Большой начальственный кабинет Киреева на 19-м этаже мидовской высотки внушал даже не уважение – шок и трепет.
– Работой вашей мы довольны, – начал издалека Генрих Васильевич. – Переводите вы для начинающего дипломата сносно, записи бесед оформляете неплохо. Молодец, так держать!
Я обещал именно так и держать, но ясности этот разговор не прибавлял. А Генрих Васильевич тем временем пустился в рассуждения о том, как важно для молодежи усердно трудиться, работать над собой, самосовершенствоваться, учиться грамотно готовить бумаги, оттачивать стиль и слог. Вспомнил, как сам был молодым дипломатом, которому руководство возвращало его проекты документов с таким обилием исправлений, что они издалека напоминали украинские вышиванки – так причудливо переплетались на рукописных страницах синие чернила автора с красным карандашом строгого начальника. Чувствовалось, что многоопытному Генриху Васильевичу, одному из ведущих синологов страны и высокопоставленному мидовскому чиновнику, было приятно об этом вспоминать: вот, мол, через что довелось пройти. Молодость, молодость… Всё-то в ней прекрасно!
«К чему это всё? Не иначе как я в чем-то провинился и сейчас за это получу?» – думал я, судорожно перебирая в голове ту пару невинных справок и записей бесед, которые вышли из-под моего неуверенного пера. Ничего предосудительного в них я не находил и от этого еще больше внутренне напрягался.
А начальник УАСС (в ту пору для упомянутого подразделения МИДа была принята именно такая аббревиатура, хотя по-хорошему Управление соцстран Азии должно было зашифровываться иначе) тем временем был настроен весьма благодушно. Вслед за рассказом про украинские национальные рубашки он вспомнил еще несколько поучительных историй, после чего – уже более серьезно – сообщил:
– Через неделю в Нью-Йорке открывается сессия Генеральной Ассамблеи ООН, для участия в которой туда направляется советская делегация во главе с министром иностранных дел Э. А. Шеварднадзе. В числе прочего предстоит его встреча с министром иностранных дел КНР Цянь Цичэнем. Наш основной переводчик не сможет полететь с Эдуардом Амвросьевичем. Есть мнение – включить в состав сопровождающих лиц вас. Переведете беседу и оформите ее запись.
Я опешил. Такого поворота событий не мог бы предсказать и самый изощренный оракул.
– А как же быть с Пекином? – недоуменно воскликнул я, не понимая, что несу околесицу. – Мне уже из отпуска пора возвращаться, у меня билет на руках…
– Ну, с вашим билетом мы как-нибудь разберемся, а послу в Пекине сообщим, что вы прилетите несколько позже.
Вместо радости меня обуял дикий страх. «Лучше бы меня отчитали!» – подумал я и тут же устыдился своих малодушных мыслей. Родина доверяла мне ответственнейшее задание, не выполнить которое я был не вправе.
Наступил день вылета. Он был ранним, поэтому мне надлежало явиться к зданию МИДа в 6.30 утра. Там меня должна была ожидать черная «Волга» из министерского гаража. План состоял в том, чтобы по дороге во Внуково-2 забрать еще двоих дипломатов, также вылетавших спецрейсом министра.
Жил я в ту пору в Подмосковье. Чтобы попасть в центр Москвы к означенному часу, надо было встать чуть свет и успеть на нужную электричку до «Курского вокзала».
Накануне вечером в доме царил ажиотаж. Собирались допоздна. В неведомом Нью-Йорке могло пригодиться буквально всё, но дорожная сумка вместить «всё» не могла при всём желании. Лучший костюм и новые, специально купленные по такому случаю выходные туфли в целях экономии места решено было надеть на себя.
Лег за полночь абсолютно без сил. Будильник поставил на 5.00. Но то ли по рассеянности забыл его завести, то ли стрелки не туда крутанул, то ли часовой механизм подвел – словом, будильник не зазвонил, и я проспал. Вы представляете себе? Проспать в такой день! В день, когда на карту поставлена карьера молодого сотрудника, вытянувшего счастливый билет, получившего шанс проявить себя!
Я проспал. Но понял я это только тогда, когда рядом, в своей кроватке вдруг заплакал малыш. Может быть, потерял во сне соску, может быть, ему под утро приснились крокодильчики, а может… Сын заплакал, и я проснулся. Проснулся в ужасе, потому что в моем похолодевшем мозгу пронеслась яркая, как молния, мысль: всё пропало. Ненавистный будильник показывал шесть.
Сынишка успокоился, а я, еще сидя на краю кровати, стал судорожно соображать, что же теперь делать. До встречи у МИДа оставалось полчаса, и доехать из моего далека до центра Москвы за это время было просто нереально. Но сидеть, сложа руки, тоже было нельзя. В считанные минуты я собрался и в парадном костюме, в новеньких туфлях и с тяжеленной сумкой наперевес пулей выскочил из дома.
