– Все или ничего, – говорит Дэниел, закидывая ноги на диван.
Я поднимаю телефон, на котором играю, чтобы стукнуть по ним.
– Кроссовки отсюда убирай!
– «Кроссовки отсюда убирай!» – передразнивает он меня, будто пятилетка. Но по-доброму.
Пока он расшнуровывает обувь, я вдруг замираю при виде яркого логотипа «Найк». А ведь я чуть не забыла, что Кэл сказал в классе Лары о кроссовках за тысячу долларов.
– Где ты их взял?
Дэниел разваливается на диване уже в носках.
– Что взял?
– Кроссовки. Кэл сказал, они стоят тысячу баксов. И это одна из причин, почему он считал, что ты мог быть Дятлом.
Дэниел закатывает глаза.
– Что за чушь?
– Я серьезно. Они правда стоят тысячу долларов?
Щеки Дэниела розовеют.
– Ну, если покупать в магазине…
– А ты не там их покупал?
– Конечно, нет.
– Тогда где?
Секунду он мешкает.
– На «И-Бэй».
– А… – Я выбиваю девять очков, и тут меня озаряет. – Подожди-ка. Они что, ношеные? Ты купил кроссовки, которые носил кто-то другой?
По его лицу все понятно без слов.
– Ничего и не носил! – возмущается Дэниел, пока я пытаюсь сдержать смех. – Парень, который их продал, надевал их всего раз. С носками.
– Но ты никак не проверишь, правда это или нет. А даже если и так… Все равно жесть, – говорю я.
– Да уж лучше, чем купить их в магазине, потому что ты Дятел.
Я кладу телефон на колени и жду, когда он сделает ход. Играть вместе – вроде бы ерунда и в то же время очень важно. Мы уже несколько лет не делали ничего такого вдвоем. Когда во вторник вечером мы с родителями уходили из полиции, я совсем не ожидала увидеть в приемной Дэниела. Но он был там, и как только я заметила его – тут же разрыдалась, потому что в те несколько ужасных минут, пока тренер Кендалл тащил меня к Ларе, я правда думала, что он что-то сделал с моим братом.
И пусть даже полицейские сказали мне, что Дэниел в порядке, я не верила им, пока не увидела его собственными глазами. Обняв, он даже приподнял меня над полом, словно я вешу не больше стика для лакросса, и я вспомнила, как он обнимал меня, когда был гораздо младше.
В тот вечер мы впервые за долгое время поговорили не на повышенных тонах. Я рассказала ему о том, что было в «Запасном шаре», и извинилась за попытку навредить ему и опозорить перед всей школой. Он воспринял это довольно спокойно. Посетовал, как давят на него высокие ожидания родителей, и мы решили попытаться быть друг для друга менее противными. Хотя прошло всего несколько дней, по-моему, дела у нас налаживаются.
Дэниел сосредоточенно хмурится, готовясь к выстрелу, когда в дверях гостиной появляется папа.
– Я очень рад видеть вас вместе, – говорит он, слегка запинаясь.
– Не надо, – предупреждает Дэниел, не поднимая взгляда.
– Чего не надо? – спрашивает папа, садясь между нами. – Радоваться, что мои дети, которых я люблю больше самой жизни, живы, здоровы и счастливы? – Папа шмыгает носом, его глаза блестят.
Дэниел со вздохом откладывает телефон.
– Время порыдать? – спрашивает он, когда папа обхватывает нас руками и притягивает к себе.
Вернувшись из Сан-Франциско, папа начал делать так не меньше раза за день, и я, если честно, не возражаю. Бывают вещи гораздо хуже этого.
– Я ужасно горжусь вами обоими, – с трудом произносит он. – Вы такие смелые.
– Да я просто ел сухарики в «Олив гарден», – напоминает ему прижатый к отцовской груди Дэниел приглушенным голосом. Но это неправда. Дэниелу пришлось смириться с тем, кем оказался тренер Кендалл, а это было нелегко. Ему доверяла вся наша семья, а Дэниел больше всех. Однако он отклоняет любые попытки его похвалить. – Это все Айви.
Папа прижимает меня к себе еще крепче, и дышать становится тяжело, однако жаловаться я не собираюсь. Для папы и его компании я стала источником кучи проблем из-за того, что натворила в «Запасном шаре», и мы все еще не знаем, как эти проблемы решить. А в полиции меня отчитали не раз и не два, напоминая родителям, что им вообще не пришлось бы спасать нас с Кэлом, приди мы к ним с самого начала.
– Лишь бы только ты была осмотрительней, Айви, – говорит папа. Мила снова просыпается и бродит туда-сюда вдоль дивана, словно ищет способ подобраться к нашей обнимающейся компании. – Как же ты до всего этого додумалась – и держала себя в руках? – От восхищения у него дрогнул голос. – Это просто нечто.
Нечто, сказал он. Я так и думала, что это очень приятно.
Глава 34
Матео
Я и не подозревал, насколько наш дом мал, пока ему не пришлось вместить гнев моей матери.
Она никогда не была так зла ни на Отем, ни на меня – даже все лицо раскраснелось, когда вернулась домой из Бронкса поздно ночью во вторник. И даже это было не самое плохое. Обиднее всего то, насколько она разочаровалась в нас и как сейчас на нас смотрит. Словно больше не знает, кто мы такие.
Я понимаю, что она чувствует. Иногда я и сам не знаю.
