А Джей Си? Этот придурок даже не должен был там оказаться. Я до сих пор до конца не понимаю, зачем она его застрелила. Он нас увидел, и, наверное, из-за этого Ки размотало. Она не могла допустить, чтобы какой-то сопляк пошел в полицию и сдал нас. Что мы причастны к убийствам в клубе. Может, она решила, что это карма. Может, запаниковала. А может, и нет, просто поняла, как все повернется. Поняла, как разыграть эту карту. Сказать честно, если бы Джей Си был тогда где-то в другом месте, то и я бы сюда не попал. Убийства в клубе просто замяли бы. Спукса бы спрятали, а мы с Ки… У нас была бы возможность снова стать собой.
Не знаю, почему она явилась ко мне сейчас, когда уже прошло столько времени. Может, совесть замучила.
Блядь. Сейчас, пока я стоял и все это рассказывал, я понял. Она пришла, потому что я уже дал показания. Понимаете? Она пришла только тогда, когда я уже побывал на свидетельской трибуне и все рассказал. Теперь ведь суд не остановишь? Слишком поздно. Она знала. Ее уже не впутать. Но я все равно не понимаю, зачем тогда она вообще приходила. Чтобы повиниться или типа того? Может, и так. Может, почувствовала вину. Ну и правильно. Она и виновна.
Все эти дни я стоял перед вами и вешал на себя убийства, которые совершила она, и ради чего? Ради чего? Потому что люблю ее? Вы так думаете? Я так думал. Но еще я знаю, что если бы тогда я знал то, что знаю сейчас, – что она предаст меня, чтобы вытащить брата и спастись самой, – я бы, наверное, не стал молчать. Рассказал бы все как есть. Она подставила меня, чтобы выйти сухой из воды. Вот и все.
Но она все-таки пришла. А это было непросто. Она, видимо, в программе защиты свидетелей. Ее, по сути, больше не должно существовать. Ей позволили встретиться со мной только потому, что она угрожала все на хрен раззвонить. Это была уже даже не Кира. Это был уже совсем другой человек.
Но все равно. Она пришла. Вы же понимаете. И вот как все получилось.
– Значит, ты можешь сделать так, чтобы все кончилось? Ты расскажешь правду, а они скажут, что я невиновен? – спросил я, когда двадцать минут почти прошли, и охранник уже стучал в дверь.
– Не могу.
– И что теперь? – Я снова посмотрел ей в глаза. Подернутые слезами, но все равно безумно красивые.
Секунду она смотрела на меня, а потом тихо спросила:
– Почему ты не уехал? Я думала, ты уедешь.
– Почему? Я ведь ждал тебя, Ки. А ты даже не позвонила.
– Я не могла. Мне не разрешали.
– А.
Она замолчала, и я увидел, что из глаз у нее по-настоящему текут слезы.
– Почему ты не уехал? Ты ведь мог.
– Не мог.
– Я оставила тебе деньги. И «Байкал». Думала, что…
– Что я уеду без тебя?
– Нет. Что ты спасешься.
– Все ведь не просто либо черное, либо белое, да? Кто-то должен остаться и платить по счетам.
И она ушла.
Перерыв: 10:45
40
ОБВИНЕНИЕ:
Господа присяжные, в Хартфорде, Херефордшире и Хэмпшире почти не бывает ураганов. Здесь, в Центральном уголовном суде, почти никогда не бывает, чтобы сторона обвинения выступала с заключительной речью дважды. Однако, в соответствии с распоряжением достопочтенного судьи, так будет прямо сейчас.
Это необычное дело.
Не потому, что оно касается умышленного и преднамеренного убийства подростка. И даже не потому, что оно касается убийства посредством огнестрельного оружия. Увы, но случаи, когда одни молодые люди стреляют в других из оружия смертельного действия, стали в Лондоне обычным делом. Нет, это дело необычное, поскольку подсудимый предпочел произнести заключительную речь лично. Он выступает перед вами вот уже несколько дней. Что само по себе необычно.
Но увы, в своей речи подсудимый ссылается на факты, которые в ходе дачи показаний не упоминались. Многое из того, что он рассказал, – абсолютно новые сведения. Вы их слышите впервые. Я их слышу впервые. Следовательно, все то, что он рассказал вам сейчас, осталось за рамками перекрестного допроса. Это ставит вас, господа присяжные, в крайне невыгодное положение. Ведь как можно оценить качество этих сведений, если они не были проверены в ходе перекрестного допроса? Другими словами, как можно судить об их надежности? Как вы можете быть уверены, что они правдивы?
Вот почему, заручившись согласием и поддержкой Его чести, я обращаюсь к вам во второй раз. Однако, чтобы не нарушать законное право подсудимого сказать последнее слово, ему также будет позволено обратиться к вам с ответом на речь обвинения.
Я не буду повторять все то, что сказал подсудимый. Это значило бы оскорбить ваш интеллект. Вы только что его выслушали. Я здесь не для того, чтобы просто опровергнуть его слова. Вы и сами видите все слабые места и сделаете собственные выводы. Нет. Я просто обращу ваше внимание на некоторые вещи. Как и раньше. Если вы с ними согласны, примите их к сведению. Если же нет – не берите их в расчет.
Важно прояснить кое-что с самого начала. Сторона обвинения утверждает, что все, что подсудимый рассказал в свою защиту, – ложь.
