Это было своего рода психическое землетрясение.
Хоть штукатурка и не начала отваливаться кусками с потолка, все было почти так же, как в стихотворении «Темный дрозд» Томаса Харди: «Но вдруг безлиственный провал / Шальную песнь исторг, / Стон ликованья в ней звучал, / Немыслимый восторг…»[139]
— Я еще молод, — продолжил Джо мягко, с беспокойным блеском в глазах. — Я вдруг осознаю, что сейчас я в самом расцвете, но это ненадолго. В будущем нас так или иначе ожидают потери, смерть и разложение, и с каждым годом могила все ближе.
Я устыдился своего цинизма. В этот критический момент Джо нужна была поддержка друзей. И если, как у Джо, у вас нет друзей, врач — следующая инстанция.
Было только одно возможное решение. Я уже четко понимал, что делать.
— Возвращайся в свою капсулу, инопланетянин, — сказал я. — И верни мне моего Джо.
9. Фантастические приключения врача общей практики
Нет никаких ограничений для посещений своего врача, для этого даже не нужно болеть. Поэтому на пороге моего кабинета может возникнуть кто или что угодно: от участника самой возвышенной истории любви до омерзительного грешника, от невыразимо тривиального случая до крайне трагического. И истории получаются как забавные, так и похожие на пьесы с моралью в конце. После тридцати лет практики меня уже ничто не удивляет — пожалуй, кроме того, что врачи-консультанты отвечают на мои телефонные звонки.
Хорошие, плохие, отталкивающие — эти встречи я считаю частью тайных знаний своей работы врачом в небольшом городе и почти уверен, что все они действительно происходили.
Разговор с великими врачамиBMJ, 8 ноября 2013 г.
Мы стоим на плечах гигантов, но это бывает довольно неудобно.
— Это вам поможет от кашля, — твердо сказал я, собирая в кулак весь авторитет нашей древней профессии, вечной борьбы с суевериями и невежеством, призывая титанов Харви, Листера, Земмельвейса и Пастера[140] и вспоминая, на какие жертвы они порой шли, невзирая на преследования и насмешки.
«Микстура, 10 мл, 4 р. в день», — написал я, и призраки титанов с отвращением отпрянули. Листер издал рвотный звук, а Земмельвейс показал мне средний палец.
— Но что я могу поделать? — спросил я. Существует давняя культурная традиция выписывать микстуры. Эффект плацебо бывает очень сильным. Это жест заботы — я показываю, как серьезно отношусь к проблеме. И это безопасно: «прежде всего не навреди» и все такое.
Появился призрак Галилея, выставив перед собой окровавленные большие пальцы.
— Посмотри на этих неудачников, — с горечью сказал он. — Чертов папа сделал это со мной, и ради чего я принял муки?
— Некоторые ублюдки даже пытались меня отравить, — вмешался Гален[141].
— А для вас выписывать подслащенную сахаром воду — это подделка и обман. Кокрейновский обзор использования противокашлевых средств пациентами с острым кашлем показал, что относительно продолжительности кашля явной пользы нет.
— Это довольно сильное утверждение, — сказал я, — особенно для того, кто осваивал анатомию, вскрывая обезьян.
— Это правда, любитель обезьян, — отозвался Везалий[142]. — Вы предположили, что межжелудочковая перегородка проницаема, и отодвинули науку анатомии на тысячу лет назад.
— Эй вы, — возмутился Гален, — мне просто не дали использовать гладиаторов. Я попробовал один раз, а потом началось: «Я — Спартак!» — и прочее дерьмо.
К этому времени я уже чувствовал себя главным на новостном канале Fox News, и меня тошнило от всей этой типа науки. Отрицание изменения климата, креационизм — наконец-то я понял, как привлекательна простота.
Наука слишком противоречива и запутанна, фантазировать безопаснее.
— Нет ничего постыдного в смятении, парень, — сказал старый добрый Боунз Мак-Кой, — Иногда правильного не существует вовсе, есть только наименее неправильное — оно и будет настоящим лекарством.
— Запомни, — встрял Ван Хельсинг, — мощный удар в сердце.
— Вы же не всерьез это говорите? — запротестовал я.
— Я серьезно, — сказал Румак. — И не называй меня Ширли.
Первый известный случай детского ожиренияBMJ, 18 марта 2013 г.
Найти Пряничный домик было непросто. Я спросил дорогу у угрюмой молодой девушки в красном капюшоне.
— Проваливай, — сказала она, — я уже взрослая для подобных шуток. Или для тебя это слишком тонко?
Я призвал великого бога Пана. Он поправлял набедренную повязку, которую откровенно и впечатляюще перекосило.
— Извини, не могу остаться, — ухмыльнулся он. — Только что звонила лесная нимфа, сечешь?
В конце концов я отыскал домик, ведомый странным покалыванием в пальцах[143] и GPS. Реальность взяла отпуск — творила какие-то непотребства с законами физики. От входной двери пахло пряниками, а в саду я заметил множество разноцветных грибов, и во всех были крошечные дверцы и окошечки.