С «Худшего дня в жизни» прошло две с половиной недели, а мы до сих пор пытаемся осознать, что теперь для нас «нормальность». Пока рано говорить, что будет с Отем. Она сотрудничает с полицией, и Кристи в качестве ее адвоката старается изо всех сил; я надеюсь, что сестра отделается условным наказанием и исправительными работами. К которым она уже приступила в приюте, где специализируются на уходе за зависимыми.
Или лучше сказать мы уже приступили.
– Ты будешь делать все то же самое, что и она, – разъяренно заявила мама, и я даже не думал спорить. Могло быть гораздо хуже: Чарли Сент-Клера родители сплавили в военное училище в Нью-Гэмпшире.
Мы с Отем работаем волонтерами в приюте три дня в неделю, и если целью было заставить нас почувствовать, какие же мы сволочи, раз приняли участие в распространении опиоидов, то она достигнута. Я, конечно, знал: то, что Отем, Чарли и Бони продавали богатеньким ученикам Карлтона таблетки, которые в аптеке без рецепта не выдадут, – это часть глобальной проблемы. Но совсем другое дело увидеть все собственными глазами, особенно учитывая, что среди моих обязанностей – организация досуга для живущих в приюте детей. После того, как я сыграл в баскетбол с восьмилетним парнем, и он между бросками рассказал, что его мама сорвалась в третий раз, я ни к чему сильнее аспирина и близко не подхожу.
Когда очередная смена в пятницу подходит к концу, мы с Отем вымотаны до предела. Вернуться домой, когда там тихо, уже большое облегчение. Сегодня у мамы встреча с Джеймсом Шепардом, как, впрочем, почти каждый день на этой неделе, так что мы пока освобождены от ее Убийственного Взгляда.
– Вечером работаешь? – спрашивает Отем, сбрасывая кроссовки и падая на диван. Дома все как прежде: когда мы начали уборку, я с облегчением понял, что большая часть мебели не пострадала. Кое-что пришлось заменить, особенно из посуды, но все покрыла страховка. Оказалось, что о доме мама побеспокоилась больше, чем о бизнесе.
Я падаю на другой конец дивана.
– Да, с семи. – Объяснять, где я работаю, не надо. После признания Айви в том, что она сделала в «Запасном шаре», мы вот-вот получим компенсацию, и теперь у каждого по одной работе. Я остался в «Гарретс», пусть он и далеко, а Отем продолжает ездить на фургоне-убийце. Мистер Сорренто отнесся к нашей ситуации с большим пониманием. – А ты?
– Нет, – она зевает и трет глаза. – У меня выходной.
– Что будешь делать?
Отем фыркает.
– О, у меня большие планы! Смотреть «Нетфликс», есть мороженое, вырезать Гейба со всех фоток и сжечь…
– Круто. Дай знать, если с последним пунктом тебе понадобится помощь.
Сестра послала Гейба сразу же, как стало известно, что он сообщил мое имя тренеру Кендаллу. Может, она бы и осталась с ним – из чувства сострадания, ведь и сама чувствовала вину, однако, назвав мое имя, Лузер Гейб решил свою судьбу. Пожалуй, у всей этой гнусной истории есть и плюс – мы наконец от него избавились.
– Как будешь добираться до «Гарретс»? – спрашивает Отем.
Я подавляю вздох.
– Папа отвезет.
Впервые верный своим словам папа действительно вернулся в Карлтон и начал работать в «Уайт-энд-Уэст мьюзик эмпориум», ворвавшись в мою жизнь в качестве друга-переростка, который никогда не был мне нужен. Согласен, грубо. Но мне сложно не презирать того, чье неожиданное внимание, теперь совершенно бесполезное и навязчивое, несколько месяцев назад могло бы все изменить.
Тем не менее я хожу с ним везде, куда бы он меня ни повел, потому что на этом настаивает мама, а ее я сейчас злить не готов.
Открывается входная дверь, заходит мама, и мы умолкаем. Я пытаюсь прочитать выражение ее лица, когда она идет к нам и падает в кресло рядом.
– Вы сегодня были в приюте? – спрашивает мама, и мы оба киваем, словно марионетки. – Хорошо. – Она массирует колено, но как-то рассеянно, словно по привычке. Регулярно принимаемые препараты заметно облегчают боль. – Пора бы нам троим поболтать.
Мы с Отем переглядываемся.
– Давай, – с опаской соглашаюсь я.
Мама натянуто улыбается.
– Я дико на вас злилась, – начинает она и делает паузу, словно не зная, с чего начать.
– Мы заметили, – говорю я. Отем от всей души меня пинает, и я умолкаю.
– И все еще злюсь, – продолжает мама. – То, что вы натворили… Так, ладно, я обещала себе не отвлекаться на другую лекцию. – Она делает глубокий вдох. – Потому что дело в том… Когда я встречалась с Джеймсом Шепардом и мы обсуждали, что делать дальше, я поняла, что подаю вам не лучший пример.
– Что? – Я удивленно выпрямляюсь. – Ты подаешь нам отличный пример!
– Мне тоже всегда хотелось так думать. Однако большую часть вашей жизни я все делала сама. И никогда не просила о помощи, будто в этом есть что-то зазорное. Я хотела, чтобы вы стали сильными и независимыми, – так оно и вышло, но вы хватили через край. Я тоже. – Мама поднимается с кресла. – Нелегко признаться… До того как началась история с судом, я собиралась закрыть «Запасной шар». Я устала вести бизнес сама, и мне хотелось попробовать что-то новое. Вам я сказать боялась – я думала, это значит признать свое поражение. Тут Девитты подали на меня в суд, и я не стала особо бороться, хотя шансы были. Решила сдаться. Мне следовало вас предупредить.