[1548]. Через пять лет и сам Хрущев подведет мир к грани ракетно-ядерной войны.
29 июня на пленуме были зачитаны покаянные заявления Маленкова, Кагановича и Молотова, который позволил себе огрызнуться на Хрущева: «В связи с вчерашним выступлением тов. Хрущева, которое было крайне необъективным…» Молотов снова признал ошибки, но с оговоркой: «в работе Президиума имеются некоторые недостатки, на которые время от времени законно обращали внимание отдельные члены Президиума ЦК.
Ведь и главным поводом к созыву Президиума ЦК 18.VI, как уже здесь говорилось, были некоторые факты нарушения коллективного руководства со стороны тов. Хрущева»[1549].
29 июня пленум принял постановление «Об антипартийной группе Маленкова Г.М., Кагановича Л.М., Молотова В.М.». Она «добивалась смены состава руководящих органов партии», «упорно сопротивлялась и пыталась сорвать такое важнейшее мероприятие, как реорганизация управления промышленностью, создание совнархозов», вела «ничем не оправданную борьбу против призыва партии – догнать в ближайшие годы США по производству молока, масла и мяса на душу населения». Задним числом мнение Первого секретаря отождествлялось с позицией партии. Отныне публично спорить с ним было нельзя. Молотов дополнительно обвинялся в сопротивлении освоению целинных земель и улучшению отношений с Югославией. И главное: «Тт. Маленков, Каганович и Молотов упорно сопротивлялись тем мероприятиям, которые проводил Центральный комитет и вся наша партия по ликвидации последствий культа личности, по устранению допущенных в свое время нарушений революционной законности и создания таких условий, которые исключают возможность повторения их в дальнейшем». В той части постановления, которое не планировалось публиковать, говорилось: «Как теперь установлено, тт. Маленков, Каганович и Молотов несут персональную ответственность за необоснованные массовые репрессии…» и хотели скрыть следы своих преступлений путем захвата власти[1550].
Постановление было предано гласности лишь частично. Не были оглашены дисциплинарные меры, направленные против вовремя отмежевавшихся Булганина, Первухина и Сабурова. Было важно показать, что против Хрущева выступила небольшая группа руководителей, а не большинство Президиума ЦК. Ворошилова формально вообще решили простить, учитывая его исторические «заслуги». Только в 1960 году он был снят с поста председателя Президиума Верховного Совета СССР, а формальным главой государства стал Брежнев.
Три организатора «Антипартийной группы» были выведены из состава Президиума ЦК и из состава ЦК. «Примкнувший к ним» Шепилов с поста секретаря ЦК. Президиум ЦК был пополнен за счет кандидатов Жукова, Брежнева, Шверника, Фурцевой и секретарей ЦК Аристова и Беляева. Это было нелишне, ведь часть «примкнувших» пока оставили в руководстве. При принятии постановления Молотов был единственным воздержавшимся[1551].
Постановление пленума ЦК КПСС об осуждении группы Г.М. Маленкова, Л.М. Кагановича и В.М. Молотова, за выступление против линии партии и выводе их из состава членов Президиума, и членов ЦК КПСС. 29 июня 1967. [РГАСПИ. Ф. 17. Он. 171. Д. 498. Л. 9–17. Копия. Машинописный текст]
Страна и мир пока не знали о произошедших событиях. Только 3 июля «Правда» намекнула, что даже высокопоставленные нарушители партийной дисциплины будут исключены из партии, как Каменев и Зиновьев. Такое сравнение было очень опасно для членов «антипартийной группы». Но осуждение «культа личности» в 1956 году стало рубежным событием отечественной истории. Суть осужденного сталинского «культа» была не в похвалах первому лицу (эта слабость была и у Хрущева с Брежневым), а в репрессиях против оппонентов. Нужно было показать партийной элите, поддержавшей Хрущева, что теперь все будет не так, как при Сталине. Под гром разоблачений «антипартийной группы» проигравшим лидерам подыскивалась приличная работа подальше от Москвы. Заодно покончили и с маленьким культом личности Молотова, вернув историческое название Перми и другим населенным пунктам, названным в честь Вячеслава Михайловича. Был ликвидирован его музей в Нолинске.
29 июля Молотов был освобожден от должности министра государственного контроля и 3 августа назначен послом в Монголию. Маленков был назначен директором Усть-Каменогорской ГЭС, Каганович – Уральского калийного комбината, Шепилов – директором Института экономики Киргизской ССР, Сабуров – зампредом Госкомитета по внешнеэкономическим связям, а затем директором завода в Сызрани. Первухину доверяли больше, назначив послом в ГДР. В отличие от прежних времен, к проигравшим политикам не были применены уголовные репрессии. Это стало еще одним свидетельством перехода от тоталитаризма к более мягкому авторитарному режиму после ХХ съезда КПСС.
