Я заговорил спокойно. Возможно, вы решите, что я признал себя виноватым, но подождите стрелять в меня. Спустя столько лет работы врачом общей практики апатия — единственная эмоция, которая у меня всегда наготове.
— Эй, — спокойно (даже покровительственно) сказал я тем тоном, который использую для пациентов и который, как я знаю, особенно раздражает, — почему вы так враждебно настроены? Вы в порядке, я в порядке.
В ярости он швырнул в меня мой личностный план развития и выбежал из кабинета. Одна страница оторвалась и медленно упала на пол, совсем как маленькая слезинка, размышлял я.
Существует, возможно, апокрифическая, но потенциально поучительная история из Румынии времен Чаушеску. Помощник продюсера румынского телевидения предположил, что было бы неплохо показывать ежевечерний десятиминутный обзор деятельности диктатора. Следующий подлиза из вертикали власти решил, что десяти минут недостаточно, обзор должен длиться полчаса, и т. д. и т. п… В итоге людям пришлось терпеть по три часа обзора деятельности лидера каждый вечер.
У идей есть импульс, и остановить их — все равно что прыгнуть под поезд. Оценка работы врачей, очевидно, хорошая идея, правда? Есть ли разумные возражения? Однако эта идея породила угрюмую оценку, которая, в свою очередь, превратилась в злого гоблина перепроверки.
Здесь процветают корыстные интересы, и гоблин стал похож на живое существо. Первоначальная задача была обеспечить условия, чтобы врачи работали на приемлемом уровне, однако теперь она утрачена, и сейчас ее реальная миссия состоит в том, чтобы расти, расширять свое влияние, нанимать больше лакеев и повышать зарплаты и пенсии высшего руководства. Эта запутанная бюрократия обойдется более чем в миллиард фунтов стерлингов.
Но я слышу ваши голоса: как без перепроверки или оценки отследить массовую проблему врачей, не справляющихся со своей работой? На самом деле это не массовое явление. Сюда относится менее 1 % врачей, и у меня есть решение подешевле и повеселее. Нам нужно использовать методы борьбы с повстанцами, то есть попросту доносить.
У меня бы не возникло проблем с тем, чтобы сообщить об этом кому-либо из коллег в интересах общего блага. При условии, конечно, что телефонные разговоры не прослушиваются.
Не хотелось бы влипнуть.
Оценка качества работы (Часть 2)GP, 4 июня 2018 г.
Принято считать, что оценку работы персонала проводят два типа менеджеров. Большинство из них постоянно недовольны, их настроение напоминает об испражнениях плохого качества.
Первоначальный разговор может быть вежливым, но под маской вежливости скрывается только мерзкое подозрение. Рука над столом в рукопожатье, другая под столом сжимает пистолет.
Но есть и другие. Они хотят с вами дружить, у них вы прошли бы оценку успешно, даже если ваше портфолио по случайности нарочно испачкано нездоровыми жидкостями организма. Из-за слабости, которую я питаю к Кафке, буду называть такого менеджера по оценке К.
К. подозрительно уставился на пятна.
— Это всего лишь кофе, — сказал я, пытаясь его успокоить. — Может, пролил немного. Понимаете, я так нервничал из-за оценки, — объяснил я, широко зевая. Организм предательски выдавал во мне вруна.
— А как ваше рефлексивное обучение? — спросил К.
Я передал ему несколько потрепанных листов.
— Работал над этим весь год, — снова соврал я (годы работы врачом общей практике научили меня ловко притворяться). — Пытаюсь понять важность сочувствия. Разве я сказал «сочувствие»? Я, конечно, имел в виду сопереживание. Сочувствие — вещь второсортная, а вот сопереживание — то что надо.
— Это очень… необычно, — сказал К., рассматривая мой лист. — Есть такой момент… Вот он: «Когда пойдешь долиной смертной тени, я буду прямо за тобой». Что это значит?
— Это значит, что, когда мой пациент будет проходить долиной смертной тени, я буду прямо за ним, — услужливо объяснил я. — Так безопаснее. Если у него из груди внезапно появится Чужой, я не буду стоять на линии огня.
Воцарилась долгая пауза, пока К. продирался через многообразную стилистику текста.
— И вот это, — продолжал он. — «И в смертной схватке с целым морем пациентов покончить с ними». Кажется странно знакомым. И еще вот это: «Пациенты похожи на коробку шоколадных конфет: никогда не знаешь, какая начинка тебе попадется».
Похоже, К. раскусил мой хитрый план: написать работу «Как сделать рефлексивное обучение безболезненным», скопировав кучу однострочных цитат из большого сборника цитат. Но остается золотое правило медицины: если вы не можете сбить с толку блеском, ошеломите чушью.
— Я вплел оказавший на меня влияние литературный опыт в собственный, — сымпровизировал, то есть соврал я.
— А, теперь я понимаю, — кивнул К.
— Спасибо, — сказал я. — Похоже на сопереживание с вашей стороны.