Я подергал дверную ручку, сделанную из шоколада, и не смог ее повернуть.
— Даже в волшебной стране должны быть свои законы, — сказал Гилберт Честертон, к чему он же мог бы добавить: «И она тоже не застрахована от дрянных мастеров». Я протиснулся внутрь, наступив на невнимательного эльфа. С пряничной двери посыпались крошки, и мои ноги неприятно прилипли к зефирному полу.
Здесь все было как в обычном пряничном домике: древняя старуха, кухонная мебель, пара гоблинов, лапающих белку, — за исключением дорогого телевизора с плоским экраном и подключенными платными каналами.
— Уверены, что вы настоящая ведьма? — с подозрением спросил я.
Она протянула мне сертификат с надписью «Член Королевского колледжа ведьм и хиромантов».
— Невероятно, — сказал я.
— Да, — ответила она, — даже сказочные существа знают, что хиромантия — это… — Она замолчала. — Эй, ты! — крикнула она в окно. — Убирайся, или я натравлю на тебя собак. Опять этот Терри Пратчетт, — объяснила она, — вечно тут шныряет.
Двое очень толстых детей развалились на икеевском диване, уминая пончики размером с мою голову.
— Меня беспокоит вес Гензеля и Гретель, — сказала старуха.
— Много физической нагрузки, сбалансированный рацион… — начал я.
— Нет, доктор, вы не понимаете, — перебила ведьма. — Мне нужно получше их откормить. Посмотрите на них — чахнут на глазах.
Гензель громко рыгнул в знак согласия.
— Чем вы их кормите? — спросил я.
— Только самым лучшим, — сказала она. — Домашнее, натуральное, все дела.
Я поднял с пола коробку от «Хэппи Мил» из «Макдоналдса».
— А это что такое?
Она смутилась:
— Устанавливали новую плиту, поэтому пришлось заказать еду.
Традиционную духовку, как я заметил, заменили на огромную печь.
Время пришло, доктор, да-да. В каждой истории есть сила предков, и я понял, что делать.
— Шикарная плита, — сказал я. — Покажите мне, как она работает.
Гордая своим домом, ведьма наклонилась подкрутить ручки. Я втолкнул ее внутрь и, отдавая должное группе Spinal Tap, увеличил разогрев до одиннадцати[144].
Разведите ведьме костер — и она согреется на день, бросьте ее в огонь — и она согреется на всю оставшуюся жизнь.
«Нам даже не понадобится прибегать к Ливерпульской стратегии по уходу за смертельно больными», — подумал я.
Разговоры с таблеткамиBMJ, 2 января 2013 г.
— Ты нас не ценишь, — пожаловался он, сидя на краю стола и болтая ножками в воздухе. — Ни одной благодарности, только жалобы на зависимость, стоимость, побочные эффекты. «Когда великий Цезарь увидал, что Брут кинжал занес, неблагодарность сильнее рук предателей сразила его совсем, и разорвалось сердце великое…»[145] Подумай об этом, — продолжал он. — Мы удобны, нас легко транспортировать, никто лучше нас не пригоден для использования в домашних условиях. Наше качество можно контролировать, стандартизировать и регулировать; нас можно гибко и надежно дозировать; мы удивительно подходим для тестирования в двойных слепых рандомизированных контролируемых исследованиях. Мы — сложная наука, t-критерий Стьюдента, критический уровень значимости, хи-квадрат. Мы — лучшие представители доказательной медицины, мы не имеем никакого отношения к этому непонятному целостному дерьму.
— При условии, что результаты испытаний будут опубликованы, даже если результаты будут отрицательными, — сказал я.
— Конечно, — сказал он.
— И доступны для рецензируемых журналов, — сказал я.
— Само собой разумеется, — сказал он, — что мы же следим за Ричардом Смитом и Беном Голдакром[146] в «Твиттере», правда?
— Вы должны признать, — сказал я, — что ваш послужной список несколько сомнителен.
— С этим не поспоришь, — пожал он плечами. — Статистики — шлюхи. За деньги они докажут что угодно. Фармацевтические компании — жадные кровососы, капиталистические свиньи, которые первыми встанут к стенке, когда грянет революция.
Но именно это заставляет мир вращаться, чувак.
— Увы, жадность — это хорошо, — сказал он. — Прибыль — это мотиватор, двигатель новаций. Если бы папа римский или мать Тереза управляли фармацевтической компанией, они разработали бы новые продукты? Я маленький, но не низкопробный.
— А витамины, гомеопатические пилюли и цветочные снадобья? — спросил я.
— Да-да, куча дерьма, я знаю, — сказал он. — Но у каждого есть родственники, за которых он не испытывает гордости.
Он выпрямился.
— Мы известны с древних времен, — он опустил маленькую головку, и на мгновение его голос показался