В.А. Никонов сетует: «Как водится, первой пострадала семья. Так получилось, что в дни пленума Светлана, еще не вышедшая из декретного отпуска по уходу за мной, вместе с мужем находилась в круизе вокруг Европы. В Италии их сняли с борта корабля и под конвоем доставили в Москву»[1552]. Их научная карьера затормозилась. Спору нет, обидели родственников Молотова. Не дали закончить круиз по Средиземноморью, который для подавляющего большинства советских людей был чем-то несбыточным. Но все же их страдание оказалось весьма умеренным по сравнению со сломанными судьбами и мучениями, а то и гибелью семей «врагов народа», которые отправлялись на смерть Молотовым.
А еще выгнали с правительственной дачи. Действительно, зачем послу в Монголии собственная дача в Москве? Молотов посвятил жизнь созданию общества, в котором нет места мещанским мелкособственническим ценностям. Теперь было о чем печалиться: «Розы Молотова, которые он любовно выращивал много лет, новым хозяином были безжалостно уничтожены. Вывезти огромную библиотеку с ценнейшими книгами и документами эпохи Молотову не разрешили»[1553]. Семья переехала в престижный дом на улице Грановского в центре Москвы.
Готовность довериться среднему партийному звену в борьбе против «равных по рангу» спасла Хрущева, но выдвинула вперед партийных чиновников, которые сделались теперь гораздо более влиятельными, чем при Сталине. В то же время роль Президиума ЦК на время ослабла, что укрепило режим личной власти Хрущева.
При этом партийные руководители стали опасаться, что теперь власть у них могут отобрать популярные военные, и прежде всего Жуков. Поддержав Хрущева дважды – в борьбе с Берией и с «антипартийной группой», Жуков приобрел почти такой же авторитет в стране, как и сам Хрущев. При этом он показал, что готов вмешиваться во внутрипартийную борьбу. 19 октября, когда Жуков находился в зарубежной поездке, Хрущев созвал пленум ЦК, «разоблачивший» бонапартистские наклонности маршала, вывел его из Президиума ЦК, самого ЦК и снял с поста министра обороны. В отличие от подобной практики Сталина, Хрущев сохранил опальному маршалу комфортную жизнь и почет.
27 марта 1958 года Булганин был снят с поста, и Хрущев занял важный государственный пост председателя Совета министров. Это было необходимо ему, чтобы представлять СССР на международной арене, где правительственные посты считались более важными, чем партийные.
Молотову тоже предстояло внести свой вклад в международные дела. Правда, куда более скромный, чем раньше. Но после произошедших политических потрясений грех жаловаться: статус посла – это лучше, чем арест. Молотов оставался политической фигурой и после 1957 года.
3. Монгольская политика
5 сентября 1957 года Молотов выехал в Монголию. По дороге посетил место ссылки Манзурку. Жизнь сделала петлю – начиналась ссылкой, и на склоне лет тоже ссылка. Но все же не в пример первой – весьма почетная.
Монгольские товарищи понимали, что Молотов не пользуется доверием Москвы, но для них он был фигурой исторической, легендарным революционером, соратником Ленина и политиком с огромным государственным опытом. С таким не грех и посоветоваться.
В посольстве, как положено, провели партсобрание с обсуждением решений июньского пленума ЦК КПСС, но каяться Молотов не стал[1554]. Сначала новый посол не был загружен делами. Монголия хоть и была формально независимой, но напоминала захолустье СССР. Посольские дела пока шли своим чередом, рутиной занимались сотрудники.
Летом Молотов приезжал в отпуск и отдыхал в доме отдыха МИДа «Юность», в районе станции Чкаловская. Внук Молотова В.А. Никонов вспоминает, что «мы с сестрами жили там все лето – вплоть до 1965 года» – то есть даже после исключения Молотова из партии и увольнения из МИДа. До 1961 года Молотову разрешалось также в течение месяца пользоваться дачей в Мухалатке[1555].
В Монголии Молотов совершал дежурные визиты в советские учреждения, прогуливался по Улан-Батору, ездил по стране. «Когда Хрущев отправил меня послом в Монголию, я побывал у них во всех аймаках, кроме двух, в юртах бывал. У них висят портреты Сталина, Ворошилова, мои, Калинина. Я хорошо переносил их климат, а вот Полина Семеновна неважно»[1556], – рассказывал Молотов писателю Чуеву.
Молотов приступил к работе послом в Монголии, когда там все было тихо и спокойно, но вскоре ему пришлось погрузиться в драматические интриги уланбаторского двора – больше как наблюдателю, реже – как советчику.
С 1940 года генеральным секретарем ЦК правящей Монгольской народно-революционной партии (МНРП) был Ю. Цеденбал (Цэдэнбал). Он работал под руководством главы правительства МНР, «монгольского Сталина» Х. Чойбалсана. После его смерти в 1952 году пост главы правительства также перешел к Цеденбалу. Но совмещал два поста он не долго – в 1954 году в порядке введения «коллективного руководства» на пост первого секретаря ЦК МНРП был избран Д. Дамба.