ом, что думает об этом молоденькая темнокожая продавщица. Та стала увлеченно давать советы, предлагать всё новые и новые модели, подбирала к ним кулоны. Спустя пять минут они уже щебетали, как две закадычные подружки.
Вдруг случилось неожиданное. Оживленная покупательница вдруг замолчала, помрачнела, тихо застонала, сжала ладонями виски – было видно, что ей нездоровится – и… грохнулась без сознания на пол. Сумочка, шарфик, зеркало с прилавка и разложенные на нем ювелирные изделия вслед за бедняжкой Джейн, как крупные градины, попадали на кафельную плитку. Вид и стук рухнувшего тела повергли продавцов и покупателей в ступор. Неужели инсульт? Такая молодая и красивая! Или просто обморок?
Первым к Джейн подлетел Джейк. Настоящий Бэтмэн! Склонившись над девушкой, он попытался привести ее в чувство. Тряс за плечи, лупил по щекам, потом зачем-то принялся делать искусственное дыхание. В тот момент, когда полы пиджака Джейка полностью закрыли несчастную, Джейн очнулась, слегка приоткрыв глаза, сгребла рассыпавшуюся ювелирку и едва заметным движением сунула всё это богатство в его внутренний карман.
Тем временем вокруг уже суетились люди. Кто-то набрал «911». Среди посетителей лавки оказался доктор, который отодвинул Джейка в сторону и стал оказывать больной первую помощь. Ну что ж, пусть лучше этим займется профессионал! Сделав вид, что спешит на выход встречать «скорую», отстраненный от дел Бэтмэн выскользнул из магазина и скрылся в толпе. Через несколько секунд вбежали санитары, бесцеремонно расталкивая зевак. За ними широким шагом проследовал суровый врач. Бестолковая суета прекратилась, шум стих. Девушку положили на «каталку».
– Драгоценности! Мои драгоценности! – вдруг закричала не своим голосом продавщица. – Это она! Держите ее! Она украла драгоценности!
В дверях, звеня наручниками, появилась пара упитанных полицейских.
– Обыщите ее! – верещала обезумевшая негритянка, прорываясь сквозь плотное людское кольцо к носилкам. Копы переглянулись, приказали покупателям расступиться и принялись обшаривать пациентку. Возмущенного врача неотложки никто не слушал. Стражи порядка ощупали Джейн с ног до головы, выпотрошили ее сумочку, внимательно осмотрели «каталку» – всё безрезультатно. Продавщица потеряла дар речи. Врач бросил осуждающий взгляд на участников этой отвратительной сцены обыска и велел санитарам катить пострадавшую к машине.
Полночь застала Джейка и Джейн за стойкой нетрезвого многоголосого паба. Даже чудовищное задымление – впору было второй раз за день звонить «911»! – не могло скрыть счастливых улыбок на их лицах.
– Двойной «Чивас Роял Салют», пожалуйста!
– А мне…
– И «Секс на пляже» для моей дамы!
– Надо же, ты опять угадал. Предлагаю…
– Да, давай выпьем за успех!
– И за…
– И за тебя…
– И за…
– Конечно! За это мы должны обязательно выпить! С Рождеством!
Необитаемый материк
Изможденная злая ночь. Листва.
Ветер кого-то крепко материт.
Осажденный форт одиночества.
Необитаемый материк.
Необъятнейший и вширь, и в длину,
Великий материк – Америка.
Нахожусь в материковом плену.
Не сбежишь – ты сам померяй-ка!
Потерпев кораблекрушение
На бриге с редким названьем «Судьба»,
Заброшен сюда в нарушение
Закона нептуновых забав.
Коротающий в заточении
Робинзоновские истерики,
Я не ослеплен золочением
Хваленой вашей Америки!
Обезлюдевший, обездушенный,
Обезбоженный, черт его дери,
Этот размерами недюжинный
Необитаемый материк.
Бойницы витрин, домов частокол
И еды вокруг вроде множество.
Цивилизация – лишь часть оков.
Осажденный форт одиночества.
В календаре обведено число.
Скудная мысль вновь что-то мастерит.
Осажденный форт одиночества.
Необитаемый материк.
Испытание тонометром
Когда на меня упал шкаф с книгами (я пытался втиснуть на верхнюю полку еще один увесистый томик, а дистрофичная конструкция не выдержала и рухнула), мне сразу вспомнилось несколько похожих ситуаций. Лежал я под горой интереснейших книжек и обломками ДСПэшных полок, окровавленный их острыми краями, и перебирал в памяти забавные эпизоды из прошлого…
Вспомнил, как встречали отряд кораблей Тихоокеанского флота, и на приеме в честь российских военных моряков, который давали хозяева, случился казус. Всех пригласили занимать свои места за накрытыми столами, и капитан танкера «Борис Бутома», сопровождавшего наши эсминцы, присел на приготовленный для него стул. Стул явно не был рассчитан на крупных русских мужчин. Не успел главнокомандующий ВМС принимающего государства сказать «Дорогие гости…», как ножки хлипкого стула подломились под могучим телом «морского волка» (я бы даже сказал – «морского медведя») …
Помню еще случай на концерте симфонической музыки. Всё было хорошо, пока вдруг не накренилась тяжелая арфа. Изящная арфистка к такому повороту событий готова не была. Женщина, конечно, пыталась совладать с вышедшим из-под контроля инструментом, но напрасно: гигантский треугольник с грохотом завалился на ничего не подозревавший оркестр. Прибило нескольких музыкантов.
