– Я постоянно пробую что-то новое!
Это была настолько очевидная ложь, что мы оба разразились громким смехом.
– Ну, давай! – Матео протянул мне красную конфету «Скиттлс». – Расширь свои горизонты.
– Ладно, – вздохнула я, взяв конфету из его ладони, и закинула ее себе в рот. Я морщилась все время, пока во рту оставался невообразимо ненатуральный фруктовый вкус. – Спасибо, теперь я его точно ненавижу, – наконец сказала я, сглатывая. – А на «Сахарных деток» я всегда согласна.
– А ты в курсе, что их больше никто в мире не ест? – спросил Матео. Мы свернули с главной дороги на тропу к Птичьему парку – это короткий путь до моего дома. Вечером в обычно оживленном парке почти никого не было. – У них, наверное, от силы одна фабрика осталась. – Он доел «Скиттлс», сунул смятую упаковку в большой пакет с остальными сладостями и снова начал их перебирать. – Может, тебя заинтересует «Ред Хот»?
– Нет, – отказалась я. Мы дошли до качелей на краю детской площадки, и я уселась на одно из прорезиненных сидений. Сиденье было настолько выше других, что дети и не мечтали забраться на него без помощи взрослых. – Достаточно нового для одного дня, – добавила я.
Матео бросил пакет со сладостями на землю и вдруг оказался прямо передо мной, ухватившись за цепи, державшие качели с обеих сторон.
– Ты уверена? – спросил он.
Сидя на качелях, я была чуть-чуть ниже его. Наши колени почти соприкасались. Мои щеки покрылись румянцем, когда я заглянула в его темные, пристально следящие за мной глаза. Так бывало уже не раз на протяжении нескольких недель: вроде мы просто болтаем, и вдруг ни с того ни с сего энергетика между нами трансформировалась в нечто новое. Я никак не могла понять, что делать с этим будоражащим чувством.
А тогда поняла.
– Нет, – ответила я, наклонилась вперед и поцеловала Матео. Он отпустил одной рукой цепь и притянул меня ближе. От него пахло порошком «Тайд» и вишневым «Скитллс», который я сразу же перестала ненавидеть.
Для первого поцелуя все прошло просто великолепно. Потом мы оба смущались и стеснялись, но долго продолжали улыбаться. Я была уверена, что это начало чего-то… Вот только мы больше ни разу к этому моменту не возвращались.
– «Сахарные детки»? – снова повторяю я. Поезд грохочет по направлению к станции «Хеймаркет» и тормозит, с громким шипением отворяются двери. – Ты приносил их для меня? – Матео кивает. – Но я ничего не находила. Где ты их оставил?
– На крыльце.
У нас дома застекленное крыльцо, которое мы никогда не запираем. Так что если кто-то что-то там оставлял, то единственным человеком, который мог забрать посылку и ничего не сказать мне, был…
– Дэниел, – произношу я, стиснув зубы. – Это он забрал сладости и выбросил записку. Вот засранец.
– Дела… – качает головой Матео. – Ну, тогда многое ясно. Обычно ты… ничего не замалчиваешь.
– Я хотя бы спасибо сказала бы! – Черт, вот засада. Ведь все могло обернуться совсем иначе. – А я-то думала, почему ты делаешь вид, будто ничего не было.
– Могла бы сама подойти, выяснить, – возражает Матео.
Он прав. Конечно, я подошла бы, не терзайся я тогда от страха и неуверенности в себе. Как раз в тот год мои родители наконец решили проверить, насколько Дэниел одарен. Я не понимала, насколько особенным был мой брат, пока однажды во время ночной вылазки к холодильнику не услышала разговор родителей.
Я как раз была на лестнице, когда мама сказала:
– Воспитывать такого одаренного ребенка – огромная ответственность. – Послышался шорох бумаг. – Иногда я смотрю на эти результаты и не могу понять, откуда вообще у нас взялся такой мальчик. Мы с тобой не идиоты, Джеймс, но Дэниел…
– Он просто нечто, – закончил папа. В его голосе слышалось восхищение, а меня, как током, пронзила ревность. До того момента я и не подозревала, как сильно мне хотелось, чтобы папа так говорил обо мне.
– И, разумеется, ему нужна школьная программа посложнее, – сказала мама. – Бедняге скучно. И все же он остается ребенком. Не стоит его перегружать или изолировать от сверстников. Да и нельзя забывать про Айви. – Я замерла, почти не дыша, а мама добавила: – Она не должна чувствовать себя обделенной.
Я знаю, что мама действительно этого не хотела, однако, как только она произнесла эту фразу, именно таковой я себя и почувствовала.
Целый год я наблюдала за своими спокойными родителями, которые решали, идти Дэниелу в восьмой класс или все же со мной в старшую школу. Или когда к нам начали приходить брошюры о летних программах в Массачусетском технологическом. Дэниел был нечто, а я ничто. Поэтому, решив, что Матео делает вид, будто никакого поцелуя не было, я расстроилась, но не удивилась.
Поезд продолжает путь, а Матео ждет от меня ответа, который я не могу ему дать.
– А что было в записке? – спрашиваю я.
– Что?
– Ты сказал, что оставил записку. Что в ней было?
– А-а. Я спрашивал, не хочешь ли ты закупиться пачкой побольше и сходить со мной на премьеру «Мстители. Война бесконечности».
