдохновением ответил Моисей. – С чего мне лучше начать выполнять это важное дело?
– Ну, а ты сам как думаешь? – ответил довольный Хиз. – Для начала бери своих овец и ступай домой. Возьми свою семью и все необходимое в дорогу. И отправляйтесь в Египет. Фараон, наказания которого за убийство надсмотрщика ты так боялся, умер давно. Тебя там никто не ищет. Да если и искали бы, никто бы не узнал тебя сейчас. Шестьдесят лет прошло все же. Пока ты идешь с семьей в Египет, я поговорю с твоим братом Аароном. Он выйдет к тебе навстречу. В землю египетскую войдешь вместе с ним. А там собирайте старейшин народа своего и рассказывайте им все то, чему я тебя тут учил. Убедите и вдохновите народ свой на то, чтобы уйти из Египта и избавиться от рабства. После этого пойдете к фараону уговаривать его вас отпустить совершить мне служение. А я специально ожесточу сердце его, чтобы он долго вас не отпускал, а мне было за что покарать Египет своею могущественной крепкою рукою.
– А у фараона что нам с братом говорить? Как и что там делать? – ответил Моисей и почувствовал, что страх и неуверенность снова делают попытки влезть к нему в сердце и душу.
– Послушай, Моисей, давай будем решать проблемы постепенно, – отвечал Хиз, которому уже очень не терпелось закончить беседу, отправить будущего титана мировых религий восвояси и немного передохнуть. – Сейчас у тебя все инструкции есть, ты знаешь, что делать надо. Позже я с тобой и с Аароном пообщаюсь отдельно по поводу ваших визитов к фараону. Так что пока мне нечего больше тебе сказать. Если у тебя нет вопросов, то можешь идти домой и собираться в дорогу.
Вопросов у Моисея уже не было, и они распрощались с Хизом. После этого он вместе со своими овцами двинулся по направлению к дому, чтобы начать исполнять свою величайшую для человечества миссию, снова, как и шестьдесят лет назад, удивляясь тому, насколько круто меняется его судьба. Как только Моисей ушел настолько, что был уже практически не виден, несгораемый куст вдруг перестал гореть, а Хиз, Тот и Шизл расслабились и начали обсуждать произошедшее.
– Ну что, ребята? Как вам наш Моисей? – с воодушевлением спросил Хиз.
– Мне лично нормально, – первым ответил Шизл. – Сойдет нам этот человек.
– А мне лично не очень, – критично добавил Тот. – Какой-то он недостаточно вдохновленный и нашей задумкой, и своей высокой миссией, нами на него возложенной. Интереса к своим задачам у него маловато. А ныл он, наоборот, многовато.
– Ну еще бы, Тот! – с издевочкой ответил Хиз. – Если тебе не нравится человек, значит он во многом на тебя похож. А то, что у Моисея есть твои черты, так я это заметил, еще когда из-за куста с ним разговаривал. Сразу видно, что ты ему среду для развития подбирал и соответствующее окружение.
– Вот-вот, и я о том же! – со смехом вмешался Шизл. – Раз Моисея ты, Тот, испортил, значит, и в плохом воспитании нашей дорогой Мив-шер тоже не я виноват, как ты меня недавно пытался обвинить.
– Да, за воспитание вашей Мив-шер, вернее, за полное его отсутствие, я бы вас обоих расстрелял… Раз по семь каждого, – ответил Хиз. – Даже не знаю, что нужно делать, чтобы ребенок до такой степени берега потерял от вседозволенности. Радуйтесь, что мне в целом наплевать на то, как эта маленькая ведьмочка себя ведет. Поэтому и не угнетаю вас за этот косяк. Сами и мучайтесь с ней. В общем, нет худа без добра. Зато можно сейчас точно сказать, что рано вам еще своих детей иметь, раз вы на пару так девчонку испортить умудрились.
– Проблема не в том, что нам рано своих детей иметь, а в том, что не от кого, – буркнул Тот, и Хиз с Шизлом оба заметили, что он резко погрустнел.
– А я вам что, не даю, что ли, найти, чтобы было от кого? А уж имея такого друга-генетика, как Энки, при желании вам можно хоть от самих себя детей завести, хоть друг от друга, хоть от первого встречного, – сказал с улыбкой Хиз и тут же переменил тему, поскольку не в его интересах было, чтобы Тот снова начал кручиниться о своей Юзиж, которую он, как всем давно казалось, уже перестал вспоминать, всерьез увлекшись задачей по внедрению монотеизма в человеческое общество. – Ладно, ребята, есть у нас более важные вопросы сейчас, чем обсуждать проблемы детского воспитания, в которых вы пока что не сильны. Давайте лучше прогоним все те события, которые мы дальше задумали, чтобы понять, насколько у нас все готово.