Я уже слышу, как вы обвиняете меня в непрофессионализме — но не спешите с выводами. Это же профилактическая медицина в лучшем виде. Ситуация показывает: если вы снова нападете на врача, то увидите, что будет, случись вам повернуться спиной. Вы обречены, ибо темные дела творятся ночью, и на вашем месте я бы вечно испытывал ужас.
Конечно, мы, врачи, объяснили наши действия. Информирование пациентов является краеугольным камнем отношений между доктором и пациентом.
И это не слишком больно. Мы используем тупую иглу, понимаете?
Никакого потворства насилию в любой его форме.
Разумеется, за исключением случаев, когда мы сами его совершаем.
Вернем кометам былое величиеBMJ, 11 сентября 1999 г.
Прекрасное было времечко: миссии «Аполлон», нечеткие снимки с Луны, «Так говорил Заратустра», Джеймс Берк и Патрик Мур[134], наивные и искренние, подпрыгивающие от возбуждения и заражающие своим энтузиазмом. Казалось, что наступает новая эра, и наука откроет истину и даст четкие ответы.
Но блаженной и беспечной Аркадии не было уготовано долгое существование, и потому слово «комета» никогда не означало для меня великолепный огненный шар, что несется через Солнечную систему, мерцая серебряным хвостом длиной в миллион миль. Скорее оно для меня подразумевает разбитые мечты и разрушенные ожидания, потому что я слишком отчетливо помню горькое разочарование от кометы Когоутека в 1970-х годах (а еще, по чистому совпадению, тогда ни одна девушка не пришла ко мне на свидание).
— Она будет размером в половину Луны, — с энтузиазмом заявил Патрик Мур, который никогда раньше не лгал мне и которому я (по-прежнему ребенок с горящими глазами, когда речь идет о звездах) безраздельно верил. Но вера в него и детские мечты были вероломно преданы, потому что, когда комета Когоутека в конце концов появилась, толку от нее было столько же, сколько от пузырька от кашля из Британского национального лекарственного формуляра.
Ожидания продолжали осыпаться на глазах: антибиотики, интерферон, Бен Джонсон[135], быстрая слава на глиняных ногах.
Так что от кометы Хейла — Боппа я ничего хорошего не ждал, несмотря на всю предварительную рекламу. Эту песню, разбившую мое юное сердце, я уже слышал, поэтому даже не потрудился посмотреть на небо. Но вот однажды вечером за несколькими кружками пива я начал плакаться своему хорошему другу Пити.
— Ты хочешь сказать, что ее не видел? — удивленно спросил он. — Да она там уже два месяца.
— Ну и где же она тогда? — спросил я, гадая, когда именно Пити стал таким знатоком астрономии, если он только и делает, что ухаживает за коровами (как он говорит).
— Да прямо над моим домом, — решительно сказал он.
Очень забавно для деревенщины, подумал я, но уже на следующий день поехал в горы и остановил машину, чтобы понаблюдать, и… вот она, сияющая, как маяк в вышине, с хвостом, струящимся, как маленький кусочек неба. Комета Хейла — Боппа в радуге славы — и, как и было обещано, прямо над домом Пити.
Мечты сбываются, Дороти, и иногда прямо у нас на заднем дворе.
7. Мне тут сказали…
В Ольстере не принято менять свое мнение, хотя в этом отношении мы не уникальны. Вы никогда не увидите, как участник дискуссии в задумчивости скажет: «Да, вы правы, это хорошая мысль, мне это не приходило в голову. Ладно, вы меня убедили, я передумал». Требуются сила и мудрость, чтобы отказаться от устоявшихся взглядов. Или слабость и предубеждение, чтобы придерживаться их.
Суфии рассказывают о легендарном дуралее незаурядных способностей Ходже Насреддине, которого однажды спросили о его возрасте.
— Сегодня мне пятьдесят лет, — гордо заявил он.
Десять лет спустя тот же человек снова обратился к нему с прежним вопросом.
— Пятьдесят лет, — твердо сказал Насреддин.
— Но десять лет назад вы говорили то же самое, — удивился спрашивающий.
Насреддин ответил:
— Я никогда не отказываюсь от своих слов.
Поэтому у меня всегда есть несколько мнений, просто на всякий случай.
Лекарство от рака?GP, 14 марта 2014 г.
У костра сидели два пещерных человека. Один из них довольно рыгнул и откинулся назад.
— Разве это не здорово? — сказал он. — Чистый воздух, разнообразный рацион, вода из горных ручьев, никакого загрязнения, полно физической нагрузки, разговоры о здоровом образе жизни. Лучшего мы и желать не могли.
— Ну да, — согласился другой, — но разве не странно, что все мы умираем, не дотянув и до тридцати?
