Обратимся к истории ВВП после окончания Второй мировой войны. Война разрушительна по многим причинам. Всеобщий конфликт, завершившийся в 1945 г., унес громадное число жизней и уничтожил огромную массу физических активов. В особенности это относилось к проигравшим странам, чьи города, заводы, мосты, дороги и жилые дома были разрушены на заключительном этапе войны. Экономики Германии, Японии, Испании и Италии по итогам войны оказались в руинах. Великобритания и Франция, хотя и вышедшие победителями, находились в не намного лучшем состоянии и были должны Соединенным Штатам большие суммы. После Первой мировой вой-ны победители решили, что поверженная Германия должна будет выплатить им репарации за понесенный ущерб. Эти репарации настолько истощили Германию, что вызывали в ней политическую и экономическую дестабилизацию на протяжении 1920– 1930-х годов, проложив Гитлеру путь к власти. Многие предвидели такой исход еще в июне 1919 г., когда чернила на Версальском мирном договоре, устанавливавшем меры финансового наказания, еще не успели высохнуть. В сущности, Кейнс стал известен миру благодаря своему блестящему памфлету «Экономические последствия Версальского мирного договора», где он в пух и прах разносил договор. «Мирный договор не сделал ничего для экономического восстановления Европы», – предупреждал Кейнс[40].
Видя, что Германия и ее бывшие союзники не в состоянии даже прокормить собственное население, страны, вышедшие победителями из Второй мировой войны, избрали более здравомыслящий подход, символом которого стал план Маршалла. Не желая, чтобы история повторилась, они также заложили основы международных институтов-предшественников современных ЕС и ОЭСР. Второй из них, до 1961 г. известный под названием Организации европейского экономического сотрудничества, стал служить и до сих пор остается для стран-членов своего рода экономическим мозговым трестом. Первоначально в него входили страны Западной Европы, а позднее к ним присоединились Япония и другие страны, поднявшиеся до статуса «развитых» экономик. Помимо распределения средств по плану Маршалла ОЕЭС взяла на себя работу по сбору и составлению данных национальных счетов стран-членов. В настоящее время международные организации, в первую очередь Всемирный банк, публикуют сравнения по данным ВВП для всех стран мира. Предполагается, что эти цифры должны помочь ответить на вопросы, такие как «Превысила ли китайская экономика размеры экономики США?» и «Является ли Гана бедной страной?» Но, как мы уже видели, ответить на эти вопросы отнюдь не так просто, как кажется.
Тем не менее темпы роста реального ВВП – это важнейший показатель состояния экономики и особенно важен он был в послевоенное время. Сработал ли план Маршалла?
Он не только сработал – он запустил 30-летний период высокого роста и низкой инфляции. Правительствам казалось, что они могут ловко управлять экономикой, а многие из них продолжили экономическое планирование, развернутое в период войны и мобилизации. Безработица находилась на низком уровне. Хотя, очевидно, не обходилось без трудностей – например, в Великобритании жилья не хватало, а дефицит продовольствия заставлял сохранять талоны еще много лет после войны, – основы для процветающего общества потребления современного типа были заложены. В англоязычной экономической науке за этим периодом закрепилось название послевоенного «золотого века». Во франкоязычной – «славного тридцатилетия». Как и подобает «золотому веку», некоторые люди тщетно смотрят в прошлое с ностальгией и не могут понять, почему бы нам не вернуться в ту эпоху, когда ВВП вел себя послушно в руках экономических властей.
Послевоенный взлет
Может быть, говорить об этом цинично, но всякое массовое разрушение прямо означает высокие темпы роста ВВП в будущем. Дело в том, что он измеряет не запас активов на балансе у нации, а лишь поток доходов, расходов и производства в течение года. Стоит части активов исчезнуть в результате природных катаклизмов или рукотворной катастрофы, и деятельность по их восстановлению и замещению поднимет темпы роста ВВП. Именно это и случилось после Второй мировой войны. В таблице 2 показываются темпы роста реального ВВП в странах – членах ОЕЭС в послевоенную эпоху в сопоставлении с последующей четвертью века. Если дополнительно рассмотреть еще и новейший период первой половины 2000-х годов, который историки экономики относят к подъемам, то на его протяжении средние ежегодные темпы роста реального ВВП в странах – членах ОЭСР составляли 2,5 %.
И хотя в 1950-х, 1960-х и начале 1970-х годов деловой цикл, т. е. периодические совокупные спады и подъемы экономики, возобновился, рост ВВП оставался более высоким, чем в предшествующий период. В США средние ежегодные темпы роста ВВП равнялись 4 % в период с 1950 по 1973 г. по сравнению с менее чем 3 % в год в период между двумя мировыми войнами. В Великобритании послевоенные темпы равнялись 2,93 % в год и были на один с небольшим процентный пункт выше, чем в период с 1913 по 1950 г.[41]
ТАБЛИЦА 2. Средние ежегодные темпы роста реального ВВП (%)
ИСТОЧНИК: Maddison A. The World Economy: A Millennial Perspective / Organization for Economic Cooperation and Development. Paris, 2000.
