Мир замерцал и колыхнулся, будто состоял из тумана. Соне показалось, что вместо моря вокруг острова вновь проявился зал прибытия, и в призрачной стене прорезались две двери. Справа — светлая, слева — темная. Темная приоткрылась…
Матвей исчез. И сразу же мир вернулся в прежнее состояние. Блестела от звездного света рябь на воде, вдали грозила неизвестностью громада новой земли… которую Матвей уже не увидит.
Камни под ногами захлестнуло водой — они погружались в море. Соня быстро допрыгала до берега, и тропинка вместе с дверью комнаты, где жил Матвей, растворились в воздухе.
— Где Матвей? — выкрикнула Соня в безучастное небо.
— Он сделал свой выбор и отправлен по новому месту жительства.
«По новому» — с ужасом повторила про себя Соня.
В горле стоял крик: «Почему?!» Впрочем, ответ был очевиден. С детства Соню учили: «Хуже всего — не ненависть к ближнему, а равнодушие; это и есть истинная вершина бесчеловечности». А главный закон жизни гласит: «Возлюби ближнего как самого себя». Ближние — это все, а не только кто-то конкретный. Матвей неправильно понял любовь.
Ошеломленная, Соня побрела к себе. Мысли путались, в глазах по-прежнему стоял неверящий в происходящее Матвей, перед которым открылась не та дверь. Краем глаза Соня заметила Савелия: выйдя от Ингвара, он увидел, что произошло, и поспешил обратно. Видимо, на доклад «высокочтимому».
Сабрина все поняла по виду Сони:
— Кого-то из ваших забрали к нам?
— Матвея. Из-за меня.
— Нет, — Сабрина обняла Соню. — Ты ни при чем. Это из-за меня. Ты хотела помочь мне. Но мне помочь невозможно. — Они с Соней машинально опустились на кровать. — Я обязана вернуться назад, а такие как Ингвар там — цари и боги. Непокорность карается, и кроме виновных страдают их семьи и все, кто им дорог.
— Ты не обязана возвращаться, — сквозь всхлип перебила Соня, — ты можешь уйти к нам, в Свет. Все зависит только от тебя. Тебе нужно лишь понять, что жизнь такова, какой ты делаешь ее сама.
Сабрина со вздохом покачала головой, ее взор выглядел очень взрослым, как у Сониных грандов, когда они умилялись глупости малышей:
— Это тебе нужно понять, что жизнь — не хотелки и мечталки, а тяжелый труд, где за неверный шаг бьют и даже убивают. Отвечать за себя легко, хотя многие даже этого не умеют. А если от твоих поступков зависят жизнь и счастье близких? Видишь это? — Сабрина откинула сиреневую прядь за ухо. След ожога выглядел жутко, и Соня отвернулась. Сабрина горько усмехнулась. — Кому-то понадобилось от папы нужное решение, и меня похитили. Если бы папа не сделал, как велели, меня в поджаренном виде присылали бы ему по кусочкам. Папа меня любит, поэтому пошел навстречу похитителям, и я отделалась парой ожогов. А могли вовсе не отпустить, в нашем мире редко держат слово. Видимо, папа тоже нашел способ надавить на тех, кто меня удерживал.
— При всех ты не хотела говорить именно про это, когда рассказывала о себе?
— Там совсем другое. Тоже хочешь услышать? — Соня кивнула, и Сабрина тихо начала: — Все из-за андриков. Десять лет назад разрешили браки с ними, потому что люди боятся и ненавидят друг друга, и многие не хотели других семей. Для этого человекоподобным роботам дали все права человека. Работающим в доме, например, теперь требовалось платить за их труд. В нашей семье слуги-андроиды сначала были у каждого, потом, когда у папы вновь начались неприятности, у нас остался один, чтобы убираться и готовить. Когда с деньгами стало совсем плохо, андрик предложил ссудить нам нужную сумму под проценты, ведь его зарплата тратилась только на подзарядку и техобслуживание. Позже мы заняли у него еще. Потом еще. Через несколько лет сумма стала такой, какую мы не смогли бы собрать за всю жизнь. Оставалось продать жилье. И тут андрик, силиконовая скотина, узнал, что люди женятся на роботах. Деньги ему не нужны, и он предложил простить наш долг, если я выйду за него замуж.
— И ты?!.. — у Сони отвалилась челюсть.
— В свое время мне придется. Надеюсь, он к тому времени сломается или перегорит. Лучше бы выйти за прокуратора, тот хотя бы человек, но придется ждать, пока он помрет и оставит наследство. К тому времени мою семью выгонят из дома. Да и наследство может уйти в другие руки, у нас такое тоже бывает. Придется идти за андрика.
— Это чудовищно, ведь ты продаешь себя. Причем, даже не человеку. И если ситуация с деньгами в других семьях похожа на вашу… — Соня ужаснулась. — У вас роботы скоро будут владеть людьми.
— Или их создатели, — печально вымолвила Сабрина. — Но как бы то ни было, я должна вернуться. Без меня семья пропадет, им грозит выселение и даже рабство.
— У тебя есть братья или сестры?
— Есть, но андрик выбрал меня. Даже если мне посулят жизнь в удовольствии в другом месте, у меня нет выбора, потому что я люблю свою семью и несу за нее ответственность. Это выше меня.
— Выбор сделан, — разнесся бесстрастный голос. — Сабина Минихазеева, ты определилась с главным выбором жизни, отныне твоя судьба пойдет иным путем.
