Полиция допросила большинство людей, которые были рядом с этой прекрасной парой на пляже. Все подтвердили, что мужчина встал, поцеловал женщину и ушел в океан. Через пару часов вызвали спасателей, но никто ничего не нашел. Вообще ничего и никого. Мужчина исчез. За кофе с маленькой горькой шоколадкой она подумала, что по закону она официально будет объявлена вдовой всего лишь через год после исчезновения мужа. Хотя один из пловцов из их же отеля рассказывал, что видел несчастного, когда его разрывали акулы. Если найдут еще одного свидетеля, а он вроде был, то будет констатирована смерть от несчастного случая, и женщина станет вдовой немедленно.
Спасатели, правда, были очень удивлены нападению акул на человека в это время года и здесь, в этих водах. Это случается, конечно, но редко. Что-то должно было привлечь сюда акул. Например, кровь. Эти страшные хищники чувствуют коктейль «Блади Мери» за много-много километров, но он был очень опытным пловцом и знал это. Даже с небольшой ранкой он бы не пошел в воду. Она встала и, перед тем как рассчитаться, направилась в дамскую комнату. На белом платье могла произойти неприятность. Наивные спасатели. Они и не ведали, что акулы рванули к изменнику по вполне понятным причинам. В заднем кармане любимых плавок уже почти бывшего мужа, которые, между прочим, она сама ему и подарила, лежали, ожидая своей участи, два «свежих» использованных тампакса.
«Какая нехорошая выдумка», – подумал я уже в тот момент. Если это выдумка. И какая гнусная история. Но что меня больше всего удивило, так это то, что найденная мною книга была основательно зачитана кем-то. Короче говоря, версия номер два мне совсем не понравилась.
Версия номер три. Вообще не мое. Ничего не знаю, ничего не видел, ничего не помню. Полный отказ от всех показаний. Пятьдесят первая статья Конституции: имею право не свидетельствовать против себя. Точка. Это все так, однако Следственный комитет – это просто детский сад по сравнению с любимой. И если я чего-то не помню, то мне на свист вспомнят все и даже больше. «Не мое – и все», – надо упереться рогом и стоять на своем. «Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю»… и сразу перейти в обиду. Замолчать, сделать поносное выражение лица и уйти, закрывшись в кокон. «Ничего не знаю, отстань». А что? Мысль недурна. Однако в эту ахинею не поверит никто. Даже обожаемая собака.
Версия номер четыре. Купил для товарища. «Для какого?» «Какая разница, для какого! Для хорошего!» «А что, товарищ носит жемчуг? На работу в нем ходит?» «Ну это не совсем для товарища, это для его жены». «Ты что, жене такое не дарят!» «Хотя ты права, это не для жены, а для подруги. Почему это я помогаю всяким дегенератам? Он совсем не дегенерат. Да какая разница, как его зовут! А что, он не мог влюбиться на старости лет? Почему таких травить надо? И почему надо обзывать его девушку таким вульгарным образом и обидным словом? Что откуда я знаю? Я ничего не знаю. Я предполагаю. Серьезно. Отстань. Не познакомлю с товарищем. И он вообще не товарищ. Клиент. Забыл. Я что, не могу забыть, как его зовут? Это давно было. Почему это я такой же козел? Да не мой это жемчуг вообще!»
Нет, эта версия мне не нравится. Пойдем дальше.
Версия номер пять. Версии номер пять не было. Версии кончились, а проанализированные не принесли ничего дельного хозяину. Более того, я не понимал, почему в голову с утра, особенно после тренировки, абсолютно ничего не лезло. За исключением крепкого чая и омлета с сыром.
Надо ей позвонить и уже все услышать. Чего так сидеть? Может быть, что-то в голову придет по ходу выяснения отношений. Я же король перекрестного допроса. Но это в суде. А тут не суд, тут пыточная. До суда еще далеко. Да и кто возьмется против меня выступать на бракоразводном процессе? Хотел бы я посмотреть на этого барана. Так, возьмем себя в руки. Я, понятное дело, оставлю все. Возьму только дачу. И коллекции. Ну Rolls-Royce, само собой. Немного денег. Акции. Нет, что-то я мало взял денег. Надо взять еще. Я же готов помогать всю жизнь! Я же не изверг! Боже! За что мне это все?! Я совершенно не хочу никуда уходить. Мне хорошо дома, с любимой. Откуда вообще взялось это ожерелье? Нет, рвать – так сразу! Мужчина я, в конце концов, или что?!
Выяснилось, что я «или что», потому что еще полчаса не мог найти силы позвонить любимой. Наконец я решился…
– Да! – рявкнул в трубку бывший еще вчера нежный голос любимой. – Набери меня через час.
Отдаленно до меня долетали звуки какого-то шелестения. «Опись имущества составляют», – подумал я. Трубка резко и как-то враждебно замолчала.
Все. Конец связи. Отбой. Как в «Бутырке» в девять вечера.
Какая-то скотина, которая мнит себя специалистом по разводам, сейчас мысленно потирает руки. И всем будет говорить: «Я был противником самого Добровинского в его собственном разводе». Негодяй. А она? Тоже хороша! Еще ничего не выяснилось, а уже у адвоката? К тому же расплатилась за консультацию моими деньгами?! Что-то я мало себе оставил приданого…
Прошел час. Надо собраться еще раз и включить адвокатские мозги. Ведь все-таки правда на моей стороне, и я ни в чем не виноват. Главное, в это верить самому. И сразу в атаку.
