Но справиться со стенкой удавалось не всегда. Удар тогда был неуверенным, ракетка – тяжелой, ноги – слабенькими, а любимый старый мячик, честно говоря, не блистал высоким отскоком.
Случалось и такое: мяч после неудачного «форхэнда» или «бэкхэнда» улетал выше стенки и скрывался за забором, отделявшим стадион от небольшого парка, заросшего субтропическими кустарниками. Тогда малышке приходилось пролезать сквозь дырку в заборе и рыскать под кустами и деревьями. Через некоторое время девочка находила свой мяч и возвращалась на спортплощадку.
И вот однажды, после того как мячик в очередной раз описал над стенкой непреднамеренную дугу и плюхнулся в заросли за оградой, поиски затянулись. Лысого «старичка» нигде не было. Девочка без устали искала его, заглядывала под каждый куст, ворошила палкой траву, даже аукала. Всё напрасно. Мячик появляться отказывался и на зов хозяйки не откликался.
Уже начало смеркаться. На глазах у девочки навернулись слезы. Потеря казалась невосполнимой.
Но в жизни порой происходят необъяснимые вещи. Это был тот самый случай. Серый, вытертый, лысый мячик производства ленинградской фабрики резиновых изделий «Красный треугольник» так и не нашелся. Зато совершенно неожиданно из густой крапивы своим желто-электрическим глазом девочке подмигнул новехонький, крепенький, мохнатенький иностранный теннисный мячик. У страдалицы перехватило дыхание. Такой красоты она не видела никогда. Девочка не верила своему счастью. Наверное, именно в этот миг начался ее головокружительный взлет к вершине спортивной славы.
Из своего первого серебряного кубка Уимблдона девочка, в отличие от других чемпионов и чемпионок, не пила «Шампанское». Вернувшись вечером после эпической победы в свой гостиничный номер, она наполнила вожделенную чашу старыми теннисными мячами и улыбнулась.
Там, где когда-то был небольшой черноморский поселок, теперь громоздились роскошные виллы, благоухали клумбы и били фонтаны. Вдоль витрин бутиков проносились навороченные тачки и сновали люди: респектабельные взрослые спешили по делам, молодежь тусовалась, не отрываясь от планшетов, дети маневрировали на скейтах. И никому не приходило в голову поднять глаза к небу и увидеть, как над бульваром раскинулась крона огромного дерева, сплошь усеянного шарообразными плодами. Это были тугие и ворсистые желтые теннисные мячики.
Вы, конечно, догадались, что необычное дерево выросло на том самом месте, где много лет тому назад пропал серый и лысый резиновый мяч. «Старичок», которым так дорожила девочка.
Вечерело, и вдоль тротуара зажглись округлые огни уличных фонарей. Это удивительно, но каждый фонарный столб венчал увеличенный в размерах теннисный мячик с тонкими линиями S-образных перепонок. Изнутри они сияли бледно-лимонным свечением. Над мостовыми вспыхнули гирлянды из огненно-рыжих шариков. На панелях светофоров попеременно загорались большие мячи – красно-оранжевый, желтый и салатовый. Даже полная луна блестела на небе спортивным снарядом – ни дать ни взять золотистый теннисный мяч. Но никто этого не замечал. Просто не обращал никакого внимания.
А что сталось со стенкой? А вот что. Сельского стадиона, куда ходила играть у стенки девочка, нынче нет – на его месте городская площадь. Доисторической дощатой стенки для начинающих теннисистов тоже нет, ее заменил циклопических размеров рекламный щит. На нем красуется надпись: «McDonald’s. Шэр. Лайк. Кот. I’m Loving It!»
Школа № 2
Высокие колонны. Поэтов барельефы.
Торжественные сборы. Напутствия слова.
Мне радостно и страшно. Стою последним слева.
Мой первый день знакомства со школой номер два.
Родителей волненье. Построенные классы.
Левкой и гладиолус – сентябрьские цветы.
Учительница-мама. Ее узнаешь сразу:
Она одна спокойна средь общей суеты.
Свой выводок галдящий Мария Николавна,
Как добрая наседка, цыплят к себе зовет.
Рассадит нас за парты. Расскажет нам о главном.
Так ярко начинался наш первый школьный год.
Ты рад, что октябренок. В значке кудрявый Ленин.
Мы на него похожи, наверно, не во всём.
Новехонький учебник и в ссадинах колени.
То слезы, то победы из школы мы несем.
Еще один День знаний. Простые флоксы с дачи.
Ромашки полевые. С участка георгин.
Как веники, мальчишки свои букеты тащат —
От бабушек подарки внучатам дорогим.
А галстук пионерский опять не отутюжен.
А фартуки девчонок, как крылья ангелят.