Вновь, как с Матвеем, реальность завибрировала, заколебалась, и в ней проявились смутные очертания зала с двумя дверьми. Та, что справа, светлая, отворилась.
— Но мне нужно туда! — Сабрина рванулась влево.
Ее удержали:
— Именно поэтому тебе туда не нужно. У твоих родственников все будет хорошо, они справятся, а ты достойна другой жизни.
После исчезновения Сабрины Соня как упала в кровать, так и лежала — в платье, поперек, не в силах подняться. Заснуть после всего, что случилось, не получится, голова раскалывалась от мыслей. Платье было в них на последнем месте. Ну, помнется или порвется, и что? Вряд ли уже пригодится как парадная одежда. Завтра вновь надевать купальник, и — вперед, на новую землю, с остатками команды, чтобы искать еду и играть в последних представителей человечества. Без Матвея и Сабрины ситуация ухудшилась. Из девочек остались Соня с Анисьей, из мальчиков — Ингвар и Савелий, самовлюбленный тиран и беспрекословно подчинявшийся ему раб. Как пойдут дела, что произойдет, к чему нужно приготовиться?
Кажется, завтрашний день станет решающим.
Дверь распахнулась настежь.
— Соня! — Савелий, как и днем, был в плавках, то есть он еще не ложился. И что-то в нем изменилось. Вечно тусклые опущенные глаза, которые невозможно было представить другими, сейчас глядели прямо и ярко блестели. — Выйди, посмотри.
— Почему не стучишься?!
— Какая теперь разница? Выйди, говорю, сама увидишь. Это у тебя вместо ночнушки? — Он покосился на платье, когда Соня выглянула. — Жирно живете, светлые.
От острова в море вели всего две тропинки — к Соне и к двери Савелия. Остальные исчезли вместе с комнатами.
— Ингвара отправили домой! — пылко сообщил Савелий, и на его губах впервые заиграла улыбка. — Я рассказал ему про Матвея, тогда Ингвар пошел к Анисье, как сам сказал, «познакомиться поближе»: ведь расклад сил изменился, и он думал, что отныне останется здесь главным. Без Матвея ни ты, ни Анисья ничего не сможете, и даже если бы Ингвар объявил здесь себя королем, вы кивнули бы и подчинились.
— Он думал, что я буду его слушаться?!
— А что тебе оставалось? К тому же, Ингвар говорил, что глубоко в душе ты темная и нужно лишь подтолкнуть, чтобы ты это поняла. Ты не похожа на обычных светлых, и, без всяких сомнений, из училища отправишься к нам.
Соня схватилась за косяк. Савелий продолжал:
— А мне кажется, что он ошибался. Ты не темная. Но и не светлая. Ты другая. После Анисьи Ингвар хотел снова зайти к тебе, чтобы закрепить новое положение вещей. Не знаю, что у них с Анисьей произошло, но явились андрики и, — Савелий наморщил лоб, а глаза закатились вверх, словно через надбровные дуги заглядывали в черепную коробку, — «ввиду нецелесообразности дальнейшего пребывания» отправили обоих по домам. А с Сабриной что случилось?
— Она выбрала любовь и полетела на светлую Землю. — Соня, наконец, взяла себя в руки и вернулась в настоящее. — Не знаешь, почему андрики назвали ее Сабиной?
— Она и есть Сабина, но хотела быть загадочней и привлекательней. Ингвар, между прочим, тоже не Ингвар, все знают, что наследника Валдайского конгломерата зовут Игорь Борзых. Имя «Игорь» ему не нравилось, казалось слишком затасканным, и здесь он назвался Ингваром.
— А тебе твое имя нравится? — спросила Соня.
— Нет. — Савелий бесцеремонно отодвинул ее с пути, без разрешения вошел в комнату и уставился на невиданные прежде интерьеры и виды. — Мое имя означает «тяжкий, непосильный труд», оно слишком похоже на мою жизнь.
Сделав несколько шагов, он заглянул в гиеник, затем на секунду приоткрыл дальнюю дверь, пробежался взором по пустому морю за ней, развернулся и стал щупать живую мебель. Соне не нравилось его поведение, но она решила посмотреть, что будет дальше.
— Я слышала, как ты представился Сабрине: «Савелий из черных крыс, падальщик с железных плантаций под Владиком». В рассказе о себе ты об этом умолчал. Пояснишь, что за крысы, почему черные, и про все остальное?
— Крысы — общественные рабы, которые принадлежат всем, а не кому-то лично. Черные — значит, территория под бандитами, власти получают от них отступные и не вмешиваются. После боев под Владивостоком огромные земли стоят выжженными, из-за химии и радиации нормальные люди туда не суются, и сбором остатков техники и оружия занимаемся мы, падальщики. — Он обернулся к Соне и засмеялся. — Никогда не думал, что понравлюсь светлой. Ты мне тоже нравишься.
Соня почувствовала, что разговор пошел куда-то не туда.
— Разве у вас принято мальчикам ходить в гости к девочкам? — Она вспомнила, как Савелий смущался ее присутствия в своей комнате, а потом прятал под кровать.
— Еще как. Особенно после того, как девочка приходила сама. И это не будет называться «в гости». Мне здесь нравится, и теперь я буду жить здесь.
— А я? — удивилась Соня.
— А куда ты денешься? Ты теперь моя. Больше никого нет, и весь мир — мой.