12. Вызовы на дом
Есть птицы, не предназначенные для того, чтобы сидеть в клетке. У них слишком яркое оперение. Поэтому любой семейный врач любит вызовы на дом. Это возможность вырваться из скучной тюрьмы кабинета, отойти от стола, взмахнуть крыльями и взлететь, легко и свободно катить по пестрым от листьев проселочным дорогам, носиться голышом по полям (если нет дождя и коровы не агрессивны).
Однако не все это так прекрасно, как кажется…
Кровавое месиво на вечеринке в саду…GP, 7 апреля 2011 г.
Стоял блаженный, безмятежный летний денек. На голубом небе светило солнце, пели птицы, жужжали пчелы, повсюду слонялись кролики и рогатые козы. Так что экстренный вызов на дом на вечеринку в саду показался мне как нельзя кстати.
Поскольку ситуация была чрезвычайная, а также ввиду того, что иногда я бываю добрым доктором, я бросил все (отложив стопку больничных листов и заявлений на получение паспорта, с тяжелым сердцем, конечно) и немедленно бросился по вызову, остановившись лишь затем, чтобы забрать соломенную шляпу, полосатый блейзер, банку консервированного копченого лосося с огурцом, ржаной хлеб, бутылку «Пиммза»[173] и нанять пару лакеев. Двадцать лет работы врачом общей практики научили меня, как важно иметь с собой все необходимое. Cum stramenta catherise parare omittat plasticae manus ungloved (не похлопотал заранее — будь готов без перчаток ставить катетер из пластиковой соломинки).
В саду меня ожидала идиллия: непринужденная болтовня изысканного общества; In a Monastery Garden, играющая фоном на старом граммофоне; далекий гул маленького самолета; звон бокалов с шампанским; жужжание мух; летний вечер. Не хватало только хорошей войны, чтобы проредить рабочий класс, — тогда все было бы почти идеально. Омрачало ситуацию лишь кровавое месиво, ранее бывшее Себастьяном. Из-за фатального сочетания приподнятого настроения и низкого IQ он отоварил сам себя крокетным молотком — очевидно, среди школьников это профессиональная травма.
Несмотря на отвратительное зрелище, которое представлял собой Себастьян, игра в крокет продолжалась с вызывающим спокойствием.
— Послушайте, старина, — сказал прекрасно сложенный пожилой джентльмен с усами, которые имели сверхъестественное (хотя, без сомнения, случайное) сходство со схемой матки и фаллопиевых труб (мой внутренний врач никогда не спит). — Не могли бы вы переместить эту кровавую кучу? Мешает сделать замах.
Вот дух, который сделал Британскую империю великой, подумал я.
Благоухающая духами барышня упала в обморок, но осторожно, чтобы не испачкать платье.
— О, моя дорогая Присцилла, — сказала величественная дама. — Быстрее, доктор, сделайте что-нибудь, и кто-нибудь, принесите мне еще джина, и на этот раз оставьте бутылку.
Двадцать лет работы врачом общей практики научили меня справляться даже с самыми необычными клиническими ситуациями.
— Черт возьми, Присцилла, — сказал я, — ты упала в обморок на слизняка.
Исцеление произошло мгновенно.
Тупой или как?BMJ, 15 июля 2000 г.
В это время года холмы прекрасны. Зеленые луга спокойны, если не считать жужжания шмелей, бешено пикирующих среди одуванчиков, бабочек и великого бога Пана, делающего непристойные предложения лесным нимфам. Золотые кусты дрока так усеяны шипами, что, брось вы туда собирателя трав, он визжал бы несколько недель. Если бы Вордсворт имел медицинское образование, он сказал бы, что склоны долины, усеянные белоснежными ландышами, похожи на ягодицы толстяка, присыпанные тальком.
И люди — медлительные, угрюмые и скучные при этом. Мы настолько деревенские, что коровы у нас считаются утонченными, стильными и, возможно, гомосексуальными. А доим мы только систему соцобеспечения.
Мы несентиментальны по отношению к природе. «Пейзаж нельзя съесть», — говорим мы, хотя, судя по внешнему виду наших зубов, некоторые хотя бы попытались это сделать. Поэтому мы увеличиваем свои доходы за счет контрабанды и шантажа мелких пушных животных.
Браконьеры не любят нас, хотя мы с той же силой не любим разъезжающих верхом жирных ублюдков из высшего общества. «Если бы лиса могла съесть вас, — убеждаем мы их, — она бы это сделала. Ей было бы все равно, даже если пришлось бы, охотясь за вами, бегать с голой задницей по окрестным холмам».
Что касается любителей обниматься с деревьями, то в тот день, когда дерево обнимет вас в ответ, вы пожалеете. Согласно местной народной песне, француз целует дуб, и в конечном счете у него полный рот липкого сока.
Мы застенчивы и немногословны, мы следуем библейскому учению, а оно наставляет: «Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая». Добавлю: особенно когда речь идет о телесных органах. Одна из радостей посещения других стран — общение с местными жителями и знакомство с их культурой, поэтому туристов здесь вечно разводят и кидают.
Полицию уважают примерно так же, как мертвого козла, и, соответственно, жизнь врача становится все более увлекательной.