Какое простое решение – поймать такси или частника! Но на дворе был 1990 год, и о такой роскоши в маленьком городке, да еще и ранним воскресным утром нельзя было и мечтать. И я со всех ног припустил к железнодорожной станции. Влетел в подоспевшую на мое счастье электричку, доехал до «Курского вокзала», нырнул в метро, сбежал, перескакивая через ступеньки, по эскалатору, домчался до станции «Смоленская».
От пустой мидовской стоянки медленно, почти по-киношному, отъезжала черная «Волга». Я сразу смекнул, что это была та самая машина, которая ждала меня. Отчаянно замахал свободной от поклажи рукой. Бежать я уже не мог и почти полз, приволакивая то одну, то другую ногу. Со стороны я, наверное, являл собой довольно жалкое зрелище. И что вы думаете? Уставший от ожидания водитель увидел меня! Должно быть, обрадовался, что не зря стоял на площади битый час, и затормозил. Прямо с вещами я рухнул на заднее сидение и, не переводя сбившееся дыхание, выдавил из себя: «Гони!»
Да-а-а… Еще минута, и «Волги» бы след простыл, но везение в это утро было на моей стороне. В сердце затеплилось нечто похожее на надежду. Но на часы даже не хотелось смотреть. А ведь еще надо было заехать за двумя товарищами, которые в эти минуты, наверное, с ума сходили, не понимая, что происходит.
И всё же ощущение счастья было совершенно непередаваемым. Его не могло смазать даже то, что от галопа в новеньких туфлях я в кровь сбил себе ноги. Почувствовал я это только в машине, и боль была адская. Но что могут значить какие-то рваные мозоли по сравнению с теплом вернувшейся надежды?
Утренние улицы просыпающейся Москвы были мокрыми и пустыми. Спасительно пустыми! Просвистели полгорода за какие-то пару минут. И вот мы возле дома советника УАСС, занимавшегося корейскими делами (одним из пунктов программы пребывания советского министра в Нью-Йорке было установление дипломатических отношений с Республикой Корея). Он уже стоял, точнее, нервно ходил у подъезда, не зная, что и подумать (мобильной связи тогда не было, предупредить с дороги – невозможно).
Встреча наша была тяжелой. Сдержанный по характеру, кореевед не смог не высказать вслух некоторые соображения по поводу моего опоздания. Тем не менее злость на меня явно боролась в нем с радостью от того, что машина всё-таки приехала. И радость (снова на мое счастье!) победила.
Я описываю эту сцену гораздо дольше, чем всё на самом деле происходило. А происходило всё за считаные секунды. Закинув чемодан советника в багажник «Волги», мы вскочили в салон – он на заднее сиденье, я на переднее, рядом с водителем, – и рванули с места. Ведь надо было забрать еще одного товарища и попытаться успеть в аэропорт.
Второй товарищ жил в новостройке по пути во Внуково-2 (маршрут был выстроен очень разумно – от центра в область, что оставляло нам хоть какие-то шансы на успех). Продираясь наощупь к нужному дому, «Волга» забралась в какую-то жуткую грязюку. Водитель стал подавать задом, развернувшись всем своим могучим корпусом. Но стоило мне машинально обернуться назад вместе с ним, как он вдруг резко дернулся обратно и своим левым локтем со всего размаха засветил мне в правый глаз. Да так, что и из правого, и из левого глаза посыпались искры.
Наш коллега уже места себе не находил. Увидев вывалившихся в осеннюю жижу пассажиров мидовской машины, он вместо «здрасьте» покрыл нас праведным матом. Мне интуитивно хотелось как-то загладить свою вину, и я бросился грузить его вещи. Схватился впопыхах за ленту, обвязанную вокруг картонной коробки, и о металлический зажим так рассадил себе руку, что кровь хлынула ручьем. В машине обмотал ладонь носовым платком – с кровотечением кое-как справился. Но мысли были не об этом. Успеем – не успеем? Вот что пульсировало в те минуты в голове.
В аэропорт мы, как это ни странно, успели. Успели каким-то чудом. История закончилась хорошо. Нет, не закончилась – она только начиналась! С подбитым глазом, перебинтованной рукой и стертыми в кровь ногами в перепачканных туфлях спецбортом министра я вылетел в Нью-Йорк.
Поездка та была удивительной. Я достойно справился с переводом Эдуарду Амвросьевичу. Советский Союз установил дипломатические отношения с Южной Кореей. Нью-Йорк подарил мне незабываемые впечатления, едва заметно намекнув, что мы с ним еще встретимся.
А главному герою этого рассказа – своему маленькому сыну, совершившему беспримерный подвиг, – я привез из Америки красивые игрушки и предметы личной гигиены.
Не трогай тигра за хвост!
Солнце по небу скитается,
Дует то вест, то ост.
Учат детей китайцы:
«Не трогай тигра за хвост!»
Пускай удача не ловится,
С небес не хватаешь звезд.
Упрашивает пословица
Не трогать тигра за хвост.
Но так никогда не разгонится
Жизни моей паровоз.
Чтоб мчалась она, как конница,
Я дергаю тигра за хвост!
Династия Тан
Почему мне так хочется
Всех подальше послать?
Посвятить себя творчеству,
Бросить к черту дела.
Пропуская с презрением
Окрик мимо ушей,