Чаще всего.
После нескольких минут рвоты и осознания наших особых отношений я положил палец на маленькую подушечку. Это было практически в духе декаданса времен Древнего Вавилона, но чуть менее противно.
— Ты только посмотри на эту крошку, — с нежностью сказал Джо. — «Титания там любит спать порой, укачанная танцем и игрой»[93].
Ноготь на ноге врос лишь самую малость. Если бы он был менее вросшим, он бы вообще торчал, но Джо и этого хватало: даже такая степень врастания позволяла нам включить воображение. Как писал Патрик Каванах, «если щель слишком широка, через нее не пройдет ничего удивительного».
Из уважения я легонько его помассировал и дал немного антибиотиков — и что там еще? — ах да, посоветовал отдохнуть.
Возможно, это было минимальным вмешательством, но я был доволен; мы, врачи, проделываем ужасные вещи с ногтями на ногах.
Сделаете мне одолжение? Ответ: нетGP, 30 мая 2012 г.
— Не мог бы ты сделать мне одолжение? — спросил Джо с заговорщическим видом, наклоняясь ко мне совсем близко. Он выглядел подозрительнее обычного, а это о многом говорит. Гарри Лайм[94] мог бы многому у него поучиться. Я, в свою очередь, откинулся назад: наше маленькое па-де-де было следствием уникального и неотразимого аромата Джо.
Не стоит считать меня слишком привередливым в этом отношении, просто никто никогда не приближается к Джо слишком близко. Даже на переполненном стадионе во время матча Джо будет стоять в стороне, как одинокий маленький остров.
Я никогда не обучал студентов, и моя единственная лекция для врачей-практикантов закончилась тем, что я посоветовал им отказаться от общей практики и вступить в Иностранный легион, потому что тогда они, скорее всего, укокошат меньше людей. Больше меня не приглашали. Но если бы мне дали еще один шанс, я включил бы в программу предупреждение, касающееся слов «Не могли бы вы сделать мне одолжение?».
Мы врачи и, само собой разумеется, пытаемся помочь нашим пациентам. Поэтому просьба об одолжении всегда означает: требуется нечто дополнительное, нечто большее, чем подразумевает обычное чувство долга. Какая-то уловка, ради которой необходимо выйти за рамки морали. И чем вкрадчивее спрашивают, чем больше напускают туману, чем сомнительнее заговор — тем серьезнее будет проступок.
Вариантов множество: страховка, больничный, подтверждение нетрудоспособности, заявки на планирование, бланки паспортов для потенциальных покупателей корректирующего нижнего белья и т. д. и т. п. Но есть одна общая тема: нас просят принять участие в заговоре, чтобы извратить ценности нашей древней и благородной профессии.
Однако, помимо геморроя, возраст наградил меня мудростью.
— Одолжение, — сказал я, возвращая слово, будто отбрасывал ненужную рыбу.
— Соседская собака лает всю ночь и бесит меня, — сказал он. — И я подумал, что, может быть, мне удастся получить справочку, где сказано, что это вызывает у меня депрессию и все такое.
Сосед Джо, насколько мне было известно, обладал репутацией человека, добивающегося медленной, но неумолимой мести. Занять позицию в противоположном лагере было бы неразумно. На этот раз этика и практичность были неразрывно связаны.
— Извини, Джо, — ответил я, выговаривая слова как можно непринужденнее, — но твой нюх подводит тебя, и ты идешь по ложному следу.
Сохранять конфиденциальностьGP, 25 января 2017 г.
«Трое могут хранить секрет, — сказал Бенджамин Франклин (переворачиваясь в могиле в день выборов Дональда Трампа), — если двое из них мертвы». Сложно быть благоразумным, но конфиденциальность всегда являлась краеугольным камнем медицинской практики, и, как и у любого семейного врача, у меня есть множество неписаных секретов, которые я унесу с собой в могилу.
Однако доведенная до крайности конфиденциальность — это парализующая сила, из-за которой нормальное общение становится невозможным.
Если правая рука не знает, что делает левая, как же похлопать? Во всем должна быть трещина, именно через нее проникает свет.
Джо жаловался на симптом номер двадцать три б — «ужасный кашель», жалоба, которая, как обычно, противоречила его буйной энергии и жизненной силе, что администрация Трампа назвала бы альтернативными фактами, то есть ложью.
— Я беспокоюсь за свою конфиденциальность, — сказал Джо. — Когда я в приемной, все остальные знают, что я тоже там. Это же вообще не про конфиденциальность, правда? Они, наверное, все это обсуждают.
— Джо, — сказал я. — Твое появление в приемной подобно ежеутреннему восходу солнца, мы все к нему привыкли. Во времена хаоса, страха и антиинтеллектуализма, в эпоху Бориса, Трампа и Ле Пен утешает то, что некоторые вещи остаются неизменными. Напротив, если тебя не будет в приемной, скорее всего, по всей деревне поползут слухи. Об этом будут судачить в барах, кофейнях и массажных салонах, даже крестьяне в горах не обойдут вниманием этот факт. Они, скорее всего, решат, что ты нездоров.
