психотерапеты – это группа людей, которые утверждают, что они не знают, как они что-то делают и вместе с тем убеждены, что единственный путь достижения чего-либо в жизни – это знание того, каковы же на самом деле проблемы человека!
Когда я начал впервые исследовать процесс психотерапии, я спрашивал терапевтов, к какому результату они стремятся, меняя тему разговора или приближаясь к пациенту и прикасаясь к нему определенным образом, либо же повышая или понижая голос. Они отвечали примерно следующее: «Ах, у меня не было никаких особых намерений». Я тогда говорил: «Ну хорошо. Давайте же тогда вместе с вами исследуем то, что произошло и определим, каким же был результат». На что они отвечали: «Нам это вовсе не нужно». Они считали, что если они будут делать определенные вещи с целью достижения определенного результата, то будут совершать что-то плохое, называемое «манипулированием».
Мы считаем себя людьми, которые создают «модели». Мы придаем очень мало значения тому, что люди говорят, и очень большое значение тому, что люди делают. Затем мы строим модель того, что люди делают. Мы не психологи, не теологи и не теоретики. Мы не думаем о том, какова же «реальность» на самом деле. Функция моделирования – создавать описание, которое является полезным. Если вы заметите, что мы опровергаем что-то известное вам из научных исследований или из статистики, то попробуйте понять, что мы предлагаем здесь просто иной уровень опыта. Мы не предлагаем ничего истинного, а предлагаем только полезное.
Мы считаем, что моделирование является успешным, если можно систематически получать результат, которого достигает моделируемая личность. А если мы можем научить еще кого-то систематически достигать тех же самых результатов, то это является еще более сильным тестом на успешное моделирование.
Когда я сделал свои первые шаги в области изучения коммуникации, мне случилось попасть на конференцию. В зале сидело 650 человек. Очень известный человек поднялся на трибуну и сделал следующее утверждение: «Самое важное, что мы должны понять относительно психотерапии и коммуникации – это то, что первым шагом является установление личного контакта с человеком, с которым вы общаетесь». Это утверждение поразило меня в том смысле, что мне оно всегда казалось очевидным. Этот человек говорил еще 6 часов, но ни разу не сказал, как же установить этот контакт. Он не указал ни на одну специфическую вещь, которую каждый мог бы сделать, чтобы лучше понять другого человека, или, по крайней мере, создать иллюзию, что его понимают.
Затем я посещал курс «активного слушания». Нас учили перефразировать то, что мы слышим от человека, что означает искажать услышанное. Впоследствии мы обратились к изучению того, что в действительности делают люди, которые считаются «корифеями» в психотерапии. Когда мы сравнивали двух таких терапевтов, как В.Сатир и М.Эриксон, то пришли к выводу, что, по видимости, трудно найти два более различных способов действия. По крайней мере, я более резкого различия никогда не видел. Пациенты работавшие с тем и другим терапевтом, также утверждают, что получили при этом совершенно различный опыт. Тем не менее, если рассмотреть их поведение и основные стереотипы и последовательность действий, то они оказываются сходными. В нашем понимании, последовательности действий, которые они используют, чтобы достигать, скажем так, драматических эффектов, весьма и весьма сходны. Делают они одно и то же, но «упаковывают» совершенно по-разному.
То же самое справедливо относительно Ф.Перлса. По сравнению с Сатир и Эриксоном – у него меньшее количество стереотипов действия. Но когда он действует сильно и эффективно, у него обнаруживаются те же самые последовательности действий, что и у них. Фриц обычно не стремится к достижению определенных результатов. Если кто-то придет к нему и скажет: «У меня истерический паралич левой ноги», то он не будет прямо стремиться к определенному устранению этого симптома. Милтон же и Вирджиния нацелены на достижение определенного результата, что мне очень нравится.
Когда я захотел обучаться психотерапии, то попал на учебный курс, где ситуация была такова: вас высаживали на необитаемый остров и в течении месяца каждый день бомбардировали информацией, ожидая, что так или иначе вы что-нибудь себе подберете. Руководитель этого практического курса имел очень богатый опыт и умел делать такие вещи, которые никому из нас не удавались. Но когда он говорил о том, что он делает, то мы отнюдь не обучались делать это. Интуитивно, или как мы говорим, подсознательно, его поведение было систематизировано, но он не осозновал, как оно систематизировано. Это – комплимент его гибкости и способности отличать полезное от неполезного.
Например, мы очень мало знаем о том, как порождается фраза. Умея говорить, вы так или иначе создаете сложные построения из слов, но ничего не знаете о том, как же вы это делаете, и не принимаете сознательного решения о том, какой же будет фраза. Вы не говорите себе: «Так, я собираюсь себе что-то сказать… Сначала я поставлю существительное, потом прилагательное, затем глагол, а в конце наречие, чтобы, знаете, покрасивее немножко получилось». Но все-таки говорите – на языке, который имеет синтаксис и грамматику, т.е. правила настолько же четкие и ясные, как и математические. Люди, называющие себя трансформационными лингвистами, истратили много государственных денег и бумаги для того, чтобы определить эти правила. Они, правда, не говорят, что с ними можно делать, но это их не интересует. Их совершенно не интересует реальный мир, и я, живя в нем, иногда понимаю почему.