– Скажи мне, пожалуйста, с какой целью ты положила на мою тумбочку мешочек с жемчугом? Мне очень интересно…
– Ой, прости, совсем забыла тебе сказать. Я как-то давно в одной из поездок купила это ожерелье. Кажется, в Гонконге. Вчера у твоей ассистентки Юли был день рождения. Подари ей от моего имени, пожалуйста. Ты ведь на работу сейчас едешь? Возьми с собой.
– А почему у тебя такой голос был, когда я час назад звонил?
– Какой голос? Ааааа… Так в это время я у косметолога в маске лежала! Говорить неудобно было. А что?
Я ехал на работу и думал только об одном: «Но почему нельзя было утром оставить записку: «Купила в Гонконге тогда-то. Подари от меня Юле»? Почему мне надо портить нервы и выклевывать печень? За что я должен страдать?»
Ответа на эти вопросы у меня не было.
Дорогой подарок
Любая женщина, в каком бы возрасте она ни была, всегда знает, когда на нее смотрят. Тем более если смотрят с интересом.
Именно на эту даму смотрели так всю жизнь. Ее жизнь. По крайней мере, лично я был в этом уверен.
Она сидела, закинув ногу на ногу, в белом брючном костюме и с любопытством разглядывала двух мужиков, которые, несмотря на ушедшую в небытие юношеских лет скромность, застенчиво на нее пялились. Ей было немало лет, сколько – точно определить мы не смогли, но шарм и обаяние, витающие вокруг нее, затмевали все вопросы о возрасте.
Сначала мы решили, что она итальянка. Потом мнения разделились, и к Флоренции присоединялись возможная Барселона с Парижем. К десерту мы оба остановились на Израиле.
Принесли кофе, и дама в белом закурила тонкую сигару. Наблюдателям совсем поплохело, но пока мы, как какие-нибудь школьники, решались на то, кто первый с ней заговорит, дама попросила счет и ушла к себе в комнату.
Приятный ветерок Сардинии вывел нас из ресторана на террасу допить кофе и поболтать под звездами.
Зиновий Златопольский – в миру Зяма Голд, мой клиент и приятель, человек сложной судьбы, регулярно каким-то известным ему одному образом избегал попадания в список товарища Форбса и тюрьму, хотя, на мой взгляд, должен был занять и там, и там какое-нибудь почетное место. Конец восьмидесятых и девяностые были просто его эпохой. Во-первых, он вышел из казенного дома в восемьдесят шестом и, таким образом, легко находил с регрессивным, но постоянно встречающимся в бизнесе человечеством общий язык на языке, который нормальный человек понимает с трудом. Во-вторых, быстро сообразив, что перестройка, согласно лагерным принципам, прежде всего опустит слабого, то есть рубль, решил срочно от него избавиться. Практически все, что у него на тот момент было, а было из прошлой жизни по точным подсчетам современников «офигеть сколько», вложилось в американский доллар с помощью начинающего белеть черного валютного рынка.
В свою очередь, доллары были вложены куда надо. Там – в спирт, которого почему-то не хватало нашему народу… и в очаровательные ножки покойных американских кур. А здесь – в нефть, газ и прочую муру. В настоящий момент Зяма плотно сидел «на химии».
Короче говоря, нормальный парень. Вокруг нас торжествовал красивый июль и не менее красивая неделя без подруг и любимых.
Утром на пляже после омлета с помидорами и торжественного пятиминутного захода в бассейн я направился к шезлонгу дамы, которую мы видели вчера. Просто стало интересно, кто из нас прав: я сегодня или я вчера.
Дама загорала на матрасике, вся в масле, как рижская шпротина на тарелке. Ее наглые глаза на этот раз были плотно закрыты. При ближайшем рассмотрении было видно, что холеное и одновременно тренированное тело все-таки уже некоторое время ведет жесткую и жестокую борьбу с возрастом. И все равно в этом теле с закрытыми глазами было что-то интригующе магнитное.
– Бонжорно! – начал я диалог.
Тривиально, но что делать? Как-то надо было начинать…
– Скузи, кара сеньора! Соно Александр – руссо ди Моско. Пермессо? – и без всякого пермессо сел на соседний шезлонг.
К моему огромному удивлению глаза так и не открылись, хотя сама голова внятно заговорила:
– Александр, зачем вы с этим толстеньким придурком пялились на меня вчера весь вечер? Вы знаете, сколько мне лет? Я помню восстания Пугачева и декабристов. Кстати, вас-то я сразу узнала, а вот рыжего гиппопотамусика не знаю. Кто этот Мурзик-тяжеловес?
Мы разговорились. Москвичка Елена Васильевна давно ничего не делает, сдает в Москве три здоровые квартиры в самом центре, дачу на Рублевке и на эти деньги неплохо живет. По экипированным бриллиантами пальцам стало понятно, что жизнь когда-то удалась и сейчас тоже проходит на хорошо и отлично. Принесли четвертый Bellini и мне второй Perrier со льдом и лимоном. Молодой и, надо полагать, очень сексуально выглядящей студенткой Леля вышла замуж за вдовца, ни много ни мало члена всесильного ЦК КПСС, в середине восьмидесятых. В начале девяностых он скончался, и уже Елена связала свою жизнь с одним из новоиспеченных министров такой же новоиспеченной страны. Но и он в конце концов умер. Если бы не ее трогательное замечание: «И слава Богу!», я бы сделал скорбное лицо, а так – пришлось улыбнуться. Это уже потом Елена Васильевна одарила счастьем в ЗАГСе самого прокурора. «Того самого? Да что вы говорите? Не может быть! Так он же тоже…» «Да, тоже. Что за испуг в глазах? Я же не собираюсь за вас замуж, и, таким образом, вы не следующий. Вам смерить пульс, Саша?»