ся в переходном состоянии с этого света на тот. Вячеслав Михайлович смотрел на друга, который чуть не убил его, но теперь был повержен самой судьбой. «Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и пытался что-то говорить, но сознание к нему так и не вернулось. Когда он пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал его руку»[1211].
Хотел ли Молотов, чтобы Сталин выжил? Вряд ли кто из членов узкого руководства этого желал. Вечером они снова собрались в кабинете Сталина, сохранявшем и без хозяина значение «места силы», тронного зала. Министр здравоохранения Третьяков огласил диагноз: массивное кровоизлияние в мозг, в левое полушарие, на почве гипертонии и атеросклероза мозговых артерий. В старости Молотов говорил о Берии: «Не исключаю, что он приложил руку к его смерти. Из того, что он мне говорил, да я это чувствовал. На трибуне Мавзолея 1 мая 1953 года делал такие намеки»[1212]. Но ничего конкретного об этом Молотов не знал.
О формировании новой системы власти Молотов вспоминал на январском пленуме ЦК 1955 года, где уже критиковали Маленкова: «Мы стоим у постели больного человека, который умирает. Надо между собой поговорить, никто не говорит с нами. Здесь есть двое – Маленков и Берия. Мы сидим на втором этаже: я, Хрущев, Булганин, Ворошилов, Каганович, а они наверху. Они приносят готовые, сформулированные предложения, обращение ЦК, проекты Президиума Верховного Совета, состав Правительства, глава Правительства, Министерства, такие-то Министерства объединить и прочее. Все это принесли нам Берия и Маленков»[1213]. Сидевшие на втором этаже товарищи согласились с предложениями Берии и Маленкова и созвали вечером 5 марта форум, соответствующий случаю, – «Совместное заседание Пленума Центрального комитета КПСС, Совета Министров Союза ССР и Президиума Верховного Совета СССР». Эти три высших органа партийно-государственной власти должны были определить будущее страны, если она останется без главы правительства и лидера правящей партии. Чья воля теперь будет направлять развитие СССР? Третьяков сообщил собравшимся, что Сталин в обозримой перспективе к работе не вернется. Маленков и Берия огласили предложения Бюро Президиума ЦК и примкнувших к нему Молотова и Микояна: Совет министров СССР возглавит Маленков, Министерство иностранных дел – Молотов, внутренних дел (в которое вошли структуры МГБ) – Берия, Президиум Верховного Совета СССР – Ворошилов. Хрущеву предстояло сосредоточиться на работе партаппарата. Берия, Молотов, Булганин, Каганович стали первыми заместителями председателя Совета министров. Бюро президиумов ЦК и Совмина упразднялись, но Президиумы становились более узкими. Таким образом, узкое руководство становилось публичным. Президиум ЦК теперь состоял из бывшей «девятки», Молотова и Микояна.
Собравшиеся единогласно одобрили эти решения. А через час, без десяти десять вечера, Сталин скончался. Начиналась новая глава в истории страны и биографии Молотова. Соратники Сталина, которых он приблизил в последние годы жизни, в глазах страны и мира по своей известности не шли ни в какое сравнение с Молотовым. Этих функционеров могли спросить: а вы вообще кто такие? Включение в состав высшего руководства старых известнейших большевиков Молотова и Микояна снимало этот вопрос.
В.А. Никонов даже считает, что «если бы в СССР проводились состязательные выборы, у Молотова были бы все шансы возглавить страну»[1214]. Если бы в СССР на протяжении его существования с 20-х годов проводились действительно состязательные выборы, у Молотова таких шансов не было бы, так как большевиков давно бы оттеснили от власти другие партии. Еще до образования СССР большевики для того и отняли у страны возможность выбора между партиями, чтобы иметь возможность десятилетиями проводить свой курс независимо от отношения к нему населения. Но на выкошенном террором публичном поле в начале 50-х годов Молотов действительно был самым известным лидером, причем известным с положительной стороны. Неудивительно, что люди, обладавшие высшей после Сталина властью, решили, что без его лица им не обойтись. Так что 9 марта, в день похорон Сталина, трибуну Мавзолея нельзя было представить без Молотова.
Л. М. Каганович, Н. А. Булганин, В. М. Молотов, Г. М. Маленков, Л. П. Берия, К. Е. Ворошилов выносят гроб с телом И. В. Сталина из Дома союзов. 9 марта 1953. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1664. Л. 12]
Это был, наверное, самый странный день рождения Вячеслава Михайловича. Он встречал его на главных похоронах в истории страны с 1924 года. Людской поток шел мимо тела вождя в Доме союзов, прощаясь с эпохой. На Трубной площади возникла смертельная давка из желающих приобщиться к зрелищу смены эпохи. Молотов стоял у гроба, а когда пришло время – подставил плечо под него.