Итак, человек, говорящий на любом языке, имеет безошибочную интуицию (языковую). Если я скажу: «Понять вы да можете идею эту», то ваше впечатление от этой фразы будет совершенно иное, чем если бы я сказал: «Да, вы можете понять эту идею», хотя слова, составляющие обе фразы, совершенно одинаковы. Что-то на подсознательном уровне говорит вам, что вторая фраза сформулирована правильно, а первая нет. Задача моделирования, которую мы себе ставим, заключается в том, чтобы выработать подобную систему различения для вещей более практических. Мы хотим выделить и показать в ясном виде то, что одаренные терапевты делают интуитивно или подсознательно, и сформулировать правила, которые желающий может выучить.
Когда вы приходите на семинар, происходит обычно следующее. Руководитель семинара говорит: «Все, что вы должны делать, чтобы научиться тому, что я умею как опытный коммуникатор, это прислушиваться к тому, что делается у вас внутри». Это верно в том случае, если у вас внутри вдруг окажется то же самое, что и у руководителя. И мы догадываемся, что, по всей вероятности, этого у вас нет. Я думаю, что если вы хотите иметь такую интуицию, как у Эриксона, Сатир или Перлса, вы должны пройти через период тренинга, чтобы это приобрести. Если вы пройдете через такой тренинг, то можете приобрести такую интуицию, настолько же бессознательную и систематическую, как языковая.
Если вы понаблюдаете за тем, как работает В.Сатир, то на вас обрушится огромный поток информации – о том, как она двигается, каким тоном говорит, как меняет тему, какие сенсорные сигналы использует, чтобы определить свою позицию по отношению к каждому члену семьи и т.д. Это невероятно сложная задача – проследить за всеми выделяемыми ею сигналами, ее реакциями на них и реакциями членов семьи на ее вмешательство.
Мы не знаем, что делает В.Сатир с семьями на самом деле. Но мы можем описать ее поведение так, чтобы дать кому-либо это описание и сказать: «Вот, возьмите это. Производите такие-то действия в такой-то последовательности. Повторяйте до тех пор, пока эта система действий не станет постоянной частью вашего подсознания, и вы сможете вызывать такие же реакции, как и Сатир.» Мы не проверяли наше описание на точность или соответствие научным данным. Мы хотим лишь понять, является ли наше описание адекватной моделью того, что мы делаем, работает оно или не работает, можете ли вы использовать ту же последовательность действий, что и Сатир, и при этом достигать аналогичных результатов. Наши утверждения не имеют отношения ни к «истине», ни к тому, что «на самом деле происходит». Но мы знаем, что наша модель поведения Сатир эффективна. Работая по нашим описаниям, люди научились действовать настолько же эффективно, как и Сатир, но стиль каждого при этом оставался индивидуальным. Если вы научитесь говорить по-французски, то все равно выражать себя на этом языке вы будете по-своему.
Вы можете использовать наше знание для того, чтобы принять решение о приобретении определенных навыков, которые, видимо, будут вам полезны в вашей профессиональной деятельности. Используя наши модели, вы можете тренировать эти навыки. После некоторого периода сознательной тренировки вы можете позволить новым навыкам функционировать подсознательно. Своим умением водить машину все мы обязаны сознательной тренировке. Теперь мы можем водить машину на далекие расстояния и не осознавать, как мы это делаем, пока какая-то исключительная ситуация не привлечет нашего внимания.
Эриксон и Сатир и все успешно работающие терапевтами уделяют огромное внимание тому, как человек представляет себе то, о чем говорит, используя эту информацию самыми разнообразными путями. Например, представьте, что я клиент Сатир и говорю ей: «Вы знаете, Вирджиния, как… мне тяжело… ситуация моя очень тяжелая… Моя жена… попала под поезд… Вы знаете, у меня четверо детей, и двое из них гангстеры… Я постоянно думаю о том, что я … не могу понять в чем дело».
Я не знаю, видели ли вы, как работает Вирджиния, но она работает очень, очень красиво. То, что она делает, кажется волшебством, несмотря на то, я убежден, что волшебство имеет свою структуру и может быть доступно всем вам. Одна из целей, которую она преследует, отвечая тому человеку – это приближение, присоединение к этому человеку в его модели мира, примерно следующим образом: «Я понимаю, что у вас что-то есть, что вас гнетет, и вы, как человек, не хотите для себя тяжести, которую внутри себя вы постоянно ощущаете. Вы надеетесь на другое».