Трудно было придумать какое-то простое объяснение этому благополучному 30-летнему периоду. Согласно одной из гипотез, выдвинутой в 1969 г. Ференцом Яноши, в послевоенный период экономика возвращалась к своему тренду, действовавшему до 1914 г., а после того, как она к нему подтянется, начнется замедление роста. Его прогноз оправдался[42]. Однако большинство экономистов предпочитают менее фаталистичные объяснения и среди причин долгосрочного роста выделяют увеличение доступных ресурсов (факторов производства), главным образом труда и капитала, а также повышение эффективности их использования, т. е. рост производительности. «Золотой век» экономического роста был обязан обоим элементам. Особенное значение имело постоянное повышение уровня образованности рабочей силы. Помимо этого, одна за другой появлялись и входили в широкое применение новые технологии. Многие из них изначально были созданы для военных нужд. Так появились материалы вроде синтетического каучука и пластика. А кроме того, воздушное сообщение, электронная вычислительная техника, различные улучшения в радиосвязи и многие другие нововведения. В 1963 г. Гарольд Вильсон, вскоре ставший премьер-министром Великобритании, сравнил научно-техническую революцию со сталеплавильной печью, из которой выкуется неузнаваемая страна, – настолько прочно и быстро изобретения проникали в повседневную жизнь.
Пожалуй, не меньшее значение имело постоянное увеличение доступности потребительских благ, а также благоприятный цикл, когда друг друга взаимно усиливали рост потребительских расходов, выпуск потребительских товаров, увеличение занятости и рост доходов. Мысль о том, что для создания успешного рынка потребительских товаров важно, чтобы потребители преуспевали, а значит, получали высокие доходы, впервые озарила еще Генри Форда, который в 1915 г. запустил производство «автомобиля для широкого употребления»[43]. Однако массовым общество потребления стало только в послевоенные годы. Все большее число домохозяйств обзаводилось самыми разнообразными потребительскими новинками, и к 1970-м годам их доступность стала практически всеобщей: автомобили, радиоприемники, холодильники, стиральные машины, телевизоры, видеокамеры, газонокосилки, телефоны… Этот список можно было бы продолжить. То же касалось и кратковременных экономических благ: все больше людей могли позволить себе купить модную одежду, музыкальные звукозаписи, книги с рецептами от Элизабет Дэвид и Джулии Чайлд или устроить вечеринку для друзей. Подростки и молодежь также приглашались к празднику потребления. Теперь, когда нас окружает такое богатство товаров, взгляд в прошлое приводит к удивительному выводу – насколько молодо явление потребительской культуры (consumerism). К примеру, лишь в 1950 г. доля американских домохозяйств, имеющих стиральную машину, достигла 75 %; в Европе та же доля была достигнута лишь в 1970 г. Автомобилями та же доля американских домохозяйств обзавелась лишь к 1960 г. В 1970 г. лишь половина домохозяйств Великобритании и Франции имела телефон; в Америке в 1970-х годах эта доля составляла 94 %, однако европейские страны догнали США по этому показателю лишь в конце 1990-х годов. В случае с более новыми технологиями процесс ускорился: всего за десятилетие большинство жителей западных стран стали владельцами мобильных телефонов, а распространение смартфонов с доступом к Интернету произошло еще быстрее.
Насколько велико наше благосостояние?
В июле 1957 г. Гарольд Макмиллан, премьер-министр Великобритании, в общении с избирателями произнес: «Большинство нашего народа еще никогда не жило так хорошо». Вскоре, когда дела в экономике начали идти не так благополучно, о его правоте закрались сомнения, но на тот момент он не ошибался. Уровень жизни был самым высоким за всю историю, открылся доступ к самым разнообразным видам новых товаров, а инфляция и безработица были низкими. Когда на памяти у каждого еще была война, это утверждение выглядело самоочевидной истиной. Но что можно было сказать, например, о Германии или даже Франции, находившейся под оккупацией большую часть войны? Да та же Великобритания – разве, несмотря на успешные 1950-е годы, она не выиграла войну только для того, чтобы проиграть в мирное время? Ведь как велики были ее долги и наследие, оставшееся после того, как она вынуждена была поставить свою экономику на военные рельсы, вместо того чтобы заниматься нормальным инвестированием.
Но и над США небо не было безоблачно. Америка времен Эйзенхауэра переживала еще более счастливый бум потребления, чем европейские страны: в 1950 г. появилась первая кредитная карта Diner’s Club, наступала заря телевизионной рекламы, открывшая эпоху «Безумцев»