[1437]. Вызывала опасения и молодежь: «Центральный Комитет считает необходимым обратить внимание всех партийных организаций на имеющиеся у нас крупные недостатки в работе с молодежью. Нельзя пройти мимо того, что среди некоторой части студенчества имеют место нездоровые настроения, высказываются неправильные взгляды на нашу советскую действительность. За последнее время в ряде высших учебных заведений Москвы, Свердловска, Каунаса, Таллина и некоторых других городов были прямые антисоветские и националистические выступления»[1438]. Угроза слишком радикальной десталинизации, которая вылилась в дестабилизацию ситуации в Восточной Европе, особенно в Венгрии, заставила Хрущева внять аргументам охранителей, но не надолго. Хрущев и Микоян продолжали стремиться к углублению реформ и более решительному размежеванию со сталинским прошлым, но только безопасным для коммунистического режима. Символом этого размежевания могло стать изгнание из руководства таких столпов эпохи Сталина, как Молотов и Каганович.
10. Потеря поста, польское волнение и венгерский шторм
Неопубликованный текст доклада был разослан «братским партиям». Через Польскую объединенную рабочую партию (ПОРП) его текст «утек» на Запад и был опубликован в «Нью-Йорк таймс» 4 июня. Возможно, к радости Хрущева – гласность придавала процессу необратимость. Теперь Молотов, Каганович и Ворошилов не смогут «замылить» вопрос сталинских преступлений, а значит и вернуть ситуацию, в которой станет возможным их повторение. Только после оглашения текста доклада в мировом масштабе вышло постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий».
Критика Сталина поляризовала международное коммунистическое движение. Лидерам Союза коммунистов Югославии она понравилась, а Коммунистической партии Китая – нет. У них были свои претензии к Сталину, но нельзя вываливать этот компромат на свет, не посоветовавшись с товарищами и даже не предупредив Пекин. Коммунисты по всему миру, кроме югославских, были в шоке. Но доклад Хрущева дал европейским коммунистам возможность выйти из тупика сектантства и догматизма, в котором они оказались в первые годы холодной войны. И произошло это очень вовремя для восточноевропейских коммунистов – общества этих стран устали от форсированного «строительства социализма», начинались социальные волнения, перераставшие в столкновения «рабочих» режимов с рабочими то в Пльзене, то в Познани.
О коммунистическом терроре в общем было известно, и доклад Хрущева лишь добавлял тут деталей. Главное, что Хрущев принес этим выступлением – коммунистическое движение готово к признанию ошибок, самоочищению и обновлению. В европейском мышлении такое ценится. Процессы развивались в зависимости от национальных особенностей – долготерпеливости населения в одних странах или готовности граждан, еще не совсем принявших «социалистический образ жизни», потребовать от коммунистов отчет за тяготы и страхи предыдущего десятилетия. Но и личностные факторы играли важную роль.
12 марта в Москве умер польский лидер Берут, то ли простудившийся, то ли слишком потрясенный докладом Хрущева о Сталине на ХХ съезде. При участии Хрущева новым руководителем ПОРП стал центрист и не самый инициативный руководитель Э. Охаб. Было принято решение ознакомить все парторганизации с секретным докладом Хрущева.
28–29 июня в Познани вспыхнули рабочие волнения, которые из-за жестких действий властей переросли в настоящее восстание. 18–28 июля на долгом пленуме ЦК ПОРП искали виноватых и жестко спорили о возможности реабилитации Гомулки. 2 августа Гомулка был восстановлен в партии и реабилитирован вместе со своими «подельниками». Его популярность в стране резко выросла. Для Молотова Гомулка был титоистом, и его возможный приход к власти в Польше казался поражением дела коммунизма.
Не проще была и ситуация в Венгрии. В 1955 году, когда позиции Маленкова в СССР ослабли, сталинец Ракоши сумел отстранить Надя от власти и объявить его «правым оппортунистом». Надь отказался «каяться» и за это был исключен из партии, но его авторитет в обществе только возрос. После осуждения культа личности Сталина в СССР венгерские противники сталинизма воспряли духом. 18 июля при участии Микояна одиозного Ракоши поменяли на посту первого секретаря Венгерской партии трудящихся (ВПТ) на старого коммуниста и коминтерновца Э. Гере, который также был человеком негибким, но без энергичности Ракоши. Такая рокировка не помогла успокоить венгерскую общественность, добивавшуюся перемен. За возвращение Надя к власти и продолжение демократических реформ выступали венгерские писатели и студенчество. Надь и его сторонники уделяли большое внимание опыту югославской модели. С одобрения реформистов-коммунистов был создан «кружок Петефи», где обсуждались самые острые проблемы страны.
