Она достала из сейфа и положила на стол заполненный документ, на котором сверху было начертано: «ЗАВЕЩАНИЕ». Потом набрала номер телефона.
– Ленка, привет! – голос вдруг сорвался, дал слабину, она откашлялась. – Ты чего, не узнала, это я, твоя школьная подруга. Да, и самая лучшая. Чего с голосом, да все нормально, не простудилась. Как ты, Ленок? Все нормально у тебя, хорошо? А дети – не огорчают? Ну, и слава богу. Мои?.. – она подавила порывистый вздох. – Моим деткам сейчас… хорошо… Мне вот очень плохо… Да, да, депутатство… гадство… А помнишь, как мы с тобой уроки прогуливали, на выставку моды ходили?
Ленка, конечно, помнила и с удовольствием пустилась в воспоминания. Эмма слушала этот веселый, жизнерадостный бред, кивала, роняя слезы.
– Лена, у меня к тебе большая просьба. Приедь, пожалуйста, завтра ко мне домой. К 12 часам дня. Адрес помнишь?.. Пообещай мне… Ты – единственная, кто у меня остался… Приедешь – узнаешь. И, надеюсь, меня поймешь, – и, чтобы избежать дальнейших вопросов, тут же закончила разговор. В их отношениях это подразумевалось: у Эммы, как у государственного деятеля, каждая минутка была на счету.
Тут же Эмма, не раздумывая, не оставляя времени на колебания, набрала еще один номер.
– Это больница «Скорой помощи»? – в голосе ее вновь прозвучали привычные властные нотки. – Врача Рубцова, пожалуйста, пригласите. Благородова спрашивает… Сергей Иванович? Благородова. Сергей Иванович, постарайтесь меня понять, не перебивая, и сделать, что попрошу. Я решила поставить точку в своей жизни. Надеюсь, вы хорошо понимаете, почему… После нашего разговора я тут же приму яд. Считая вас человеком порядочным и обязательным, прошу вас оформить мою смерть с соблюдением положенных формальностей. Дверь в квартиру я оставлю незапертой. Завещание написано на мою подругу и будет лежать на столе в кабинете.
Многое чего повидал, работая в больнице скорой медицинской помощи, врач Рубцов. Да, ему не раз приходилось вытаскивать с того света самоубийц, впрочем, большинство были, как он называл их, «демонстранты», пытавшиеся отомстить, наказать, проучить кого-то из своих близких. И он профессионально спасал недодушенных, недотравленных, недостреляных, недорезанных. Но звонок депутата Госдумы был, как ледяной душ в конце смены. Властные женщины – женщины власти – такими вещами не шутят. Он нервозно слушал ее, взъерошивая короткие волосы, порывался перебить.
– Эмма Вячеславна, подождите, давайте поговорим, не кладите трубку, вы же сильная женщина…
– Я всегда в жизни делала все обстоятельно… Доктор… Сергей, вы последний, с кем я говорю. Прощайте, мне пора…
И связь оборвалась, как перетянутая струна. Рубцов выругался, схватил внутренний телефон, набрал дежурную бригаду. Про гибель депутатских детей от наркотиков знала уже вся больница.
– Это Рубцов! Черт возьми… Благородова позвонила, решила с собой покончить. Давайте, срочно в ее адрес гоните. Может, успеете.
Эмма снова взяла альбом, прошла в зал. В камине трещал огонь. Накануне она сожгла все компрометирующие ее, а также товарищей по партии, коллег по Государственной думе, документы. Много чего пикантного, шокирующего, даже убийственного насобиралось про сытых, холеных уверенных в себе госмужей и госдам, периодично выползающих, как удавы, на телеэкраны, вещающих, кивающих, поучающих, знающих. «Пусть живут, – подумала Эмма. – Туда чернуху все равно не унесешь. Сами, как пробьет час, придут со своими грехами, представ перед Всевышним».
Она любила в одиночестве сидеть у камина, смотреть на языки живого пламени. Но сейчас Эмма не опустилась, как всегда, в кресло. Она наклонилась и аккуратно положила альбом прямо на пылающие дрова. Затем она прошла к шкафу, где хранила детские вещи дочки и сына, достала веселенькое в цветочках платьице Кристины, потом футболочку Глеба с хитрым Микки Маусом, погладила их, прижала к лицу, полному слез…
– Что же вы покинули меня, Кристинушка, Глебушка…
Она положила вещи обратно, закрыла шкаф, вернулась в кабинет. На столе лежали два фотоснимка, сделанные в прошлом году. Эмма сняла с них черные ленточки, прикоснулась к портретам обеими руками.
– Скоро я приду к вам…
Эмма посмотрела в сторону настенных часов, взяла в щепотку с блюдца два приготовленных серых кристаллика, села на диван. Какое-то мгновение она колебалась, потом положила в рот, как обычную таблетку, запила водой. Вскоре почувствовала головокружение, легла на диван и отвернулась к стене.
Яд был сильный, разрушительный, страшный, он сразу с ошметками вырвал ее душу и швырнул в преисподнюю.
Из больницы «Скорой помощи» с огнями и сиреной по покоренным улицам Москвы летел «реанемобиль»: спасать женщину, которая потеряла все в своей жизни.
