— Саюри-тян сегодня выходная.
— А, ну ясно…
Точно, это ведь она меня тогда направила в библиотеку, после чего я и стал регулярным посетителем.
— Вы назвали ее Саюри-тян, и я был уверен, что это какая-то совсем молодая девушка, — пробормотал я.
Мурои во весь голос рассмеялась.
— Мне шестьдесят два года, для меня она и есть молодая девушка. Ей ведь еще только сорок семь.
В сорок семь — еще молодая девушка. Мне кажется, я уже прожил долгую жизнь в свои тридцать. Возможно, возраст все же понятие относительное, смотря с чем сравниваешь.
Выходит, что Комати сорок семь лет. Мне почему-то казалось, что она человек без возраста. Но ведь и правда, она обычный человек, у нее должен быть возраст.
— Вам нравится Монга?
Когда я задал вопрос, Мурои неожиданно закричала:
— Монга!
Видимо, это пародия. Я чуть отпрянул назад, а Мурои рассмеялась.
— Люблю, чего же не любить-то! Идеальное живое существо, Монга!
Это правда. Несмотря на спокойный внешний вид, Монга может переносить и страшную жару, и адский холод, может есть что угодно, превращая это в энергию. Даже телепортироваться умеет.
Мурои сказала:
— Но если с ним не общаются, сразу же начинает кипятиться; если грустно, сразу же плачет. Хотя у него такой организм, который может выжить в любой ситуации, и он обладает суперсилой. Что вообще такое сила?
Я подумал, что в ее словах есть глубокий смысл, и просто молчал.
— Три года назад. Тогда Саюри-тян только пришла сюда работать. Когда я ей рассказала, что мне нравится этот персонаж, она мне порекомендовала прочитать одну кулинарную книгу и вместе с ней выдала вот эту поделку. Я была в таком восторге и сказала, что это прекрасный бонус. Кажется, Саюри-тян понравилось это выражение.
Вот, значит, как. Это Мурои придумала назвать поделки бонусом.
— Вы с ней дружны, да?
Мурои кивнула, присела на корточки и ополоснула тряпку в ведре.
— Но в конце марта я собираюсь увольняться.
Не поднимаясь, Мурои подняла на меня глаза и с гордостью и улыбкой сказала:
— Моя дочка рожает в апреле. У меня появится внук, я стану бабушкой. Хочу некоторое время позаниматься им. Поэтому и увольняюсь отсюда. Как раз в апреле будут набирать новый персонал. Смена состава, так сказать.
По ее словам, устраивают на контракт сроком на один год, и если обе стороны согласны и дальше сотрудничать, то контракт продлевается.
Мурои в конце добавила:
— Ну, мне еще остался месяц с небольшим, так что увидимся.
А потом ушла вместе с ведром.
Когда я вошел в библиотеку, Нодзоми мне улыбнулась.
Как и сказала Мурои, Комати сегодня не было. На краю стойки справочной лежала моя книга «Визуальные свидетельства эволюции». Наверное, специально оставила на видном месте, чтобы, если я приду, сразу же нашел.
Сегодня посетителей тоже было мало, в библиотеке стояла тишина. Усевшись в читальном зале, я медленно открыл книгу.
Древняя история, птицы, холоднокровные животные. Я читал страницу о растениях. Меня покорил внешний вид венериной мухоловки. Вдруг я почувствовал на себе взгляд. Подняв голову, обнаружил, что Нодзоми смотрит на меня из-за стойки.
Я широко открыл глаза, она улыбнулась. Затем я вздрогнул и смущенно сказал:
— Так не годится, наверное. Мне уже столько лет, я не работаю, а сижу в библиотеке и рассматриваю мухоловок.
С улыбкой Нодзоми покачала головой.
— Нет. Я просто вспомнила дни, когда училась в младшей школе. Я в основном проводила время в медкабинете. Возможно, это другое. Но я вас понимаю.
Проводила время в медкабинете. Нодзоми!
Это меня немного удивило, а она продолжила свой рассказ:
— Раньше Комати-сан работала медсестрой в медкабинете моей начальной школы. Некоторое время я просто не могла войти в класс, поэтому приходила в школу и проводила время в медкабинете.
К слову сказать, Нодзоми называла Комати «сенсей». Сначала я думал, что это просто уважительное отношение к старшей коллеге, которая учит ее азам профессии, но дело в другом.
— А почему вы не могли войти в класс?
В ответ на мой вопрос Нодзоми рассмеялась.
— Просто не могла делать то же самое, что остальные.
Выходит, она такая же, как и я.
Но я засомневался, стоит ли говорить такое вслух так легко, поэтому просто кивнул.
— Меня пугали громкие голоса. А ведь дети в младших классах могут вдруг крикнуть или рассмеяться. Даже когда учительница сердилась на других, мне становилось так тяжело, будто это я виновата, все время чего-то боялась. А дети ведь очень быстро чувствуют эмоции других. Вот и меня они сразу же раскусили, называли странной или говорили, что со мной нельзя дружить. Не то чтобы меня прямо обижали или издевались, просто игнорировали, и стало казаться, что мне там не место.
Она говорила так легко.
Возможно, еще и от этого мне передались ее чувства. Что ей и правда было тяжело.
