В его словах была доля правоты. Мы, врачи, были лишь свидетелями многих трагедий и несправедливостей, но я слишком разозлился, чтобы извиняться.
— Послушайте, Энтон, я пробыл здесь достаточно долго, видел слишком много молодых жизней, унесенных Смутой, и в этом виноваты ты и твоя вооруженная борьба. «А ты сидел с майорами на базе и гнал глупцов-героев к верной смерти»[169]. Правда и неправда не входят в мои обязанности, но у нас есть еще одна молодая жизнь, которая сейчас гаснет на заднем сиденье этого фургона, и ее мы могли бы спасти. Ты не лысый и не задыхаешься, но, кроме этого, ничего не меняется.
— Уилфред Оуэн[170], — кивнул Энтон. — Очень хорошо. Док, ты должен был быть в Кеше.
— Зигфрид Сассун на самом деле, — сказал я.
Мы выехали с проселочной дороги на главную и направились к границе, находившейся всего в полутора километрах от нас. И только мы сделали второй поворот, встречная машина мигнула нам фарами — традиционный местный сигнал о том, что впереди армейский блокпост.
Энтон тут же остановился.
— Больше нельзя рисковать и ехать на машине, иначе нас схватят, — сказал он. — Отсюда пойдем пешком.
— Дела идут все лучше и лучше, да? — заметил я.
— Вы слышали, чего он хочет, док.
— Я слышал, что сказал один введенный в заблуждение парень. Отсюда и до границы местность суровая. Мы не можем нести его всю дорогу; нам придется разбудить его, и ему будет неприятно.
— Делайте все, что потребуется, — сказал Энтон, — но только побыстрее. Нам придется сделать немаленький круг, чтобы объехать КПП. У них всегда есть разведчики.
Энтон открыл ближайшую калитку и вывел машину в поле, плотно прижавшись к живой изгороди для укрытия.
— Настоящая высокотехнологичная война, правда? По крайней мере, сегодня хороший день, — сказал я.
Я легонько встряхнул Джеймса, он пошевелился и открыл глаза.
— Мы уже приехали, док? — спросил он, как ребенок в долгой поездке на машине.
— Скоро, Джеймс, очень скоро, — пообещал я. — Но сначала нужно немного прогуляться.
Он взглянул на холм перед нами и закрыл глаза.
— Нет проблем, док, — сказал он. — То, что нас не убивает, делает нас сильнее.
— Только не Ницше, пожалуйста, — попросил я. — Разве тебя ничему не учили в тюряге? Следующим будет Киплинг.
— В Киплинге нет ничего плохого, — вмешался Энтон, бросая ветку на машину. — Вроде бы сочувствовал империалистам, но на самом деле понимал простых людей.
Я взял Джеймса за одну руку, Энтон за другую, и мы побрели через поле. Первые метров восемьсот прошли легко — пологое пастбище, скрытое в зарослях ясеня и шиповника. Затем уклон стал круче, а земля — менее ровной, поросшей жестким вереском и густой травой. Мы миновали военный наблюдательный пост, один из многих, гирлянды которых украшали холмы Южной Армы, но никто из нас даже не взглянул на него. Эти посты были декоративными, редко там встречались люди.
Джеймс вздрагивал, когда шаг давался ему тяжело, да и сам я все сильнее изматывался. Наконец мы подошли к вершине холма.
— Подожди здесь, — сказал Энтон и пополз вперед — посмотреть, что на другой стороне.
— Похоже, чисто. Пойдемте. Теперь мы почти в безопасности. Граница всего в ста метрах.
Только он замолчал, как прямо над его головой пронесся вертолет. Винты оглушительно грохотали, горные травы прижимало к земле, словно в бурю.
— Давай, мы успеем, если поторопимся, — настаивал Энтон, но я видел, что поросший папоротником спуск очень крут. Как его преодолеть — совершенно непонятно.
— Нельзя нам торопиться, — сказал я. — Если он хочет когда-нибудь снова ходить, торопиться нельзя.
Энтон задумчиво посмотрел на меня.
— Хорошо, док, — решил он наконец. — Вы главный, пойдемте так.
Мы начали спускаться с холма и по счастливой случайности оказались на протоптанной в папоротниках овечьей тропинке, скользкой, шириной меньше метра — но мы по крайней мере видели, куда ставить ногу. Чуть впереди поросль редела, а затем сливалась в ровное поле, и на дальнем конце этого поля я увидел ворота.
— Эти ворота прямо на границе, — сказал Энтон, — там нас кто-нибудь встретит.
— Почти приехали, Джеймс, — подбадривал я, — еще несколько ярдов.
Раздался выстрел, и я почувствовал, как что-то просвистело над головой.
— Ложись! — крикнул Энтон.
— Какое на хрен ложись, — сказал я, пригибаясь как можно ниже. — Если ты не заметил, я держу Джеймса.
— Да, док, извините, это я по привычке. В любом случае выстрел предупредительный. Но, знаете, стреляют они довольно метко, так что давайте скроемся на всякий случай. И, док, пожалуйста, следите за языком — рядом молодой парнишка.
Мы уложили Джеймса со всей осторожностью и опустились рядом с ним на колени.
Нас окликнули через громкоговоритель.
— Стойте, где стоите, мы видим всех троих, — раздался голос. — Встаньте и подойдите вперед с поднятыми руками, чтобы мы их видели, иначе будем стрелять. Это единственное предупреждение.