Но Джо, в своей эгоцентрической нарциссической манере, которая в будущем могла бы дать ему право на высокий политический пост, говорил дело.
— Предлагаю план, — сказал я. — Звони мне точно перед своим ежедневным визитом. Я оставлю заднюю дверь незапертой, и ты сможешь проскользнуть совершенно незамеченным. Так только мы с тобой будем знать, что ты здесь был, и я разузнаю все твои секреты, даже самые грязные грешки.
— Да мы с тобой одного мнения, — сказал Джо.
— За исключением того, — ответил я, — что один из нас шутит.
Давай спрашивай, но ответ тебе может не понравитьсяGP, 20 сентября 2016 г.
Джо только что получил еженедельный рецепт на антибиотики, и я с нетерпением ждал благословенных семи дней, свободных от его визитов. Но вдруг он выудил из кармана какую-то бумагу.
— Я нашел это на сайте Национальной службы здравоохранения, — сказал он.
Ну и ну, подумал я, даже у слабости к онлайн-порно есть свои плюсы, и это дает множество передаваемых и пригодных для трудоустройства навыков. Джо может даже сделать карьеру в этой индустрии — конечно, не перед камерой, поскольку никогда не снимает свои черные носки, за что его наверняка дисквалифицируют.
— По их словам, есть несколько вопросов, которые я должен тебе задать, — продолжал он.
Я знаком с сайтом НСЗ и тамошними опросами: они безупречны и заслуживают похвалы. Однако их составитель считает, что врач может уделить каждому пациенту две недели.
— Задавай, — сказал я.
— Номер один, — сказал он. — Есть ли другие способы лечения моей болезни?
— Безусловно, — сказал я. — Почти наверняка лучшим способом было бы подождать, пока все не наладится само по себе. Но, признаю, это может занять много времени, дня два-три.
Джо поерзал на стуле, слегка недовольный ответом.
— Номер два. Что ты порекомендуешь?
— Что ты подождешь и позволишь себе выздороветь.
Джо видел вырисовывающуюся картину, и она ему не нравилась.
— Номер три. Могу ли я что-то сделать сам?
— Безусловно, — я начал получать удовольствие от процесса. — Брось курить, регулярно занимайся физкультурой, сократи потребление алкоголя, соблюдай сбалансированную диету и не убегай, едва завидев зеленые овощи. А еще найди работу, съезжай от матери — в общем, живи. Есть еще вопросы?
После такого Джо очевидно начал колебаться.
— Номер четыре. Мне нужно вернуться и повторно прийти на прием? — зачитал он.
— Джо, — сказал я, — хоть это и разбивает мне сердце, я должен тебя отпустить. Перефразируя Джейн Остин, ты уже достаточно долго радовал меня.
Антибиотики или жизнь?GP, 29 мая 2015 г.
Переусердствовать? Это о ком угодно, только не обо мне. Я-то знал, что делать, когда миссис Икс сказала мне: «У меня ужасно болит горло, и мне нужны антибиотики».
На самом деле я скорее отрежу себе руку, чем откажу миссис Икс в еженедельном рецепте на антибиотики: это избавит меня от проблем в долгосрочной перспективе и, вероятно, принесет меньше боли. Но на этот раз, подумал я, все будет иначе, — может быть, мы все уладим с помощью рациональности, дипломатии, диалога и взаимного сотрудничества.
По данным Академии королевских медицинских колледжей (AoMRC), все чаще давление со стороны пациентов, заставляющее врачей делать хоть что-то на каждой консультации, приводит к тому, что лечение либо помогает немного, либо не помогает вовсе.
Вряд ли для кого-то это новость: в древней Месопотамии царь Хаммурапи в свободное от убийства соседей время ввел Кодекс Хаммурапи — один из самых древних законодательных сводов законов, дошедших до нас. Туда входил закон, грозивший чрезмерно дотошным хирургам потерей руки или глаза. В наши дни можно было бы просто отобрать у них большие блестящие машины.
— Прежде чем я пропишу вам антибиотики, что, конечно, сделаю, скрепя сердце, — сказал я миссис Икс, — добрые люди из Академии королевских медицинских колледжей посоветовали вам задать мне три вопроса.
Я протянул ей список, и она подозрительно прищурилась.
— Действительно ли мне нужны эти анализы, процедура или лечение? — прочитала она.
— Нет, — сказал я, — еще немного антибиотиков, и из вашей груди вырвется большое зеленое чудовище и с воплями понесется по дороге.
Она наградила меня испепеляющим взглядом, от которого я почувствовал себя особенным.
— Есть ли более простые варианты? — продолжила она.
— Конечно, есть, — ответил я. — Каким бы еретиком я бы вам сейчас ни казался, с точки зрения медицины вам нужно побольше отдыхать и пить больше жидкости.
Последовало долгое молчание, заключающее в себе угрозу, тени толпы, веревки и процесс повешения.
Наконец она спросила:
— Что будет, если я ничего не сделаю?
— Вы поправитесь самостоятельно, — сказал я. — Ваша иммунная система, которая развивалась на протяжении миллионов лет, будет реагировать на эту, несомненно, вредную вирусную инфекцию с удовольствием и энтузиазмом.