Общественное движение становилось все более активным. Консервативных коммунистов высмеивали на публичных дискуссиях. Прошло торжественное перезахоронение Л. Райка, казненного во времена Сталина и Ракоши. Эти похороны превратились в демонстрацию, направленную против нынешнего «сталинистского» руководства. Росла популярность репрессированного при Ракоши и реабилитированного в 1954 году коммунистического лидера Я. Кадара. Общественные организации писателей и студентов, профсоюзы и другие структуры, которые еще недавно играли роль приводных ремней тоталитарного режима, теперь были каналами движения снизу. Партийное руководство было непоследовательно, маневрировало между различными течениями в ВПТ, постоянно оглядывалось на Москву, где тоже не было единой позиции. В результате сменявших друг друга «потеплений» и «похолоданий» в партийном курсе общественность только раззадоривалась, а авторитет партии падал.
Молотов был в курсе этой ситуации, но все меньше мог влиять на советскую внешнюю политику. Да и не очень ему нравилось обслуживать новый курс Хрущева, что тот хорошо понимал при всей формальной готовности Вячеслава Михайловича подчиняться партийной дисциплине. 13 апреля на Президиуме ЦК Хрущев охарактеризовал предложения Молотова по сокращению вооружений с большевистской прямотой: «Неприемлемо, дубово, основы нет, только идея. Неприемлем. МИДу, Молотову самому переработать на основе обмена мнениями»[1439].
18 апреля было публично заявлено о прекращении деятельности Коминформа. Хрущев готовился к ответному визиту Тито, надеясь закрепить успех прошлогодней встречи. На этот раз Молотову предстояло принять участие в переговорах.
Записка В. М. Молотова М. А. Суслову с одобрением «директивных указаний». 1 мая 1956. [РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 32. Л. 40. Автограф В. М. Молотова]
Он продолжал настаивать, что нужно нажимать на югославов. При обсуждении предстоящего визита на Президиуме ЦК Молотов настаивал, что нужно «более определенно выразить отношение» к недостаткам партнера. Его возмутила фраза Тито «В царствование Сталина»[1440]. Но Хрущеву было важно, чтобы сближение с Тито не сорвалось: «Нас огорчает, что за время после пленума Молотов не изменился»[1441]. Это было последней каплей, и 26 мая Хрущев поставил вопрос «О назначениях по Министерству иностранных дел». Первый секретарь раскритиковал работу министра: «У Молотова плохо идет с МИДом, он слаб как министр иностранных дел. Молотов – аристократ, привык шефствовать, а не работать. Тов. Молотова освободить от обязанностей министра иностранных дел». Обсуждение продолжилось 28 мая. Молотов оправдывался: «Я искренне и честно выполняю решения ЦК». Старого товарища поддержал Каганович: «Внутри страны это может быть встречено не очень хорошо». Хрущев понимал, что популярность Молотова остается проблемой. Микоян, Каганович, Ворошилов и Булганин предлагали переходный период. Можно пока назначить Шепилова первым заместителем министра, а позднее заменить им Молотова. Активнее других против Молотова выступил Маленков: «Половинчатое решение ничего не даст. Сейчас решить этот вопрос, не держать в неопределенном положении МИД». Его поддержали Первухин, Жуков, Брежнев и другие. Такая позиция Маленкова была не удивительна, ведь в период его премьерства именно Молотов был наиболее принципиальным противником «правого» реформаторства. Теперь эту молотовскую ортодоксию критиковал новый хозяин партаппарата Хрущев: «Следует заменить т. Молотова. С этим все согласны… Молотов после смерти Сталина твердо стоит на старых позициях – завинчивать. Кроме лордства ничего нет за т. Молотовым. По внутренним вопросам – о целинных землях. Колхозного вопроса товарищ Молотов не понимает. Не совсем правильно, что существует мнение насчет авторитета Молотова. Переместить. Форма превращается в политику»[1442]. Хрущев предложил обсудить вопрос еще раз, но затем решение было принято в рабочем порядке. 1 июня министром иностранных дел СССР был назначен Шепилов. Он пока не возражал Хрущеву «по колхозному вопросу», как и по другим.
Дмитрий Трофимович Шепилов. 1955. [Из открытых источников]
После ХХ съезда отставка Молотова была крупнейшей сенсацией мирового уровня. Стало ясно, что в Кремле теперь начались серьезные перемены не только на словах, и они серьезно скажутся на внешней политике.
Как пишет Дж. Робертс, «Молотов был повержен, но не нокаутирован. Должности взамен ему не дали, но он был оставлен в составе Президиума и активно участвовал в его дискуссиях и решениях»[1443]. Это как раз устраивало Хрущева – весь мир должен видеть, как Молотов своим участием поддерживает хрущевскую внешнюю политику.
Молотову предстояло участвовать в переговорах с Тито в качестве члена Президиума ЦК и заместителя председателя правительства с неопределенными полномочиями. Во время бесед с