Я почувствовал что-то вроде облегчения. Из-за волнения во время погони я потерял из виду, что было важно, а что нет. Побег или не побег не имели для меня никакого значения. Я просто не хотел, чтобы мой пациент умер, и чем скорее нас схватят, тем скорее он получит надлежащую медицинскую помощь. Я встал с поднятыми руками и помахал ими — так показывали по телевизору.
— Живи долго и процветай, Спок, — крикнул я, складывая пальцы в вулканском салюте.
— Мы почти добрались, Джеймс, — сказал я, поворачиваясь к нему, но тот не слушал. Он полз, перебирая руками, по тропинке вниз с холма. — Прекрати, дурень, — я попытался его остановить. — У тебя ничего не выйдет. Только еще больше покалечишься.
— Я же говорил вам, док, — прошипел он, медленно продвигаясь вперед. — Можете похоронить меня прямо здесь. Я не вернусь за решетку, чего бы мне это ни стоило.
Я почувствовал руку Энтона на своем плече.
— Парня не возьмут, так что вам придется довести его, док, — тихо сказал Энтон, — я их задержу.
— Это безумие, — крикнул я, — вы оба погибнете! И я тоже, кстати. Не то чтобы это имело значение, конечно, у меня все равно день не задался.
— Таким шансом мы все должны воспользоваться, док. Как бы то ни было, теперь ты не хуже любого из нас, — сказал он, улыбаясь мне, одновременно вытаскивая короткоствольный револьвер и взводя курок. — Теперь давай, вперед! И… доктор!
— Да? — отозвался я.
— Не забудь, — предупредил он, — серпантин!
— Что это такое? — спросил я.
— Я могу тебе рассказать, — начал он, — но тогда…
— Да, да, тогда тебе придется меня убить, — продолжил я. — Пули и правда будят в тебе чувство юмора?
Он наклонился под прикрытием папоротника и пополз обратно тем же путем, которым мы пришли. Позади него я увидел маленькие фигурки в хаки, карабкающиеся по гребню холма, и снова приближающийся вертолет.
— Не волнуйтесь, док, — прошептал Джеймс, — вертолет не приблизится. Мы рядом к границей, так что в него может угодить ракета «земля — воздух».
— Ну, совсем другое дело. Это, конечно, дает ощущение безопасности, — сказал я. — Пойдем, теперь здесь только ты и я. И, конечно, вся чертова британская армия.
Мы медленно, спотыкаясь, продвигались по тропинке. Всего через несколько ярдов я услышал сзади крики и грохот выстрелов. Будут ли они стрелять в нас, подумал я, жалея, что у меня нет маленького флага Красного Креста, который я мог бы поднять и помахать в воздухе. Мы прорвались сквозь папоротник. Идти стало намного легче, но теперь укрытия не было. Поле недавно заняло стадо джерсийских коров, которые теперь жались у дальнего края. Я испытал роковое удовлетворение, увидев, что они оставили много больших пахучих лепешек, напоминающих об их присутствии, — настоящий триумф пищеварения. Одновременно я отметил, что в следующий раз, удирая с раненым беглецом на плечах, выберу поле без коров. А вот с овцами — пожалуйста. Пуля вспорола землю перед нами, и я вздрогнул.
— Успокойтесь, док, это просто случайный выстрел, — сказал Джеймс. — Если бы они целились в нас, мы бы уже были мертвы. Когда надо, они стреляют метко.
— Точно, где-то я уже это слышал, — ответил я.
Мы подошли к воротам, и сразу подъехали две машины. К нам вышли двое крепких мужчин.
— Мы получили сообщение. Вы врач?
К этому моменту допросы секретных организаций перестали меня пугать.
— Нет, — сказал я, — меня зовут Бонд, Джеймс Бонд. Нам нужно отвезти это дитя в больницу прямо сейчас. Вы оба, возьмите его за плечи. Осторожно, осторожно.
Ближе всего к нам стоял здоровый джип, и места сзади хватало. На холме Джеймс был энергичен и проявил ясность ума, однако теперь от всего этого не осталось и следа. Он рухнул на сиденье, свесив голову. Глаза пустые, в уголках рта слюна.
— Прямо в больницу, пусть кто-нибудь позвонит и скажет, что перелом бедра, огромная кровопотеря… — начал я, потом оглянулся.
Я увидел, как маленькая фигурка движется обратно через поле. В воздухе все еще гремели выстрелы. Пока я смотрел, он пошатнулся, упал, попытался встать, снова упал и уже не поднялся. Это выглядело почти эпизод комедии Чарли Чаплина — без брызг крови, поскольку в старых черно-белых фильмах красного не было. Еще один мученик за старую Ирландию, подумал я.
— Продолжайте без меня, — велел я парням. — У нас намечается еще один пострадавший.
Я выбежал за ворота и побежал через поле.
Энтон лежал лицом вверх, на виске у него была глубокая рана. Раздался еще один выстрел, и я озадаченно посмотрел вниз, чувствуя боль в груди. На рубашке расплывалось красное пятно.
Я ослабел и рухнул на колени.
— Энтон… — попытался заговорить я, но кровь пузырилась у меня на губах, и я свалился на землю.
— Похоже, мы оба мученики, — прошептал Энтон, когда на нас опустилась тьма.