По сравнению с предыдущими поколениями у нас все удивительно комфортно, жизнь долгая и безопасная — и чтобы убедиться в этом, даже не придется обращаться к пещерным людям. В свое время король Испании Филипп был самым могущественным человеком в мире. Его империя простиралась по всему земному шару, и он располагал целой армией вассалов, готовых выполнить любую его прихоть. Но умирал он долгих пятьдесят два дня ужасной и мучительной смертью, весь в пролежнях, на угвазданных испражнениями простынях. Жуткая боль не позволяла обмыть монарха, и поэтому для выхода экскрементов, мочи, гноя и крови в его матрасе проделали дырку. Сегодня даже самым подлым из наших соотечественников не грозит такая жуткая смерть.
Не то чтобы врачи претендуют на огромный вклад в столь заметное улучшение ситуации. Все произошло, скорее, благодаря научным достижениям в других областях.
Увеличение и разнообразие запасов продовольствия — заслуга фермеров, санитария и очищение воды — инженеров. Если не считать случайных войн, наука была снисходительна к медикам. Роль врачей важна в отдельных случаях, но только наши коллеги по общественному здравоохранению могут претендовать на какие-то реальные результаты в масштабах населения.
ВОЗ недавно опубликовала доклад о росте онкологических заболеваний. Это явление чересчур эмоционально назвали приливной волной, игнорируя очевидный факт: цифры растут главным образом потому, что мы живем достаточно долго, чтобы рак успел развиться. То же самое справедливо и в отношении всех современных эпидемий, сердечно-сосудистых нарушений, инсульта, деменции и т. д.
Есть причина, по которой менопауза наступает ближе к пятидесяти. Это признак того, что мать-природа больше не хочет с нами связываться, что наш организм устарел и вообще пришло время переехать и уступить место детям. Из-за более длинной жизни мы оказываемся в положении, с которым организм не должен справляться, исходя из своего предназначения. Так что у меня есть одно, хотя, возможно, и спорное решение проблемы «приливной волны» рака.
Можно прекратить делать детям прививки.
Истинный враг статей, секса и медицины…GP, 21 марта 2017 г.
Согласно исследованиям (которые я мог бы рекомендовать, если потребуется, даже если никто и никогда не потрудится о них спросить, ведь ссылки похожи на красивые обои или почетные звания перед вашим именем — они всегда добавляют немного яркости, немного научной значимости, не так ли?), если мы рассчитываем получить пятнадцатиминутную консультацию, то семейный врач, у которого две с половиной тысячи пациентов, потратит 7,4 часа в день на профилактические меры и 10,6 часа — на людей с хроническими заболеваниями.
После этого останется ни много ни мало шесть часов в день для несносной неотложной помощи, приема здоровых, озабоченных состоянием своего здоровья, а также для выдачи больничных листов, приема больных детей, работы с бумагами, перерывов на еду, сон, стук головой о стену от расстройства, походы в туалет и продолжение рода.
Правда в том, что вы можете сделать очень много, когда у вас нет — ну, вы знаете — жизни.
И даже наши шесть часов свободы под угрозой. Ни одна исследовательская работа, достойная называться таковой, не обходится без слов «врач общей практики должен». Помощь, которую нам «рекомендуется» оказывать, с точки зрения внешних экспертов с нулевым пониманием реалий первичной медицинской помощи, продолжает накапливаться.
И все же мы продолжаем принимать это, как работяга-конь Боксер в «Скотном дворе» Оруэлла. Мы взваливаем на плечи ярмо и трудимся все усерднее. Не в наших правилах жаловаться и говорить «нет».
Входите и садитесь поудобнее, произносим мы вместо этого, и прихватите направление, у нас найдется неплохое местечко у очага. Когда вы хотите что-то сделать, спросите занятого доктора.
Но пришло время сказать «стоп». Мы больше не можем заниматься абсолютно всем, это уже слишком. Есть замечательное немецкое слово — verschlimmbessern, что означает «сделать что-то хуже, пытаясь улучшить». Стремясь повысить качество терапии, мы делаем задачу невыполнимой.
«Если хотим, чтобы все оставалось как есть, — сказал Танкред в опере Россини, — все должно измениться».
Как и во многом другом, от написания эссе до секса и бытия семейных врачей, лучшее — враг хорошего.
Несбалансированные поиски балансаBMJ, 23 июня 2010 г.
Министр культуры Северной Ирландии однажды написал письмо в Ольстерский музей, призывая его отразить креационистские и рациональные теории о происхождении Вселенной. Во время интервью по этому поводу на радио BBC он подвергся нападению Ричарда Докинза[136], чье испепеляющее презрение свело речь министра к бессвязной болтовне о нетолерантности, равенстве и необходимости дебатов. Было забавно и одновременно неловко: да, это наш министр культуры, ребята, — ну разве не повод для гордости?
Эта ситуация иллюстрирует опасность поиска политически корректного баланса. Когда директор Европейской организации по ядерным исследованиям дает интервью о Большом адронном коллайдере и об устройстве Вселенной, вы не ожидаете альтернативной точки зрения от миссис Путс из Баркинга, которая считает, что кварки — это маленькие белые мыши, которые очень быстро бегают, и что коллайдер, очевидно, не сработает, потому что ученые пожалели сыра. Затем интервьюер повор