всю кухню!»
Я отправился ко второму шкафу и нашел бумагу, которая мне была нужна. Потом красным жирным карандашом на куске попавшейся под руку желтой бумаги написал: «Позаимствовал документ №ЛА4312. Фейнман, шнифер». Я положил эту записку сверху бумаг и закрыл шкаф.
Затем я вернулся к первому открытому мной шкафу и написал еще одну записку: «Этот открыть было не труднее остальных. Умник» и закрыл и этот шкаф.
В последнем шкафу, что был в другой комнате, я написал: «Когда комбинации везде одинаковы, один шкаф открывается не труднее другого. Тот же тип». Я закрыл и этот шкаф и отправился к себе в кабинет писать свой отчет.
Вечером я сходил в кафетерий и поужинал. Там же был Фредди де Хоффман. Он сказал, что хочет пойти поработать, и ради смеху я отправился с ним.
Он принялся за работу и вскоре пошел в другую комнату за бумагами, на что я не рассчитывал. Случилось так, что сначала он открыл шкаф с моей третьей запиской. Выдвинув ящик, он сразу увидел этот посторонний предмет — ярко-желтый листок с надписью ярко-красным карандашом.
Я читал раньше, что при испуге лицо у человека желтеет, но никогда не видел этого сам. Так вот, это сущая правда. Его лицо стало серым, а потом желто-зеленым, — видеть это было действительно страшно. Он взял листок, и рука у него дрожала. «П-п-посмотри на это!» — сказал он с дрожью.
В записке было написано: «Когда все комбинации одинаковы, один шкаф открывается не труднее другого. Тот же тип».
— Что это значит? — спросил я.
— Все к-к-комбинации у моих шкафов од-д-д-инаковые! — выдавил из себя он.
— Не слишком удачная идея.
— Т-т-теперь я з-з-знаю, — сказал он подавленным голосом.
Другим результатом отлива крови от лица является, по-видимому, то, что мозги перестают работать нормально.
— Он расписался, он расписался! — твердил Фредди.
— Да? — я не ставил своего имени на этой записке.
— Да! Это тот самый тип, который пытался проникнуть в здание «Омега»!
В течение всей войны и даже после нее по Лос-Аламосу ходил слух, что кто-то пытается проникнуть в здание «Омега». Дело в том, что во время войны проводились эксперименты, целью которых было выяснить, сколько материала нужно для начала цепной реакции. В этих опытах один кусок материала падал мимо другого. В момент пролета должна была начаться реакция, и количество возникших в ней нейтронов нужно было измерить. Падающий кусок пролетал мимо неподвижного настолько быстро, что реакция не должна была успеть развиться, а взрыв произойти. Тем не менее реакция должна была начаться, и по ее ходу можно было сказать, что все в порядке, что скорость реакции такая, какой должна быть, и что расчеты подтверждаются. Очень опасный эксперимент!
Естественно, что этот опыт производился не в самом Лос-Аламосе, а на удалении нескольких миль от него, в изолированном каньоне, со всех сторон прикрытом горами. Здание «Омега» было огорожено забором со сторожевыми вышками. Как-то ночью, когда все было спокойно, из окрестных кустов выбежал кролик, ударился о забор и наделал шуму. Часовой начал стрелять. Пришел дежурный лейтенант. Что было сказать часовому, — что это был только кролик? Нет. «Кто-то пытался проникнуть в здание „Омега“, но я отпугнул его».
И вот де Хоффман стоял бледный и трясущийся и не видел ошибки в своих рассуждениях: тот, кто пытался проникнуть в здание «Омега», стоял рядом с ним!
Он спросил меня, что делать.
— Посмотри, не пропали ли документы.
— Все в порядке. Пропажи я не вижу.
Я попытался подвести его к шкафу, из которого я взял свой отчет:
— Если все комбинации одинаковы, может быть, он взял что-нибудь из другого шкафа?
— Да-да, — сказал он, и мы вернулись в его кабинет и в первом же шкафу нашли мою вторую записку: «Этот открыть было не труднее остальных. Умник.»
К этому времени Фредди было уже все равно, умник это или тот же тип. Ему было совершенно ясно, что это тот же тип, который пытался проникнуть в здание «Омега». Поэтому заставить его открыть шкаф с моей первой запиской было особенно трудно, и я уже не помню, как мне это удалось.
Когда он начал открывать его, я подался в коридор, потому что побаивался, что мне перережут глотку.
Само собой разумеется, что он бросился за мной по коридору, но вместо того, чтобы перерезать мне глотку, он едва не задушил меня в объятьях, — так он был рад, что кража атомных секретов оказалась лишь моим розыгрышем.
Несколько дней спустя де Хоффман сказал мне, что ему нужны какие-то бумаги из сейфа Керста. Дональд Керст уехал в Иллинойс, и связаться с ним было сложно. «Если ты смог открыть своим психологическим методом все мои сейфы (я рассказал ему, как я это сделал), может быть, сейф Керста ты откроешь так же».
К этому времени слух о моих подвигах разошелся по Лос-Аламосу, и несколько человек выразили желание присутствовать при фантастическом представлении, в процессе которого я голыми руками открою сейф Керста. У меня не было оснований настаивать, чтобы меня оставили одного. Я не знал последних двух чисел комбинации Керста, и в психологическом методе мне была нужна помощь людей, которые знали Керста.