— Когда я перестала ходить в школу, моя мама и классная руководительница договорились, что я могу не посещать занятия, но будут учиться в медкабинете. В первый же день сенсей… то есть Комати-сан сказала, что ей понравилось сочинение о прочитанной книге, которое я написала на летних каникулах. Очень интересно получилось! Она видела в коридоре сочинения нескольких ребят, приклеенные на стене. Комати-сан не обманывала меня. Она объяснила, что именно в моем сочинении получилось хорошо. Я была так рада, поэтому с этого дня после каждой прочитанной книги писала сочинение и показывала его Комати-сан.
Оглянувшись на стеллажи, заставленные книгами, Нодзоми спокойно продолжила:
— Постепенно я вернулась в класс. А уже когда училась в старшей школе, Комати-сан перешла работать сюда. Я рассказала, что после окончания школы хотела бы стать библиотекарем, и она порекомендовала мне это место — библиотекаря-стажера.
— Стажера?
— Да. Сначала нужно пройти базовое обучение, потом два года отработать стажером. А после этого уже получить основное образование библиотекаря.
— То есть чтобы выучиться на библиотекаря, нужно предварительно еще два года отработать?
— Да. Если у тебя среднее школьное образование. После трех месяцев обучения и в общей сложности трех лет стажировки можно уже работать библиотекарем. Есть еще вариант — пойти в университет и там получить квалификацию, но для моих родителей финансово это было бы сложно. Да и я хотела побыстрее начать работать.
Кто бы мог подумать, что ей еще столько учиться. Стать библиотекарем не так просто.
Я откровенно сказал ей:
— Здорово, что вы так рано решили, чем хотите заниматься в жизни, и идете по этой дороге.
— Да и вы тоже, Хироя-сан. Окончив школу, вы ведь пошли учиться дизайну.
— Но мои работы совсем никому не нравились. Говорили, что они неприятные и чересчур мрачные.
Нодзоми наклонила голову. Этот жест немного напоминал Комати.
— Ну… ну…
Она вращала глазами и, очевидно, о чем-то думала.
А затем неожиданно, повернувшись ко мне, крикнула:
— Кисло-сладкая свинина?
— Что?
— Что вы думаете об ананасах в кисло-сладкой свинине?
Чего это вдруг?
Пока я пытался понять, к чему она клонит, Нодзоми, раскрасневшись, с жаром принялась объяснять:
— Ведь очень многим блюдо не нравится. Говорят, что такое сочетание совершенно неприемлемо. Но почему же тогда оно не исчезает?
— О чем это вы?
— Я думаю, потому, что есть меньшинство — люди, которым нравятся ананасы в кисло-сладкой свинине. Не просто нравятся, они по-настоящему любят это блюдо. Тут вопрос, насколько ты такое любишь. Пусть даже это и неприемлемо для большинства, пока есть те, кому они нравятся, ананасы в свинине не исчезнут.
— …
— Я очень люблю ананасы в свинине. И ваши картины, Хироя-сан, тоже люблю.
На сердце стало тепло. Я был рад. Нодзоми так отчаянно пыталась меня подбодрить. Хорошие все же слова: «любить», «спасать людей». Мне стало казаться, что меня и мое видение мира в моих картинах приняли. Пусть это даже и простая вежливость.
Когда я вернулся домой, мама с кем-то беседовала по телефону.
Ее голос звенел, да, и судя по виду, она чему-то радовалась. Я сразу же понял, с кем она разговаривает.
Повесив трубку, она сказала:
— Твой старший брат звонил. Он возвращается в Японию в апреле.
Ее слова эхом отозвались в голове. У меня было такое чувство, что я ни с того ни с сего получил удар под дых.
— Он возвращается в головной офис в Токио. Говорит, открывают новый отдел и его туда назначают начальником.
Ну вот.
Ну вот, вот. Этот момент наступил.
Чтобы она не заподозрила, что я запаниковал, я просто хмыкнул что-то подходящее ситуации и отправился в ванну.
Повернул кран. Полилась вода.
Я энергично вымыл руки. Вымыл лицо. Как следует.
В голове всплыла фраза из «Визуальных свидетельств эволюции».
Благоприятные мутации сохраняются, а неблагоприятные устраняются.
Мой старший брат…
С детства у него все получалось.
Когда я учился в младшей школе, наши родители развелись, мы остались жить втроем с братом и мамой.
Брат тогда уже учился в средних классах и после развода родителей стал заниматься с каким-то бешеным усердием. Мне казалось, что он очень зол. И на отца, и на изменившиеся обстоятельства нашей жизни. Стоило мне только заговорить с ним, как он огрызался, словно я ему мешаю.
Хотя мы и были братьями, по сравнению с таким человеком, как я, опасливым и вечно обуреваемым беспокойством, он казался личностью иного рода. У меня было чувство, что в нашем маленьком доме я не должен ему мешать. Поэтому после школы я сбегал в манга-кафе «Китами».
Но когда я окончил младшую школу, то и в «Китами» больше не смог ходить. Потому что из провинции мы переехали в Токио — матери одной нужно было ставить нас на ноги, а в Токио была работа.
В университете брат получил специальную стипендию и был освобожден от оплаты. Окончив обучение, он устроился в торговую компанию. Благодаря ему мама смогла уволиться с работы на полную ставку и устроиться на полдня в булочную, которая пришлась ей по вкусу. А четыре года назад брат уехал в командировку в Германию, и тогда я, честно признаться, вздохнул с облегчением. Рядом с ним я всегда выглядел ни на что не способным неудачником.