По-моему, я заболел. Измерил температуру. Ужаснулся. Почти тридцать семь. Точнее, тридцать шесть и восемь. Чем и как мерил – лучше не спрашивать. Кашлять не хочется. А вдруг болезнь проходит в скрытой форме? Очень скрытой? Надо вызвать скорую помощь из частной клиники. Из той самой. Приехали. Говорят, у них по пятьдесят вызовов в день. Посмотрели. Выписали счет. Выздоровел. Записал цифру счета в дневник.
Клиника… Ведь мы когда-нибудь встретимся в суде с этой клиникой. Умножил стоимость вызова на пять недель на семь дней.
Хорошая цифра получилась. Сел писать исковое. Пока дневник прерываю. Спокойной ночи! И будьте здоровы. Как тетя Роза!
Тутси – отдельноКотлеты – отдельно
– Да что там в самом деле у вас происходит? Никак не успокоится это жулье?
Василий Константинович С. (в миру «Васек-долбойог») еще пару лет назад занимал серьезный государственный пост. Чиновник считал, что ему вверен большой проект и к нему надо относиться как к бизнесу. Все правильно, к проекту так и надо относиться, но вот тырить и получать откаты, считая, что это дивиденды, в планы многострадального государства не очень входило. До поры до времени, пока заработок Василия по шкале «Объем воровства» болтался между отметками «Огромный» и «Сверхнаглость», все более или менее сходило ему с рук и ног. Но когда черта «Всеобъемлющее воровство» была пройдена, правоохранительные органы начали возбуждаться. По себе знаю, когда органы возбуждаются, их уже остановить трудно. Может начаться пенетрация во все жизненно важные приспособленные или не очень приспособленные для этого места. Короче, могут трахнуть.
В скором времени следственные тучи начали интенсивно сгущаться над головой чиновника. Сообразив, что в случае ареста детский стишок «А потом было насилие над попой дяди Василия» приобретет красочно-зловеще-тюремный характер, забрав, как неотделимые части бытия, жену с бриллиантами, уже бывший госпахарь рванул к себе на нехилую виллу в Антибы. Вот оттуда и последовал этот звонок.
– Что случилось, Василий Константинович? Жулье – это кто?
– Прокуратура. Денег предлагал – не взяли. То ли мало предлагал, то ли боятся. Жулье, короче. А сейчас в Интерпол подали обращение. Заочный арест. Все дела. Честного человека хотят засудить, мерзавцы. Фу, противно. Так вот я думаю, что эти твари меня выдадут. Вы же их знаете. Вот, хотел, чтобы вы прилетели сюда. Хочу посоветоваться. Мы тут сидим с корзиной и ничего не понимаем.
Прожив во Франции двадцать лет, «тварей» я действительно знал хорошо. «Твари» могут выдать и «тварьской» бровью не поведут. Что же касается «корзины», то под этим термином подразумевалось совсем не легкое лукошко для сбора грибов, а официальная подруга жизни, приобретенная Васей в доисторический период службы в советской армии в чине прапорщика. Просто супругу мелкого военачальника в гарнизоне сослуживцы ласково называли «Это наша Зина – жопа как корзина». Русскому народу лиричности не занимать. Гордости полка Зине действительно было что показать Лазурному Берегу.
Через три дня я подъезжал к воротам одной из самых дорогих вилл в Антибе. По отечественному обычаю меня сразу без местных «хрю-хрю-муню» усадили за стол, поставили передо мной огромную тарелку борща с пампушками и налили внушительный стакан водки. Было около двух часов дня, на улице плавился асфальт из-за тридцатипятиградусной жары, то есть было самое время обедать и пить водку.
– Ну если вы не пьете, Александр, ваше здоровье! – сказал Вася, видя, как я наотрез отказался от борща с алкоголем под предлогом грядущей послеобеденной работы. – Точно не будете? Может, коньячку? Ну ладно. Как хотите.
Предположения нашей коллегии оказались верны. В задачу, поставленную передо мной Василием и Зинаидой, входил срочный поиск и промывание мозга местному коллеге с целью удержания хозяев дома от выдачи в Россию, а также обсуждение стратегии защиты в случае наступления неприятного «плана Б». «План Б» предполагал собой абсолютную тишину. Правда, «Матросскую».
Борщ пришлось немного осилить, и он неожиданно оказался на редкость вкусным. Даже в такую жару. Зина с гордостью сообщила мне, что ее увлечением с незапамятных времен является стряпня.
– А вчера мы сделали сильнейший ход! Зинка, я и садовник (а он у нас поляк и немного петрит по-русски и по-здешнему) пошли в какую-то вшивую богадельню. Гениальная идея была и, конечно, моя. В богадельне что-то типа невольничьего рынка. Они там пытаются пристроить куда-нибудь эту хренову тучу сраных беженцев. Вот мы и решили кого-нибудь приспособить по хозяйству, чтобы французам тяжелее нас было обратно выкидывать. Твари конченые. Нормальные люди разве могут сыр с плесенью есть? А эти жрут. Аж за ушами трещит. И сырое мясо жрут, кретины. Причем лошадиное. И морских гадов живых…
– Вы кого-то взяли?
