Идея Ленина овладела массами, но самого Ленина, прибывшего в Петроград утром 4 июля, это не обрадовало. Дилемма была непростой. Повторять оппортунистическое поведение 10 июня – значило окончательно оттолкнуть радикальные массы, тем более что анархисты, инициировавшие выступление, уже «дышали в затылок». В итоге Петербургский комитет РСДРП(б), а затем и большинство ЦК решили возглавить демонстрацию, чтобы превратить ее «в мирное, организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда»[112]. Ни о каком восстании речь не шла. В.А. Никонов пишет, что он «убежден», будто большевики в июле «пытались взять власть»[113], однако доказательств не приводит.
Большевики, разумеется, стремились к власти, чего не скрывали. Но в этот период они требовали передать власть Советам, в которых сами не имели большинства. Ленин надеялся, что в случае, если Советам придется проводить радикальные преобразования, реальное влияние в них быстро перейдет к левым крыльям социалистических партий, то есть к союзу большевиков, левых эсеров (тогда еще не выделившихся из ПСР) и левых меньшевиков (в том числе Мартова, Троцкого и Луначарского). В условиях, когда большевики не имели в Советах большинства, требование «Вся власть Советам!» не давало им монополии на власть и лишь означало замену только что распавшейся коалиции социалистов и кадетов коалицией тех же социалистов и большевиков. Никакого военного переворота, только политический сдвиг влево.
В ночь с 3 на 4 июля большевистский актив занимался мобилизацией сил на предстоящее мероприятие, которое должно было превзойти грандиозную демонстрацию 18 июня. Молотов находился в гуще событий – Выборгский район формировал солидную колонну.
В демонстрации 4 июля приняли участие десятки тысяч рабочих, солдат и матросов. По пути к Таврическому дворцу протестующие подошли к особняку Кшесинской, резиденции большевиков. Они ведь были главными организаторами шествия. По словам Раскольникова, «разыскав Владимира Ильича, мы от имени кронштадтцев стали упрашивать его выйти на балкон и произнести хоть несколько слов. Ильич сперва отнекивался, ссылаясь на нездоровье, но потом, когда наши просьбы были веско подкреплены требованием масс на улице, он уступил и согласился»[114]. Сказав несколько слов о бдительности и выдержке, поддержав требование «Вся власть Советам!», вождь удалился с балкона. Заметим, что когда он на деле собирался брать власть, то вел себя иначе. Пока же Ленин не знал, что делать, если Петросовет и ЦИК не пойдут на уступки, и предложил в этом случае ждать указаний ЦК[115].
Расстрел июльской демонстрации. Петроград. 4(17) июля 1917. [РГАСПИ. Ф. 788. Оп. 1. Д. 129. Л. 1]
Молотов в этих закулисных маневрах не участвовал. Скорее всего, он находился в колонне демонстрантов, где, кстати, подвергался немалой опасности. Революционные колонны были обстреляны на Литейном и Невском проспектах, но до Таврического дворца дошли. Однако лицом к лицу с морем вооруженных демонстрантов руководители Петросовета проявили твердость и от взятия власти отказались[116].
Что дальше делать, демонстранты не знали – и стали расходиться. А социалистические лидеры ЦИК Советов, не теряя времени, заручились поддержкой воинских частей, готовых противостоять «бунту» на случай его повторения. И заодно запустили кампанию по дискредитации Ленина. Министр юстиции П. Переверзев стал распространять сведения, будто тот является немецким шпионом. Даже по мнению меньшевиков, аргументы были крайне неубедительными[117]. Правительственное сообщение было напечатано 5 июля в газете «Живое слово», пользовавшейся репутацией бульварного издания, но публикация имела грандиозный резонанс. Мало кто вникал в юридические детали в накаленной политической обстановке.
Это дало властям повод перейти к репрессиям против большевиков. И хотя в ночь на 5 июля ЦК РСДРП(б) постановил «демонстрации более не продолжать»[118], редакция «Правды» была захвачена и разгромлена военными. 1-й пулеметный полк был расформирован, начались массовые аресты.
Более двухсот участников июльских выступлений и левых лидеров, включая Каменева, Троцкого, Луначарского, Раскольникова, попали под арест. Ленин 9 июля принял участие в заседании Исполнительной комиссии Петербургского комитета РСДРП(б), после чего скрылся. С тех пор Молотов до исторических октябрьских дней его не видел.
В итоге выиграли в июльском кризисе правые социалисты: 8 июля пост председателя правительства с согласия Львова перешел к Керенскому, а в новом его составе социалисты получили большинство.