Он солгал, когда его допрашивали в полиции, и повторил эту ложь в суде, когда давал показания. Однако теперь мы имеем свежую порцию лжи. Отличной от той, что звучала в показаниях. Но сторона обвинения настаивает, что это все-таки ложь, которую подсудимый выдумывает в буквальном смысле по ходу дела.
Давайте, если угодно, остановимся и рассмотрим эту новую выдуманную версию событий более подробно. Сомнительным может показаться следующее.
Во-первых, нет никаких доказательств, что господина, которого подсудимый может назвать только прозвищем Фейс, действительно застрелили, как говорит подсудимый. Нет никаких – я подчеркиваю, – никаких доказательств, что этот человек в принципе существовал, поскольку подсудимый не может больше рассказать об этом, предположительно убитом, человеке, ничего. Нет доказательств, что в том клубе и в тех обстоятельствах, о которых рассказал подсудимый, были застрелены наркоторговцы или какие-либо другие люди. Никаких. Ни малейших. Это, дамы и господа, не просто ложь, это ничем не подкрепленный вымысел.
Если двух человек, или даже одного, застрелили в клубе, наверняка этому найдутся подтверждения, не так ли? Например, заявление в полицию? Или это происшествие ускользнуло от внимания полиции в результате коварного замысла МИ–5, в чем, без сомнения, хочет убедить вас подсудимый? А как же пресса? Нет ни одного новостного репортажа, заметки или статьи, где говорилось бы о событиях, о которых рассказал подсудимый. МИ–5 заставила замолчать и все средства массовой информации?
А таинственная, обворожительная Кира? Где она? И кто она, в самом-то деле? Она в принципе существует? Мы что, действительно должны поверить, что девушка подсудимого – убийца, которую завербовали спецслужбы? Смею предположить, что никогда еще в этом зале не слышали такой несусветной чуши. Это настоящее оскорбление в адрес суда. И в ваш адрес.
В завершение этой благословенно короткой речи я хотел бы сделать две последние ремарки. Сторона обвинения считает, что они исчерпывающие. Если, как утверждает подсудимый, он собирался хладнокровно застрелить двух человек из девятимиллиметрового пистолета, как далеко он, по-вашему, готов зайти, чтобы достичь своей цели? И в конечном итоге, даже если вы дадите подсудимому такой большой кредит доверия, какой он пытается получить, пойдет ли это ему на пользу? Или же тот факт, что он собирался убить двух человек, означает, что он виноват в том убийстве, в котором обвиняется сейчас?
И последний вопрос. Почему никто из тех, кто мог бы подтвердить его рассказ, этого не сделал? Курт, который мог бы в этом помочь, очень кстати исчез. Вот ведь не повезло подсудимому. Кира тоже исчезла и обзавелась новой вымышленной личностью. Но один человек не исчез. Она находилась в зале суда все это время. Блессинг, сестра подсудимого. Почему не давала показания она? В конце концов, теперь она, судя по всему, разговаривает. Но не с вами, дамы и господа. Не с вами.
Обеденный перерыв: 13:05
41
ПОДСУДИМЫЙ:
Ну, он, по сути, прав. Все, что он говорит, в общем, правда. Он говорит, что Ки не существует. Я не могу представить вам никаких доказательств того, что она существует. А МИ–5 не дураки, чтобы оставлять информацию о том, что она приходила в тюрьму. Если бы я знал, что он будет такое говорить, может, я бы собрал какие-нибудь доказательства. Мог бы принести вам фотки, но знаете что, если бы я их принес, он бы сказал: «Откуда мы знаем, что это не просто какая-то случайная девушка?» Даже если бы я принес ее свидетельство о рождении, он бы сказал: «Да это просто девушка, которую тоже так зовут. Откуда нам знать, что ты вообще ее знаешь?» И так до бесконечности. Да, кое в чем вам все-таки придется поверить мне на слово. Я вот тоже много чему верю на слово.
Например, тому, что Земля круглая. Я не вижу этого своими глазами, но верю фотографиям. Я верю, что где-то в Америке действительно существует Обама. Лично я его не видел. И даже не видел никого, кто видел. Я его видел только по телику. Говорят, он был президентом. Но наверняка я этого не знаю. Я не знаю наверняка, что этот человек – адвокат. Он так говорит, и я верю ему на слово. Так что я тоже в этой лодке, и я прошу вас сесть в нее вместе со мной. Поверить на слово. Иногда можно просто поверить на слово.
Ки читала много исторических и всяких таких книг. Генрих какой-то, его двенадцать жен и так далее. И в таких книгах всегда пишут, что, мол, у такого-то короля был такой-то советник, столько-то слуг, а здесь они делали это, а вон там – вот то, а на завтрак тот чувак ел то-то, бла-бла-бла. И я всегда спрашивал ее: откуда, блин, они все это знают? И она обычно отвечала: вычисляют благодаря разным другим штукам. Например, находят картину, на которой изображен какой-то чувак. Потом во всяких бумажках находят описание советника, и кто-то говорит, типа, погодите, это же тот чувак на картине. Потом кто-то еще такой: смотрите, у него в руке пара дохлых уток, он, наверное, любил поохотиться. Потом кто-нибудь еще говорит: раз он убил двух, он, видимо, хорошо стреляет. А потом еще кто-нибудь скажет, мол, смотрите, куда он смотрит, он смотрит на маленького мальчика, значит, он педофил, и так далее. Это, как по мне, полная херня. Это, как по мне, хороший пример, как что-то может что-то означать, но ведь это же не доказательство?