Он звал меня на свидание. Причем на такое романтическое! Мне хотелось разбиться вдребезги, особенно при воспоминании о том, что «Войну бесконечности» мне пришлось смотреть не с кем иным, как с Дэниелом. С моим одаренным братом, похитителем «Сахарных деток» и моей мечты.
– Я бы не отказалась, – бормочу я, откидываясь на спинку сиденья. Хочется спросить, почему он не спросил меня лично, но я и так знаю ответ. Может, у него тогда и не было проблем с самооценкой, как у меня, однако открыться человеку еще раз, с глазу на глаз… Неудивительно, что сразу после этого мы перестали общаться.
– Следующая станция – «Правительственный центр», – объявляют по громкой связи, возвращая меня к реальности. Времени в обрез: скоро Кэл выйдет из вагона.
– Думаешь, он правда уедет без нас?
– Видимо, да, – говорит Матео, когда Кэл встает.
Я смотрю на кучу уведомлений на телефоне, и сердце сжимается.
Эмили: Директор Нельсон сказал, что скоро в школу приедет полиция.
Хорошо представляю, что им наговорят мои одноклассники, а наше единственное связующее звено с настоящим подозреваемым – блондинкой, что знает Бони и работает в студии, где он умер, – сейчас выйдет из вагона.
– Если мы разделимся, то нам крышка, – говорю я, вставая.
Матео вежливо молчит, не заостряя внимание на том, что крышка вообще-то мне одной. Он просто убирает ноги с прохода, давая мне пройти.
Пока я иду к Кэлу, обдумываю свои варианты. Я все еще обижаюсь за то, что он мне сказал. Может, я и сама вела себя не очень, особенно в последнее время, и все же в этот раз ниже пояса ударил он. Я хочу, чтобы он извинился, но, если начну с этого, он точно меня пошлет. Хотя… стоит пойти на хитрость.
«Ты можешь быть права в суждениях, однако ошибиться в выборе тактики, – говорила мне мама, когда я расстраивалась, что другие ребята из школьного совета самоуправления меня не слушают. – Кому понравится, когда по тебе проезжают катком?» Я всегда отмахивалась, не понимая, зачем миндальничать и тратить время на уговоры, если точно знаешь, как нужно действовать. Даже когда Бони победил на выборах, я сказала себе, что проблема в наших одноклассниках. И в нем самом.
Не будь я круглой неудачницей, неужели сегодняшний день сложился бы иначе? Отнесся бы Бони к выборам серьезней и пришел бы в школу?
В глазах начинает щипать, и я быстро смаргиваю подкатывающие слезы. А потом касаюсь руки Кэла. Он хмуро оборачивается, и я поспешно тараторю:
– Кэл, не уезжай! Давай возьмем тайм-аут. Мне не стоило говорить о вас с… – Он напрягается, и я не решаюсь произнести имя мисс Джемисон. – Не стоило мне так говорить. А может, и следить за тобой не стоило. Просто мы не знали что делать. Я понимаю…
Нет, не могу. Я не могу заставить себя сказать «Прости», когда единственное, о чем я жалею, – это то, что Кэл на меня накричал. Поэтому я говорю:
– Я больше так не буду.
Он по-прежнему хмур, его взгляд уперт в пол, однако поза уже не такая скованная. Наверное, успел немного остыть, пока сидел в одиночестве. Кэл – парень не только чувствительный и романтичный, он еще и умный. Где-то глубоко внутри он наверняка понимает, что их отношения с мисс Джемисон – аморальны.
– Пойдем поедим? – спрашиваю я. Я никогда не завтракаю, поэтому мой последний прием пищи – это ужин предыдущего дня. Может, голова кружится именно от этого, а может, от сегодняшнего стресса, но я определенно скоро упаду в обморок. – По-моему, мы все проголодались и устали. И уже ничего не соображаем. Я уж точно.
Кэл продолжает смотреть в пол. Когда он наконец оборачивается, я ловлю его взгляд, полный раскаяния, а главное – облегчения.
– Да, давайте. Кажется, у меня тоже сахар в крови упал. – Я улыбаюсь и вздыхаю с облегчением, а Кэл продолжает: – Слушай, вы с Матео… Сам не знаю, почему я заговорил об этом спустя столько лет.
Выходит, не только я не умею извиняться.
– Все нормально. – Я поворачиваюсь к Матео и жестом подзываю его к нам. Пока он идет по вагону, мы подъезжаем к «Правительственному центру». – Где хочешь перекусить? – спрашиваю я.
– Есть тут одно местечко, – отвечает Кэл. На его лице даже появляется некое подобие улыбки. – Только пообещайте мне кое-что, идет? Больше никаких сюрпризов.
– Честное слово, – отвечаю я.
Обещание уже нарушено, но мы разберемся с этим позже.
Глава 11
Матео
Кэл притащил нас в какую-то странную пончиковую, где пахнет совсем не заявленной в названии выпечкой. Только мы заходим внутрь, как упираемся в огромные баннеры с изображениями пончиков, причем складывается впечатление, что их неизвестно из чего слепили младенцы. Я не люблю их в принципе, а если они покрыты хлопьями и стручковым перцем – тем более. В благоговейном ужасе взираю на изображение острого пончика, а Кэл уверенно направляется к кассе.
– Я бы не стал начинать с этого, – советует он, вставая в очередь за каким-то мужчиной.