Да мало ли всего было?
Я, конечно, слышал байки про то, как один упитанный пациент застрял в раструбе магнитно-резонансного томографа. Как другой, самостоятельно отправившись на процедуры и заблудившись, провел несколько часов в подземных лабиринтах большой клиники. Как третьему прописали снотворное и по ошибке дали перед отбоем одновременно со слабительным. Причем все трое после стресса, который им пришлось пережить, стали чувствовать себя гораздо лучше!
Одному моему приятелю очень помогли физические нагрузки, которым он каждодневно подвергался, очищая припаркованную возле больницы иномарку от снега и занося на ночь в палату двадцатикилограммовый аккумулятор, чтобы тот не разрядился от мороза. Так постепенно и поправился.
Я также читал рассказ Михаила Зощенко «История болезни» про злоключения новенького пациента в неблагополучном стационаре, где на стене висел плакат «Выдача трупов с 3-х до 4-х», где мешковатые комплекты белья имели больничное клеймо на самом видном месте, «унижая человеческое достоинство», а в обмывочном пункте плавала какая-то старушка. Там, кстати, всё заканчивается благополучно.
И вот теперь, травмировавшись в неравной борьбе с книжным шкафом, я вновь осознал, как много неожиданностей подстерегает человека на жизненном пути. Однако того, что подобное произойдет со мной в стерильных условиях элитной больницы, я, разумеется, и предположить не мог!
Палата напоминала отсек космического корабля. Все ее стены были увешаны разными медицинскими приборами и аксессуарами на специальных кронштейнах. Здесь были и электронный градусник, и баллон с кислородом, и канистры с физраствором, и аптечка, и коробка с резиновыми перчатками, и другая коробка с одноразовыми масками, и рулоны салфеток, и жидкость для мытья рук над умывальником. На крючках тут и там красовались разноцветные халаты и больничные робы – носи не хочу! С потолка на проводах свисали чудеса техники – переговорное устройство для связи с дежурной медсестрой, красная кнопка экстренного вызова врача, пульты управления – кондиционером, телевизором, больничной койкой и еще Бог знает чем.
Особое место занимал продвинутый прибор для измерения давления, именуемый в науке тонометром. Из соображений удобства он располагался над изголовьем кровати, покоясь в глубоком ложе приделанного к стенке держателя.
Больница находилась в Лондоне, а потому контингент был интернациональный. Как пелось в старой советской песне, «дети разных народов» – пакистанцы, индийцы, африканцы, филиппинцы, арабы… Все они были внимательны ко мне, милые и заботливые девушки и ребята. Да-да, как раз парни, к моему немалому удивлению, составляли среди младшего медперсонала большинство.
Особенно я подружился с Луангвой, медбратом из Замбии. Добросердечный такой увалень. Он мне сразу приглянулся своей открытостью и простодушием. В этом деревенском парне было что-то свойское – если бы не смуглая физиономия с крупными губами в пол-лица, ну точно наш сибиряк откуда-нибудь из-под Абакана.
Пока Луангва перестилал постель, наводил в палате порядок и ставил уколы, он говорил. Говорил без умолку. Создавалось впечатление, что это входит в прейскурант услуг клиники. Но вещал темнокожий медбрат исключительно по собственной инициативе. А рассказы между тем были потрясающие – заслушаешься!
Себя Луангва называл беженцем. Рассказывал про всякие ужасы и мытарства, которые ему довелось испытать (странно, мне всё время казалось, что Замбия в большой семье африканских стран – одна из наиболее благополучных!). Однако, как выяснилось по ходу долгих повествований Луангвы об истории его переезда в Великобританию, этот хитрован был типичным искателем лучшей жизни. Но не будем за это его осуждать!
В рассказах «замбийского народного баснописца» Луангвы радовало то, что все они начинались драматически, а заканчивались оптимистически. Сам главный герой, он же автор, в финале представал счастливейшим человеком на земле – без пяти минут британским подданным, свободным европейцем, уважаемым членом общества, хозяином жизни. У него есть отличная работа, достойное жалование, широкие связи, блестящие перспективы. А скоро он еще и всю семью свою в Англию перевезет…
Иногда Луангва задавал какие-то вопросы, превращавшие монолог в диалог, но делал он это скорее «для галочки», а то нескромно как-то получалось. Или для того, чтобы собеседник не заснул. Словом, моя роль в наших беседах была сугубо эпизодической, но меня это вполне устраивало – частые посещения врачей и персонала поначалу вызывали искренний восторг, но затем стали утомлять.