[1235]. Ох, сколько они уже погубили старых друзей, одним больше, одним меньше. Но Берия думал, что после смерти Сталина это кончится. Ан нет. Дело Сталина живет.
2–7 июля проходил пленум ЦК КПСС, который должен был легитимизировать расправу над Берией. С докладом выступил Маленков, который доложил пленуму о том, как членам Президиума ЦК удалось разоблачить шпиона и заговорщика в своих рядах. Заговорщик виноват в том, что плохо, развязно вел себя на заседаниях. Это было подозрительно. Также стали поступать сигналы, что он собирает информацию о ситуации в Литве, Белоруссии и Украине в обход партийных каналов, только по линии МВД (Берия объяснял, что хотел представить в Президиум объективную информацию о положении дел в этих республиках). Но «ясно, что Берия преступно замыслил поставить МВД над партией, замыслил поставить ЦК и Правительство под контроль МВД». Он хотел «предпринять через МВД шаги к нормализации отношений с Югославией» (о чем, кстати, сообщил Маленкову, но тот якобы предложил обсудить этот вопрос в ЦК), держал «курс на буржуазную Германию», при амнистии якобы освобождал «воров-рецидивистов». И к тому же именно МВД спровоцировал выступление Сталина против Молотова (тут Маленков будто забыл, что в это время Берия не имел отношения к МВД). В общем, Берия «распоясался» и «преступно разложился» (тут Маленков опустил интимные подробности). Но мало просто арестовать Берию, нужно обеспечить «повышение партийного руководства», а полномочия МВД уменьшить[1236].
Члены ЦК с энтузиазмом поддержали решение Президиума ЦК. Конечно, среди них было немало обиженных Берия лично или плохо относившихся к органам безопасности, как Жуков. И было за что. Но если бы жертвой был избран Маленков или Хрущев – реакция была бы такой же. Возможно, лишь фигуры таких старых соратников Сталина, как Молотов, Каганович и Микоян пока выглядели несокрушимо.
В своем выступлении на пленуме Молотов утверждал, что «разоблачен предатель в руководящем ядре нашей партии и правительства». Молотов высказал уверенность в том, что пост министра внутренних дел был для Берии «переходной стадией», и он «подбирался на пост премьер-министра Советского Союза». Для Молотова главное – вмешательство Берии во внешнеполитические вопросы: «должен коснуться вопроса, который, мне кажется, вскрыл окончательно физиономию Берия. Это – обсуждение германского вопроса». Молотов признал, что нужно было поправить «явно левацкий курс» в ГДР. При обсуждении этого вопроса «раздалась речь Берия – что нам этот социализм в Германии, какой там социализм, была бы буржуазная Германия – только бы миролюбивая. Мы таращили глаза… Мне казалось, что, может быть, это оговорка, может быть, неточность выражения, полемическое увлечение или не рассчитал человек, что наговорил вгорячах». Тем более, что Берия согласился записать в постановлении фразу не против строительства социализма, а против ускорения строительства социализма. Но Молотов пришел к выводу, что «это был разговор человека, который не имеет ничего общего с нашей партией, это человек из буржуазного лагеря, это человек антисоветский». А еще Берия по своим каналам пытался наладить товарищеское общение с Тито и Ранковичем. Если по германскому вопросу реальная позиция Молотова в 1952–1954 годах была недалека от того, за что он клеймил Берию, то попытка сближения с Югославией была преступлением настоящим. Только вот вскоре такое преступление совершит большинство Президиума ЦК.
Когда Молотов возмущался по поводу попытки контакта с югославами, его неосторожно перебил Маленков: «И мы хотели нормализации отношений». Молотов продолжил гнуть свою линию: Берия «распоясался», он «агент, классовый враг». И между прочим, он вопреки партийной субординации, выдвинул Маленкова на пост председателя правительства (первый подкоп под легитимность назначения Маленкова). И вообще, это Берия виноват, что после 1937 года «атмосфера испортилась: пленумы перестали собирать. Съезд затянулся на 13 лет». Вот злодей! А Сталин, получается, не причем. Берия мечтал «о том пути, по которому пошел Тито и его банда», пытался «создать трещинку и на этой почве подорвать Советский Союз». И в животноводстве, и в овощеводстве «он мешал, он тормозил, он всячески препятствовал выправить дело»[1237]. Отвлекшись от Берии, Молотов прошелся по мировой обстановке, сослался на сталинские «Экономические проблемы». И в таких современных условиях «классовый агент нашего классового врага послан в нашу страну, для того, чтобы в это тревожное время вносить дезорганизующие моменты в нашу работу»[1238]. Молотов забыл, что Берию в советское руководство «послали» не сейчас, а три десятилетия назад. Словно чувствовали империалисты, какая обстановка сложится к 1953 году. Текст своего выступления Молотов затем тщательно отредактировал, сделав формулировки более официальными, но сохранив смысл сказанного. Только версию о том, что Берию внедрили в советское руководство, предвидя обстановку в мире в 1953 году, Вячеслав Михайлович при редактировании убрал, заменив более обтекаемой формулировкой: «Мне кажется, именно в этой связи мы должны рассматривать вопрос о Берия, который уже слишком распоясался в последние недели и тем невольно помог своему разоблачению»[1239].