Свою прощальную речь с трибуны Мавзолея он произносил третьим после Маленкова и Берии. «Дорогие товарищи и друзья! В эти дни мы все переживаем тяжелое горе – кончину Иосифа Виссарионовича Сталина, утрату Великого вождя и вместе с тем – близкого, родного, бесконечно дорогого человека…»
Глава XЛицо коллектива(1953–1956)
После смерти Сталина именно он, Молотов, был «последним из могикан» ленинской руководящей команды, в которую входил с 1921 года. Он – легендарный участник также дореволюционного большевистского руководства, единственный член партии с таким стажем из тех, кто остался на вершине власти. Даже Каганович, Ворошилов и Микоян от него отстают, не то что остальные руководители страны. Наверное, это что-то говорит о его способностях и достойно всяческого уважения. И вот теперь Хрущев его отчитывает как мальчишку! А остальные кивают и поддакивают этому полуграмотному хамоватому выскочке. Молотов – член Президиума ЦК, но даже мидовские работники, включая его выдвиженца и «правую руку» Андрея Громыко, шпыняют ветерана ленинской гвардии как нашкодившего школьника. Как это могло выйти? Что пошло не так? Ведь еще в прошлом году Вячеслав Михайлович был непререкаемым авторитетом в вопросах внешней политики. Он воспринимал как должное овации в свой адрес, почтительные реверансы Хрущева и Булганина, послушную суету сотрудников, а ведь в это время и начинался поворот к разрушению того здания, которое построили они со Сталиным.
1. Коллективное руководство и дипломатическая оттепель
После смерти Сталина к власти в СССР и КПСС пришло «коллективное руководство». Это всячески подчеркивалось. Главный редактор «Правды» Шепилов получил строгий выговор за то, что после похорон Сталина газета разместила речь Маленкова на первой полосе, а речь Молотова на второй и в меньшем объеме, да еще опубликовала смонтированное фото Сталина, Мао и Маленкова, подчеркивая роль последнего как преемника Сталина. Государством и партией руководит не Маленков, а Президиум ЦК КПСС.
Но все же сразу после смерти Сталина для всего мира пост председателя Совета министров, который занял Маленков, считался наиболее важным в советском руководстве. Молотов, отвечавший за внешнюю политику, Каганович, координирующий руководство промышленностью, Берия, взявший в свои руки МВД, и Булганин, отвечавший за оборону, стали «первыми» заместителями председателя Совета министров. Хрущеву государственных постов не досталось, но он сосредоточился на руководстве партийным аппаратом, который должен был обслуживать Президиум ЦК КПСС, состоящий в своем большинстве из государственных деятелей.
Среди 10 членов Президиума ЦК изначально выделился «триумвират» наиболее энергичных руководителей – Маленков, Берия и Хрущев. С высоты своего политического опыта Молотов не мог не замечать, что они будут бороться за лидерство. Но Молотов пока старался держаться в стороне от схватки за место нового вождя по ряду причин. Во-первых, ему была выделена обширная, важная и престижная сфера внешней политики, которая поглощала почти все его внимание. Во-вторых, по возрасту, опыту и авторитету он мог претендовать на место нового вождя, но малейший шаг в этом направлении мог возбудить ревность и претензии других членов «коллективного руководства». В силу того же возраста Молотов мог лидировать, только опираясь на поддержку более молодых деятелей. Пусть они пока поборются, а те, кто останутся на вершине, истощат свои силы и накопят антирейтинг. Тогда Вячеслав Михайлович и сможет сказать свое веское слово в качестве арбитра. Пока его задача во внутриполитической борьбе – оставаться в лагере победителей в надежде, что занятые этой борьбой, они не полезут в его внешнеполитическую епархию. А если полезут – нужно давать отпор.
Георгий Максимилианович Маленков. 1955. [РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 487. Л. 1]
7 марта Молотов вернулся к работе министра иностранных дел, но не в привычном здании рядом с Лубянкой, а в грандиозной для того времени высотке на Смоленской площади. Первым делом следовало разгрести «авгиевы конюшни» внешней политики Сталина и Вышинского 1950–1952 годов. Наиболее острые проблемы – советско-югославский и советско-турецкий конфликты и война в Корее. 29 апреля Молотов впервые принял временного поверенного в делах Югославии Д. Джурича. Это был серьезный сигнал потепления. Югославам дали понять, что можно отказаться от проклятий и перейти к нормальным дипломатическим отношениям. 6 июня Молотов сообщил Джуричу, что наступило время обменяться послами. Югославское руководство с этим согласилось.
Еще один спровоцированный по инициативе Сталина конфликт с Турцией было решено преодолеть еще в 1951 году как раз по инициативе Молотова. Теперь Вячеславу Михайловичу были и карты в руки. 30 мая он пригласил турецкого посла Ф. Хозара и зачитал заявление советского правительства: «Во имя сохранения добрососедских отношений и укрепления мира и безопасности, правительства Армянской ССР и Грузинской ССР сочли возможным отказаться от своих территориальных претензий к Турции. Что же касается вопроса о проливах, то советское правительство пересмотрело свое прежнее мнение по этому вопросу и считает возможным обеспечение безопасности СССР со стороны Проливов на условиях, одинаково приемлемых как для СССР, так и для Турции.