Пройти очищение смертью, чтоб вновь обрести силы
Проснувшись рано утром, Родин ощутил безнадежную пустоту. Странная жизнь, когда вокруг выбивало молодых ребят и юных девчонок. Как под фронтальным обстрелом, а его – даже не задело. И на все это имелась первопричина, которую надо было разгадать и устранить.
Ноги сами повели Ивана к храму. Может быть, лики святых на стенах и куполах, дадут хоть временное успокоение и передышку для чего-то важного и серьезного, откроют новый путь в жизни. Пройти очищение смертью близких, чтоб вновь обрести силы.
Иван перекрестился перед входом, вошел в храм и сразу увидел отца Сергия. Он стоял возле большой иконы Божьей Матери, крестясь, тихо молился. Иван поставил за упокой душ четыре свечи. Увидев, что Сергий завершил молитву, подошел к нему.
– Здравствуй, отец Сергий.
Они обнялись.
– Здравствуй, Иван Родионович, – глаза его тепло блеснули, спросил укоризненно: – Ну, а где твоя заблудшая овечка? В церковь с тобой не ходит? Все больше по злачным местам?
– Заблудшая овечка уже на пути к райским кущам, – помрачнел Иван. – Не уберег я…
Отец Сергий охнул, горестно перекрестился.
– Господи, спаси и сохрани ее душу… Как же случилось это?
Иван вздохнул, покачал головой.
– Подсунули ей и двум ее друзьям сильнодействующий наркотик. Врачи спасти не смогли… В Чечне под ливнем пуль людей спасал, уводил из-под огня…
– Помню, командир…
– А здесь, в мирном городе, не смог уберечь ее от наркоты, – Иван отвернулся, чтоб скрыть навернувшиеся слезы.
– Потому как эта зараза пострашней любой пули. А мирного города уже нет. Дьявол начал войну против людей и отливает для них героиновые пули. Но сначала убивает их души.
– Верно говоришь и складно… Но время проповедей закончилось, отец Сергий. Только огнем и мечом можно очистить от скверны нашу землю. Только убивать и сжигать всю эту наркосволочь! Как сказал Спаситель? Помнишь, сержант Конюхов? «Не мир пришел я принести, но меч!»
Задумался бывший сержант Конюхов. Уел его командир с его проповедями. Да и сам он в тихой епархии, с восторженно-покорной паствой, богомольными старушкам с просветленными лицами, безмолвными прихожанами, среди трескучих свечей, все чаще спрашивал сам себя: внемлют ли ему люди, что его слово для них, зачем они собрались в храме… Ведь те, кто травит души и у кого они уже отравлены, не придут сюда слушать его проповеди. Как и не придут в лоно Церкви на истинное покаяние те, кто цистернами и железнодорожными составами гонит по стране замешанный в дьявольском котле алкогольный яд…
– Пойдем, я покажу тебе мою любимую икону, – сказал он.
Это была икона Преподобного Сергия Радонежского, в строгом окладе, освещенная упавшим из-под купола солнечным лучом.
– Икона старинная, восемнадцатого века, преподнесена в дар храму от Московской епархии.
– Твой небесный покровитель, когда лихое время было, монахов привел князю Дмитрию на битву с Мамаем и благословил на победу.
– Да, и сказал святой старец инокам Пересвету и Ослябле, взамен лат и шлемов возложить на себя схимы, украшенные изображением креста Христова: «Вот вам, дети мои, оружие нетленное, да будет оно вам вместо шлемов и щитов бранных!» И поручая их Великому Князю, сказал: «Вот тебе, возлюбленный Княже, мои оруженосцы и послушники, а твои избранники».
– А что, батюшка, в монастырях военному делу обучали? – спросил вдруг Родин.
– Историю знать надо, сын мой, – усмехнулся Сергий. – До монашества оба боярами были, Брянский и Любецкий, и славились как доблестные воины, храбрые богатыри, знали толк в военном деле.
– Хорошая икона, от нее сила идет, скрытая энергия, – Родин подошел к большой иконе Георгия Победоносца. – А мне еще и эта по душе. Особенно – поверженный дракон.
Родин повернулся к священнику, вдруг сказал:
– Мирза объявился в Москве. Процветает на наркобизнесе. Все тот же героин гонит с Афгана для нашей России.
– Вот оно что, – Конюхов пристально посмотрел на Родина. – Позовешь, командир, – приду. Но попомни: меч поднял, руби только вражьи головы, а не тех, кто под руку попал.
– Считай, что позвал.
Иван крепко пожал руку, пошел к выходу из храма.
Голубой скандал
В тот же день, вечером, Иван договорился встретиться со своим боевым замполитом Виктором Приходько. Зная, что тот без машины (попал на какой-то сложный ремонт), Родин решил, дабы сэкономить время, подъехать к клубу, где тот работал, а не к остановке метро. Служил бывший замполит в охране заведения с дурацким названием – «Six kiss», то бишь, «Шесть поцелуев». Почему так назвали, Приходько не ответил, чуть ли не телефонный разговор, и встретиться предложил у ближайшего метро. А у Ивана сразу разгорелось любопытство, и по дороге он строил предположения, и как в «Поле чудес» пытался угадать, что это за тайна кроется в названии: может, это такой ритуал знакомства с девушкой, или же игра с завязанными глазами, где по губам с шести попыток узнаешь даму сердца. А, может, все дело в воздушных поцелуях, и в их чистоте и заключается особый шарм этого клуба.