Из особняка Кшесинской большевиков выгнали, так что приход к власти большевистской команды во главе с Молотовым в Выборгском районе оказался очень кстати. Здесь большевики получили небольшое помещение на Финляндском проспекте в доме № 6. Адрес пришлось делить с меньшевиками и рабочим клубом, так как районная дума была многопартийной, и здание было выделено под нужды разных рабочих организаций.
Скрывавшийся в Разливе Ленин выступил за снятие лозунга «Вся власть Советам!», поскольку «данные Советы» не способны эту власть взять. «Лозунг перехода власти к Советам звучал бы теперь как донкихотство или как насмешка. Этот лозунг, объективно, был бы обманом народа, внушением ему иллюзии, будто Советам и теперь достаточно пожелать взять власть или постановить это для получения власти, будто в Совете находятся еще партии, не запятнавшие себя пособничеством палачам, будто можно бывшее сделать небывшим»[119]. По мнению Ленина, теперь ставку следовало делать не на Советы, а на любые «революционные», то есть идущие за большевиками общественные организации. Но какие конкретно? Инициатива вождя обсуждалась на совещании ЦК, Петербургского и Московских бюро и комитетов партии 13–14 июля. Молотов и Свердлов спорили до хрипоты, защищая ленинскую позицию, но аргументов не хватало. Большинство выступило против. До сих пор передача власти Советам была основой политической стратегии большевиков. Если отказаться от этого требования, что же останется? Захват власти одной партией? Это бланкизм, диктатура меньшинства, которая погибнет, столкнувшись с сопротивлением большинства населения. К тому же на Урале и в небольших городах Центрального промышленного района уже наметилась «большевизация» Советов. Не поторопился ли Ленин со сменой лозунга?
На Петроградской конференции 16 июля предложение Ленина от имени ЦК защищал Сталин при поддержке Молотова, который убеждал товарищей: «При желании Советы могли бы мирным путем взять власть в свои руки… События 3–4 июля толкнули Советы на путь контрреволюции, и наше отношение к Советам не может быть прежним… Большевикам ставят ультиматум: или подчинитесь или долой из Советов!.. Мы не можем бороться за власть тех Советов, которые предали пролетариат»[120].
Но и здесь сторонники сохранения прежнего лозунга во главе с Володарским одержали верх. Как-никак, Советы давали легальную возможность обращаться к массам и взаимодействовать с левыми деятелями. Отказавшись от участия в них, можно было оказаться в полной политической изоляции. Что показательно, Молотов при голосовании резолюции воздержался.
На VI съезде РСДРП, полулегально прошедшем 26 июля – 3 августа в Петрограде, партию большевиков пополнили межрайонцы, включая Троцкого и Луначарского. Ленинскую точку зрения отстаивал Сталин, выступивший с политическим докладом: «до 3 июля была возможна мирная победа, мирный переход власти к Советам… теперь, после того, как контрреволюция организовалась и укрепилась, говорить, что Советы могут мирным путем взять власть в свои руки, – значит говорить впустую»[121].
Молотов, выступая на съезде, полностью поддержал Ленина и Сталина и, по обычаю русских марксистов, нашел прецеденты в истории Франции. Он привел в пример 1848 год, когда «восторжествовал буржуазный порядок, и вплоть до 1870 года пролетариат не мог поднять голову. Бонапарт был возведен на престол при одинаковом участии крупной и мелкой буржуазии, считавшейся республиканской.
Теперь у нас социалисты-революционеры и меньшевики идут по тому же пути». Пессимистическая картина, получается, теперь придется ждать нового подъема революции с десяток лет. Но не все так плохо, «буржуазия записывается еще в республиканские ряды» (Молотов в духе времени страшится угрозы восстановления монархии как итога революции). Но все равно «после кризиса 3–5 июля нет возможности мирной передачи власти в руки Советов… В изменении мирного характера революции и есть переломный момент. Власть можно получить только силой». После этого брутального суждения Молотов пускается в абстрактные рассуждения о «пролетариате и беднейшем крестьянстве», которые вместе «хотят взять власть в свои руки». С точки зрения практической выглядело это не очень убедительно. Как они ее возьмут, если не через Советы? В своем выступлении Н. Бухарин раскритиковал Молотова, выступив за передачу власти большевистским Советам и перевыборы других[122]. Так, собственно, и получится на практике.
Молотов, как и официальная большевистская партийная самоистория, утверждали, что ленинцы победили, и съезд снял лозунг «Вся власть Советам». Однако достигнутый компромисс был сложнее: партия должна «отстаивать против контрреволюционных покушений все массовые организации (Советы, фабрично-заводские комитеты, солдатские и крестьянские комитеты) и в первую голову Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», продолжать бороться за влияние в них. Так что линия большевиков менялась не сильно. Резолюция ставила задачу «взятия государственной власти» в руки революционных классов