– Да, двухметрового черного бугая. Мы искали повара. Вот его нам и привели. Ну заодно и чинить чего-нибудь в доме будет. У нас что-то сантехника и канализация стали барахлить. По виду безобидный такой придурок. Зовут его только как-то странно – Бурундук. Вы когда-нибудь такое слышали? И разговаривать с ним нереально. Ни бельмеса по-русски не штырит, африканец хренов.
– Я его к вашему приезду вчера тренировала. Учила котлетки русские делать. Вроде получилось неплохо. Сегодня попробуем свеженькие.
Мне стало интересно, и я вышел из дома в сад. Зина осталась прибирать со стола, а бывший чиновник отправился со мной посмотреть на нового работника.
Это была довольно живописная картина. Под французской пальмой спал большой очень черный и упитанный организм в уставших от жизни пожилых плавках. Его голова была основательно выбрита, кроме самой макушки, что в известной степени напоминало отдаленно еврейскую ермолку.
– Он случайно не ваш? – предположил умный Вася.
Услышав человеческую беседу, гигант, приветливо улыбаясь, поднялся на ноги.
– Hello, my friend, – начал я разговор с поваром, улыбаясь в ответ.
– Бубу – хуту!
– Это просто полный трындец, если не сказать хуже! – застонал хозяин пальмы. – Как мы будем общаться с этим примудком? Как вообще кто-то может понять, что за ахинею он несет? Вчера целый день пытались объясниться – ничего. Только жесты. И то не очень понятные. Тупиковая ситуация от слова совсем. Может, он хочет нас съесть? Спросите его еще что-нибудь. Пожалуйста. Вдруг сознается на другом языке? Он хочет нас съесть или нет? Он же не зря сказал, что повар. Вы видели его зубы? Цвет раковины в ванной. Это он на белых отточил?
– Вигейц («Как дела»)? – решил я попробовать на всякий случай на идише.
– Бурундук, – прилетела обратка. Ответ был принят. Легче ни мне, ни Васе от этого не стало.
Вообще-то картина начинала напоминать колониальную ситуацию конца девятнадцатого века в отечественном представлении. Парню лишь не хватало в руке копья, мне – на голове пробкового шлема, а между нами – сумки с бусами в обмен на алмазы, бивни и ручного тигра. Между тем афроафриканец, понимая, что имеет дело с безмозглыми носорогами из местных джунглей, решил повторить все сначала, добавив еще пару-тройку новых компонентов:
– Бубу-Бурундук-Хуту-Нкурунзиза-Па-Бон-Бужумбура-Тутси-Па-Бон-Комарад-Гуд.
«Объяснил – и сразу стало все понятно», – подумал я.
Действительно, поразмыслив над услышанным, история беженца вырисовывалась следующим образом. Василий Константинович внимательно меня слушал, а симпатяга повар кивал в такт моему рассказу, распознавая знакомые слова.
– Его зовут Бубу, и он из бывшей бельгийской колонии – Руанды. Сейчас – Бурунди. Бурундуки (местные жители) с удовольствием вернулись бы обратно в колонию, но поезд ушел. Демократия. Там два племени: хуту и тутси. Какое-то время назад к власти путем очередного переворота пришло вот это слово: «Нкурунзиза». К тому же нового президента зовут Пьер. Как Безухова. Пьер Нкурунзиза. Собственно, почему я все это и запомнил. По-моему, он – тутс. Много – это тутси. Один наверняка – тутс. Так вот, последнее время тутси истребляют хуту. Бубу – хут. Или хуту. Там гражданская война и тихий ужас. Нынешний президент на выборах при явке в семьдесят шесть процентов набрал девяносто два. И так три срока подряд. Вот оттуда и бегут все. Наш пацан должен наверняка петрить по-французски еще и с руандуёвым акцентом.
– Бубу, tu parles français? – спросил я первого знакомого хуту в моей жизни.
Французский этого парня был весьма своеобразным, но через полчаса я зачем-то знал, из какой он деревни, что он второй брат из восьми детей, что он не женат, и что у него есть домашнее задание – перевезти в Канны или Антиб весь негритянский кишлак. Желательно с коровами. Козы прибудут по надобности. Стать обладателем столь детальной информации относительно жития мистера Бубу, вступая в беседу, я даже не предполагал. Обогащенный знаниями, я отправился наконец отдыхать в отведенную мне комнату…
Сиеста – гениальное изобретение человечества.
…А вечером меня спас этикет.
Мы ужинали на очаровательной террасе на крыше дома, купленного на честно украденные из бюджета деньги, с прекрасным видом на море. Вася вскрыл для меня бутылку «местного пойла» (Cheval Blanc 1978 года), налил себе «нормального вискаря», Зине-корзине – коньячку, и мы приступили к трапезе. Супруга Василия подавала на стол и одновременно в очередной раз обучала Бубу жарить приготовленные им африканские полуфабрикаты русских котлет на очень красивом гриле, который чем-то напоминал пианино. Деревенский парень относился к адской машине с нескрываемой опаской. На закуску к коньяку предлагались селедка с картошечкой, салат оливье с мясом покойного краба и маринованные белые грибы.
– Чего не едите, Александр? – задала вопрос хозяйка дома. – Все свежее.
– Видите ли, Зинаида Владимировна, по этикету гостям не положено начинать есть предложенные блюда до того момента, пока их не попробует хозяйка.
– Херня какая-то, Александр. Это еще почему?