В итоге Берия был объявлен западным шпионом, агентом мусаватистов, заговорщиком, который втерся в доверие к Сталину, шпионил за коллегами, подрывал дружбу народов СССР, взял курс на превращение ГДР в буржуазное государство, стремился наладить личную связь с Тито и Ранковичем, хотел «расколоть ленинско-сталинское руководящее ядро», использовать МВД для захвата власти[1240]. Пленум единогласно постановил исключить Берию как врага народа и партии из рядов КПСС и предать суду. Никто из членов ЦК не возражал, понимая, что в таком случае можно сесть с Берией рядом в качестве сообщника.
По итогам пленума Молотов выступил на партсобрании в МИДе. Помощник министра О. Трояновский вспоминал: «Он заявил, что однопартийная система при всех ее преимуществах имеет и существенные недостатки. Различного рода сомнительные элементы, подобные Берии, которые в ином случае оказались бы в других партиях, в карьеристских целях вступают в КПСС, засоряя и дискредитируя ее»[1241].
С фактическими доказательствами вины Берии дело обстояло плохо. На допросах, продолжавшихся в июле – ноябре, следователи задавали вопросы на самые разные темы от деятельности Берии в Азербайджанской демократической республике до его действий накануне ареста. Он признавал мелкие нарушения, но отрицал почти все, что можно было трактовать как уголовное преступление. Все же, Берия признал, что в 1939–1940 годах в его присутствии производились избиения заключенных[1242]. Да, виноват, но сам не бил, значит и расстреливать за это его нельзя. О своей позиции по поводу ГДР Берия отвечал: «Мои предложения по германскому вопросу были приняты с некоторыми поправками, и эти поправки я полностью разделяю»[1243]. Впрочем, Берии уже «шили», что он специально дезорганизовал советские разведывательные службы в ГДР, в результате чего они были лишены информации «в момент вражеской вылазки американской агентуры»[1244]. Так что теперь он был еще виноват и в восстании в ГДР в июне 1953 года.
Наиболее болезненные обвинения, которые Берии пришлось признать, были связаны с его любвеобилием. Следователи настаивали на том, что он насиловал многочисленных женщин, с которыми спал, но он категорически отрицал обвинения в изнасилованиях. В итоге на суд вынесли лишь эпизод с изнасилованием В. Дроздовой, потому что на момент соблазнения Берией она была несовершеннолетней (Берия отрицал, что знал об этом, зато рассказывал о своей любви к ней и даже намерении жениться[1245]). Вообще-то и этого обвинения было бы достаточно, чтобы надолго отправить Берию в тюрьму по позорной статье, навсегда дискредитировать его. Но бывшим товарищам было нужно образцово-показательное уничтожение – ведь они уже объявили о политических преступлениях Берии, чтобы его арестовать. Теперь от этого не следовало отступать. Нелицеприятные подробности жизни Берии выявились уже позднее. Как сообщить теперь народу и миру, что разоблачена не угроза советскому строю, а банальное моральное разложение одного из членов высшего коммунистического руководства? К тому же на Берию можно было свалить их коллективные злодейства при Сталине и многочисленные политические проблемы от восстания в ГДР до советско-югославского конфликта, к развязыванию которого Берия не имел отношения, а теперь вообще был объявлен титоистом.
17 сентября Президиум ЦК постановил провести суд над Берией и его «сообщниками» в закрытом заседании без участия сторон. Как было заведено при Сталине. Среди обвинений в его адрес было и то, что после смерти Сталина «Берия стал кощунственно глумиться над его памятью»[1246]. Но акценты за время следствия смещались, и в итоге Берия и его подельники были также «изобличены» в «террористических расправах над людьми, со стороны которых они опасались разоблачений»[1247]. Вскрылась тема использования и испытания на заключенных ядов. Начатые Берией разоблачения необоснованных репрессий должны были продолжаться. Но методы политической борьбы, использованные членами руководства КПСС в деле Берии, показывали, что тоталитарный режим сохранялся. 23 декабря Берия был приговорен к расстрелу вместе с группой своих бывших подчиненных и казнен. Расправа над руководителем органов «безопасности» повлекла за собой процессы над организаторами некоторых «дел» позднесталинского периода. В частности, был расстрелян бывший министр госбезопасности Абакумов.