О возраст переходный! Зачем он только нужен?
И вновь на переменке неосторожный взгляд.
Дежурили по классу. Потом совет отряда.
К какому ветерану еще сходить домой?
Да разве это важно, когда товарищ рядом?
Ты с другом – хоть на полюс! За друга ты – горой!
Внеклассная работа. Статья для стенгазеты.
За семь копеек коржик. В подвале – школьный тир.
Герои-пионеры. Концерт ко Дню Победы.
Ковбои и индейцы. Огромный детский мир.
Училка заболела! У Сашки день рожденья!
В художественном классе, как водится, аншлаг.
Есть время для гулянья! Есть время для безделья!
А та, о ком вздыхаешь, вновь без тебя ушла.
Портреты и знамена. Шары и транспаранты.
У каждого в петлицах бумажные цветы.
Беспечные колонны. Шальные демонстранты.
Вот шарик кто-то лопнул – конечно же, не ты!
Прощаясь перед летом, ты счастлив: год окончен!
Свобода от уроков и от учителей,
«Домашек» и контрольных, и делай всё, что хочешь!
Но август на исходе, и думаешь о ней.
И снова «Здравствуй, школа!». В руках живые астры.
Так все повырастали, что прямо не узнать!
Стоит, как перед храмом, толпа ребячьей паствы,
Готовая на службу идти сюда опять.
Гвоздики, каллы, розы, тюльпаны, хризантемы
Немного постаревшим своим учителям.
Три месяца каникул. Бесчисленные темы.
Как хорошо вернуться, соскучившись, к делам!
От школы выступаешь в райкоме комсомола.
Пахнуло взрослой жизнью, но на дворе весна.
На школьном стадионе – феерия футбола,
Покуда мячик виден, играешь допоздна.
Свиданья у подъезда, сбегания с уроков.
Записочки и взгляды. Сомненья и мечты.
Часами ожиданье у милого порога,
Чтобы своей Джульетте преподнести цветы.
Не выдаст школа тайны негромких разговоров,
Угроз и откровений, признаний и обид.
Еще научит школа мириться после ссоры,
Как сильным быть и добрым, как жить и как любить.
На сцене школьный ВИА. В субботу дискотека,
А в голове – «Дип пёпл», «Машина» и Парнас.
Как будто бастионы инъяза и физтеха
Не следующим летом и вовсе не про нас…
Мы после выпускного сюда приходим мало.
Хотя подспудно тянет сказать любви слова:
«Моя вторая школа… Моя вторая мама…
Реутовская школа номер два».
Цветная бумага
Вот просто листок обычной цветной бумаги.
Вот руки, вот ножницы, мысли цветные вот.
О сколько же нужно выдумки и отваги,
Чтоб сделать что-нибудь дельное из него!
Минуту назад здесь просто была бумага.
Был стол, был я, был шум в голове чумной.
И вот уже разноцветная спит собака
В цветастой будке на лужайке цветной.
Реальную жизнь не заменишь цветной бумагой,
И жить черно-белым надо сейчас и здесь,
Но всё же это такое великое благо,
Что цвет, бумага и мысли на свете есть.
Я по цветочному шагаю лугу
Я по цветочному шагаю лугу,
Бескрайнему, как для мальчишки – время.
Откуда может знать он, что разлуку
Готовим с этим лугом мы, старея?
Я по душистому шагаю полю
И упиваюсь широтой простора,
Где не стреножена пока что воля
И горе встретится еще не скоро.
Через плечо – одна пастушья сумка,
И незабудки к памяти нестроги…
Глазею я на линии рисунка
Потрескавшейся графики дороги.
Всегда любовь гадает мне ромашка
И салютует ярко-желтый лютик.
В пути питаюсь розовою «кашкой»
И щавелем на лопуховом блюде.
Здесь поутру разбудит колокольчик
И ветерком обдует одуванчик.
Прогонит сон травинки тонкой кончик,
Склонившейся на мой живой «диванчик».
Так я шагал, вокруг кипело лето,
Но по бокам меня теснили реки —
Наверно, Рубикон, а может Лета:
Соединиться надо им навеки.
И понял я, что бесконечно-длинный
Мой луг, мой мир мелодий и растений
На деле оказался просто клином,
Зажатым между руслами течений.
Всё кончилось утесом, и открылась
Мне, как на карте, как на топоснимке,
Житейской географии унылость —
Та, что скрывалась в изумрудной дымке.
Одна из рек, вся в омутах и бродах,
Спешила, спотыкалась, извивалась,
Терзаясь в муках творческих и родах,
И, как известно, Жизнью называлась.
Текла другая гордо, одиноко,
Приемля снисходительно и нежно
В свою стерильность мутный шквал притока
И называлась Вечностью, конечно.