Все мы отправились в кабинет Керста, и я просмотрел все ящики стола в поисках ключа. Ничего не было. Тогда я спросил:
— Какого рода комбинацию мог использовать Керст — математическую константу?
— Ну нет, — сказал де Хоффман, — Керст попробовал бы что-нибудь простенькое.
Я набрал 10—20—30, потом 20—40—60, 60—40—20, 30—20—10. Ничего. Тогда я спросил:
— А дату он мог использовать?
— Да, — сказали они, — он как раз такой тип, который возьмет дату.
Мы испробовали различные даты: 8—6—45 (когда была взорвана бомба), 86—19—45, эту дату, ту дату, дату начала проекта. Ничего не подходило.
К этому времени большинство зевак смоталось: у них не было пороху до конца наблюдать за моей работой, а между тем терпение — единственный инструмент при решении таких задач!
Тогда я решил перепробовать все даты с 1900 г. до настоящего времени. Количество этих дат кажется огромным, но на самом деле это не так. Первое число — месяц. Это числа от 1 до 12, которые перекрываются только тремя числами: 10, 5 и 0. Второе число — день, числа от 1 до 31, которые я могу перепробовать с помощью шести чисел. Третье число — год (в то время только сорок семь чисел, которые перекрывались девятью). В результате 8000 комбинаций сводились к 162, которые я мог перебрать за 15—20 минут.
К сожалению, я начал с последних месяцев года, потому что когда я нашел комбинацию, она оказалась 0—5—35.
Я повернулся к де Хоффману:
— Что случилось с Керстом примерно 5 января 1935 г.?
— Его дочь родилась в 1936 г., — ответил де Хоффман, — это, наверное, ее день рождения.
Теперь я без всяких наводящих указаний открыл два сейфа. Это было кое-что. Теперь я был профессионалом.
В то же послевоенное лето хозяйственники вывозили кое-что из списанного государственного имущества, которое предполагалось распродать, а выручку использовать в качестве премии. Одной из этих вещей был сейф Капитана. Все мы знали об этом сейфе. Капитан, прибыв сюда во время войны, решил, что шкафы недостаточно надежны для его секретов, и заказал специальный сейф.
Кабинет Капитана помещался на третьем этаже одного из тех собранных на скорую руку деревянных зданий, в которых у всех нас были кабинеты, а заказанный им сейф был железный и тяжелый. Такелажникам пришлось делать деревянные помосты и использовать специальные тали, чтобы поднять его по лестнице. Так как развлечений у нас было немного, все мы собрались поглазеть на великие усилия, с которыми сейф тащили в кабинет Капитана, и похихикать насчет секретов, которые он будет хранить в этом сейфе. Кто-то даже предлагал махнуться сейфами. Словом, об этом сейфе знали все.
Вывозивший сейф хозяйственник хотел получить за него премию, однако сначала его надо было опорожнить, а единственными людьми, знавшими его комбинацию, были Капитан, который в это время был на Бикини, и Альварес, который забыл ее. Парень обратился с просьбой ко мне.
Я пошел к секретарше капитана и спросил:
— Почему бы Вам не позвонить шефу и не узнать у него комбинацию?
— Я не хочу его беспокоить. — ответила она.
— Слушайте, Вы собираетесь беспокоить меня в течение, может быть, восьми часов. Я не возьмусь за это, если Вы не попытаетесь дозвониться до шефа.
— Хорошо, хорошо, — и она взялась за трубку, а я пошел в другую комнату посмотреть на сейф. Он стоял там огромный и железный, а его дверцы были открыты.
Я вернулся к секретарше:
— Он открыт.
— Восхитительно! — зачирикала она, бросая трубку.
— Нет, — сказал я, — он уже был открыт.
— Ах! Наверное, хозяйственникам в конце концов удалось открыть его!
Я отправился к хозяйственнику:
— Я сходил к сейфу, но он уже был открыт.
— Ну да, — сказал он, — извините, не успел предупредить Вас. Я послал штатного слесаря просверлить его, но прежде чем сверлить, он попробовал открыть, и ему удалось.
Так! Первая новость: в Лос-Аламосе теперь есть штатный слесарь. Новость вторая: этот человек знает, как сверлить сейфы, о чем я не имею ни малейшего представления. Третья новость: без дополнительной информации этот человек за несколько минут может открыть сейф. Это настоящий профессионал, у которого есть чему поучиться. С ним я должен познакомиться.
Я выяснил, что слесаря взяли после войны, когда бзик насчет секретности у них прошел, чтобы содержать в порядке замки. Оказалось, однако, что открыванием сейфов он загружен не полный день, и он чинил механические калькуляторы, которыми мы пользовались. Во время войны эти калькуляторы чинил я, так что общая тема для разговора у нас была.
Я никогда не прибегал к интригам или уловкам, когда нужно было поговорить с кем-нибудь, я просто шел и представлялся. Но встреча с этим человеком была для меня важна, и я знал, что мне придется заслужить его доверие, прежде чем он поделится со мной хоть одним секретом открывания сейфов.